Лицо сильно распухло. Неудивительно, если учитывать, с каким энтузиазмом по нему лупили. Ладно, хрен с ним. Мне сейчас не жениться. Посмотрим, что там с остальным телом?! Потихоньку я напрягал попеременно разные группы мышц, поворачивал ноги и руки, то так, то сяк. Как и следовало ожидать, все болело. Но, по первому впечатлению, мне ничего не отбили и не сломали. Превозмогая боль в ребрах и грудной клетке, я набрал побольше воздуха, задержал дыхание и перевернулся на живот. Потом оперся на руки и встал на карачки. Голова дико кружилась, но не так, как в первые часы, когда меня доставили сюда из аэропорта. Все познается в сравнении, а я уж всего насмотрелся. Опыт есть! Несколько любопытных лиц повернулось в мою сторону, но никакого ажиотажа мое пробуждение не вызвало. Слава богу, сукины дети оставили в покое. Хотя бы на время!
Я сел, привалившись спиной к стене. Стена была холодная и как будто даже сырая. Спиной, сплошь покрытой ссадинами, ощущать ее было приятно. В голове шумело, звенело и потрескивало. Мыслей при этом не было никаких. Я просто сидел и, превозмогая боль, продолжал потягиваться и растягиваться, поворачиваться и массировать ушибленные места ушибленными же пальцами. Было это не очень приятно, но делать это необходимо! Во что бы то ни стало к утру я должен был быть в наилучшей форме, возможной в сложившихся обстоятельствах.
Как только шум в голове унялся, я произвел вторую более тщательную проверку, которая подтвердила первоначальные выводы: никаких серьезных повреждений не было. Значит, оклемавшись к утру, снова буду вполне готов к труду и обороне. Я горько усмехнулся.
Вот тебе, Знахарь, и прописка, от которой ты был благополучно избавлен в первую ходку. Заплатил тебе Бахва за добро, хорошо заплатил.
Я почувствовал, что сон наконец подступает. Камера исчезла, в тревожном полумраке передо мной закружились лица тех, кого я когда-то знал. Тех, кого любил и кого ненавидел! Живых и мертвых! Хотя кто их теперь разберет
Трудно сказать, сколько времени я просидел у стены. Часа два, три Может, больше, может, меньше. То впадал в дрему, то снова просыпался. От какого-нибудь звука или собственного неловкого движения, причинявшего нежданную боль.
В полумраке продолжали двигаться тени, я уже никого не интересовал. В очередной (бог знает, какой по счету) раз открыв глаза, я увидел, что в трех шагах от меня Манька-петух обслуживает одного из сокамерников. Это не было изнасилованиемМаньке явно доставляло удовольствие отсасывать. Я с отвращением отвернулся. Хорошо бы еще уши заткнуть, да пальцы болят. Пришлось слушать причмокивание да сопение до самого конца.
Они не успели разойтись, как я заметил, что в углу смотрящего что-то происходит.
Оттуда доносились шум, возня, придушенные возгласы. Хата притихла и насторожилась. Интерес был не праздный, потому как, что бы в том углу ни случилосьнепременно отразится на всех обитателях четыреста двадцать шестой. Несколько человек соскочили с нар и устремились туда. Я напрягал слух, пытаясь расслышать, о чем шушукаются на шконках, но уловить связную речь никак не мог.
Потом увидел, что из паханского угла к дверям направляются темные фигуры. Когда они подошли поближе, я узнал двух ближайших Бахвиных подручных, Кулька и Злого. У Злого в руке был электрический фонарик. И шли они, как оказалось, не к дверяма ко мне! Остановились в нескольких шагах. Злой поводил из стороны в сторону лучом фонарика, разыскивая меня в темноте. Луч несколько раз проскочил мимо, потом попал на лицо. Яркий свет больно резал глаза, и я зажмурился.
Что им нужно, интересно?! Проверяютне сдох ли еще?! А что потомдобьют, чтоб не мучился?! Подумалось, что, может быть, старый Бахва прислал их именно для этого. От него теперь можно всего ожидать, от сучары. Я приоткрыл один глаз и увидел Кулька прямо перед собой. Тот, в свою очередь, разглядывал меня, присев на корточки.
Жив, осклабился Кулек и, оглянувшись, сказал Злому:Вишь, зырит!
Затем снова повернулся ко мне и спросил:
Ну че, братэлла, прочухался? Втыкаешь? и тут же сам себе ответил:Втыкает.
Тут подал голос Злой:
Ты базлал, ты доктор?
Я разлепил окровавленные губы и, насколько мог внятно, ответил:
Врач
Врач, эхом отозвался Кулек. Не по кошкам-собачкам, случайно?
Я отрицательно мотнул головой.
Хорошо, сказал Злой. Пошли, Айболит, твою мать
Кулек захихикал:
Как, ходить-то можешь?
Я не был в этом уверен, но кивнул и попытался встать на ноги. Злой с Кульком молча смотрели на мои потуги. Помогать никто, само собой, не собирался. Сволочи, ясно ведь, что им самим моя помощь требуется, могли бы и постараться! Наконец удалось подняться. Постоял, опираясь о стену, в голове снова зашумело, и я с трудом удержался на ногах. Тут Кулек все же подхватил меня под руки.
Куда идти-то? спросил я.
Пошли, пошли, порезвей давай, подбодрил Кулек, тут недалеко.
Пошел, как под конвоем. Впереди Злой с фонариком, за мной Кулек. Все еще неясно, какого хрена им я понадобился, но что мочить меня не будут, это определенно. Пустячок, как говорится, а приятно!
В углу у смотрящего меня ожидала картина, вызвавшая сразу обоснованное сомнениеа не спектакль ли то, что я вижу? Вспомнилось давешнее поведение Бахвы, его театральные восклицания. Потому что все было в точности как семь лет тому назадточно так же тогда лежал помертвевший пахан на своей шконке слева от «намордника». Его подернутое синевой лицо искажала маска страдания. Черные губы были слегка приоткрыты, выставив напоказ золотую фиксу. Худые смуглые пальцы судорожно стискивали край одеяла. На столике рядом со шконкой стояла литровая банка, до половины заполненная нифилемспитым чаем. Похоже, Бахва своих привычек менять не собирался. Несмотря на то, что привычки эти грозили свести его в могилу раньше времени. Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить!
Нет, одного взгляда было достаточно, чтобы понятьстарик не придуривается. Симулянта я бы сразу опознал, не сомневайтесь! Пароксизмальная тахикардията же фигня, что и раньше! Только сейчас Бахве было гораздо хуже, чем тогда. За эти семь лет он здорово сдал. Я решительно проковылял к больному. Клятву Гиппократа давал? Давал. Вот и отвечай за базар, гражданин Знахарь. Бахва был почти в отрубе, но что-то, видимо, все же соображал. Увидев меня у своей шконки, пахан попытался приподняться, опершись локтями о кровать. Похоже, хотел что-то сказать, но из его горла вырвалось только хриплое сипение.
Лежи, лежи, сказал я и, взяв за запястье вялую руку старика, нащупал пульс.
Да, этот «моторчик» явно давно шел вразнос. Ресурс почти исчерпан, но в моих силах было еще немного продлить его существование.
Майку с него снимите, безапелляционным тоном велел я уркам, стоящим и сидящим вокруг. И снова повернулся к больному.
После секундной паузы голос Злого произнес «Вперед!», и тут же у шконки возникли двое. Я отпустил руку пахана и отступил на шаг в сторону. Урки приподняли пахана, помогли сесть и стащили с него футболку. Все тело Бахвы было покрыто татуировками и походило на географическую карту. Там было на что посмотреть, но сейчас мне было не до того. Бахве было плохо всерьез. Сердце под грудиной колотилось с такой силой, что едва не прогибались кости, и каждый удар был отчетливо виден. Смотреть на это было жутковато даже такому бывалому врачу скорой помощи, как я. Казалось, что сейчас или сердце не выдержит, разорвется, илигрудина. Хрустнут кости, треснет кожа, брызнет кровьи запрыгает по полу, разбрызгивая красные капли, пульсирующий четырехкамерный мячик
Я мысленно еще раз обругал старого дурня и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
Чифирили?
И не дождавшись ответа, снова подал голос:
Будете молчать, кинется ваш Бахва, как пить дать. Меня сюда как врача пригласили? У врача есть конкретные вопросы. И ему нужны конкретные ответы. Поэтому спрашиваю еще раз: чифирили?
Ну чифирили, нехотя ответил Злой. Не вишь, что ли, нифиля полбанки на столе.
Вижу. Давно чифирили?
Чифирили? переспросил Злой озадаченно, переглянулся с каким-то незнакомым мне уркой:Где-то час тому. Может, полтора. Не больше.
И ему сразу плохо стало? уточнил я.
Ну да. Почти сразу. Минут, может, через пятнадцать. Меньше даже.