У нас же не одно тело.
То, что сказала это зря, Лера поняла сразу, едва слова вылетели изо рта и тяжелым камнем повисли в просторной гостиной матери.
Тело! Вероника прижала ладонь ко лбу и упала в кресло. Значит, теперь моя дочь для тебя тело?
Валерия! шикнула на Леру мама, бросаясь к сестре со стаканом воды. Думай, что говоришь!
Если бы у нее были дети, она никогда бы так не сказала! всхлипывала Вероника. Назвать моего ребенка телом!
Тетка продолжала рыдать, мама порхать возле нее, а Лера отошла к окну, пытаясь подавить в себе глухое раздражение. Нужно взять себя в руки и как-то это перетерпеть. Не первый раз она сталкивается с безутешными родственниками, должна бы уже привыкнуть, что они всегда ищут виноватых, а чаще всего срываются именно на судмедэкспертах, особенно если те женщины.
Чтобы не слышать стенаний, Лера вышла из гостиной и направилась на кухню. Она сегодня пообедала одним лишь салатом в столовой, а на завтрак, как всегда, выпила кофе с кусочком горького шоколада, потому к вечеру проснулся здоровый аппетит. Не стесняясь, соорудила себе несколько больших сэндвичей, налила в стакан невесть откуда взявшуюся в холодильнике матери, следящей за фигурой, пепси, и со всем этим богатством устроилась за столом, листая в телефоне последние городские новости.
Мама появилась на кухне в тот момент, когда Лера доела один сэндвич и взялась за второй. К удивлению, она не стала читать ей лекцию о правильном питании и предрекать, что если Лера продолжит употреблять всякую дрянь, то никогда не найдет себе мужа. Вместо этого села за стол напротив дочери и тихо сказала:
Будь, пожалуйста, с Вероникой помягче. В конце концов, она потеряла вторую дочь за полгода, заслуживает снисхождения.
Лера удивленно посмотрела на мать. Давно она не слышала от нее такого тона. И ей внезапно стало стыдно. Ведь как бы то ни было, а Вероника ей не чужая, и уж как минимум для нее стоило сделать прореху в собственной толстой коже.
Хорошо, пообещала она.
И не ешь всякую дрянь, уже привычным тоном велела мать. С таким питанием ты угробишь себе здоровье еще до сорока.
Между прочим, все это я взяла у тебя в холодильнике, напомнила Лера.
Мама будто не услышала.
Тебе нужно начать нормально питаться. Из-за отвратительного образа жизни у тебя и волосы тусклые, и кожа давно просит похода к косметологу.
Лера едва не задохнулась от возмущения. Непослушные волосы ей достались от отца, которого, между прочим, выбирала мама, а вот на кожу свою она не жаловалась даже в подростковом возрасте, когда все сверстники были усыпаны прыщами, как новогодние елки гирляндами.
Если ты продолжишь в том же тоне, я уйду, предупредила Лера, откладывая второй сэндвич. Есть перехотелось.
На пороге кухни показалась Вероника, демонстративно не глядя в сторону Леры, но та решила внять словам матери и не обижаться. Раз уж оказалась здесь, стоит выяснить кое-какие подробности о смерти Катерины, родной сестры Вероники, умершей от болезни. Карина ничего особенного не сказала, но мама и Вероника могут знать больше.
Катя? удивленно переспросила мама, когда Лера завела об этом разговор. Она давно болела. У нее был сахарный диабет чуть ли не с детства, в последние годы она колола себе какие-то бешеные дозы инсулина.
И при этом продолжала есть сладкое, с презрением бросила Вероника. Странно, что и так долго протянула с таким отношением к здоровью.
А потом и вовсе «короной» заболела, продолжила мама.
Потому что везде без маски шастала, снова вставила Вероника, представляешь, она вдруг повернулась к Лере, будто разом забыла обиду, она говорила, что всем, кто делает прививки, вживляют специальный микрочип с бомбой, и потом, когда достаточное количество людей на Земле привьется, кто-то нажмет кнопку и все привитые взорвутся.
Лера поперхнулась пепси, закашлялась, темно-коричневая жижа полетела на стол даже через нос. Такой чуши она еще не слышала! Пожалуй, эта теория превзошла все, слышанные ею ранее.
Вот! удовлетворенно ткнула в нее пальцем Вероника. И ты считаешь это глупостью, а Катя верила.
Да, но при чем тут маска? прокашлявшись, спросила Лера. Это ведь не прививка. Или в маски тоже что-то вживляли?
В мозги ей вживляли! фыркнула Вероника. И причем одни глупости. Так что исход закономерный.
Сгорела буквально за пару дней, вздохнула мама. На скорой в больницу отвезли, когда уже задыхаться начала, там сразу в реанимацию, но не откачали. Вроде отек легких начался и все. Это в начале сентября еще было, скоро годовую отмечать уже.
Лера осторожно выдохнула. Отек легких? Точно ли он начался от коронавируса, или же Катерина тоже стала жертвой «проклятия»?
А жена дяди Андрея? поинтересовалась она, стараясь никак не выдать особого интереса, чтобы мама и тетка не начали допытываться, с чего вдруг у нее проявился такой интерес к семейным делам. Она вроде давно умерла?
Так еще при родах, махнула рукой Вероника. Это ж начало девяностых было, развал в стране в целом и в медицине в частности. Лизу родила, ее и оставили все, а у нее кровотечение открылось. Пока обнаружили, она уж и скончалась.
Маточные кровотечения штука опасная, это Лера точно знала. До сих пор от них умирают роженицы, даже в стационаре не всегда удается спасти. Но в линию с «проклятием» мать Лизы, скорее всего, не ложится, однако совсем списывать ее со счетов пока не стоило.
Выяснив между делом название больницы, в которой скончалась Катерина, Лера пообещала постараться ускорить выдачу тела Виктории и распрощалась с родственницами. Раздумывая, чем бы занять остаток дня, поскольку ехать сейчас в больницу все равно бессмысленно, лечащий врач Катерины наверняка уже ушел домой, она приняла несвойственное для себя решение: позвонила Илье и позвала его на ужин. Ей сейчас необходимо было не только приятно провести с кем-то время, но и услышать несколько комплиментов. Лера едва ли призналась бы в этом кому-то, но самой себе могла: критические замечания матери по поводу ее внешности всегда попадали точно в цель и надолго портили настроение.
Глава 4
В декабре прошлого года Никита уже был дома у отца Яны, поэтому сейчас дорогу нашел без труда. Несколько часов назад Элиза написала ему, что Яна с отцом уехали по делам, их не будет до вечера, поэтому он может приехать.
Именно Элизе Никита написал, когда решал, посвятить в тайну Яны Сашу Сатинова или кого-то другого. Точнее, такой выбор даже не стоял, но, уже написав Саше сообщение, он внезапно передумал. Сам не знал, почему, просто вдруг решил, что с Сашей Яна уедет только в августе, а до этого не факт, что они будут часто общаться, ведь жить в городе ей негде, а Саша, насколько Никита знал, переезжать к себе ей не предлагал. Да и едва ли Яна согласилась бы, как он помнил, у нее довольно строгий отец. Говорить самой Яне Никита ничего не стал, боялся напугать. Человек не должен жить под гнетом неотвратимых неприятностей, тем более в том, что они именно неотвратимы, он продолжал сомневаться. Или, по крайней мере, хотел сомневаться.
В деле об убийстве матери он не прочел ничего, что подтверждало бы его воспоминания и ощущения, а также слова отца. Криминалисты не нашли следов посторонних людей или существ в квартире Кремневых, соседи также не слышали и не видели, чтобы к ним кто-то приходил незадолго до убийства. Да, гостиная была разгромлена, но ведь в ней боролись два взрослых человека, и боролись не на жизнь, а на смерть. Отец не застрелил мать одним точным выстрелом, он нанес ей четыре ножевых ранения, и только последнее стало смертельным. А до него мать могла пытаться выбраться из квартиры или хотя бы защищаться. Никита был уверен, что она выбрала последнее. Мама не смогла бы убежать, зная, что в квартире остаются трое малолетних детей. Отец не произнес ни слова после задержания, не стал давать показаний, и никто не знал, что случилось в тот вечер между ним и его женой, что привело к трагедии, а потому и не знал наверняка, что произошло бы, если бы он нашел детей. Впрочем, между тем, как все затихло, и тем, как приехала вызванная соседями полиция, прошло некоторое время, и отец их не искал. По свидетельствам полицейских, они нашли его сидящим на полу возле тела жены. И, судя по следам, он никуда не ходил все это время.