Ну протянул полковник. Тогда придётся ехать мне, конечно. М-да А пока пошли к аборигену.
* * *
Абориген оказался вовсе не таким престарелым, как воображал Емельянов. Скорей наобороткремезный дядька с кирпично-оранжевой рожей и ручищами-ковшами. Профессияпод стать внешности, некогда гордая и уважаемая: сталевар. Гостей нежданных хозяин принял не то чтобы неласково, но как-то натужно. Он долго маялся в узком коридорчике, не решаясь пригласить визитёров в комнату, что-то бормотал о ночной смене, а на удостоверение даже не взглянул.
Да вы не волнуйтесь, поторопился заверить Емельянов. Мы буквально на минутку, выяснить маленькую деталь.
А ладно, сталевар вздохнул облегчённо, словно принял единственное правильное решение и стряхнул его тяжесть с плеч. Заходите, мужики, вот сюда, на кухню. А то в комнате жёнка прихворала, спит, а тут и поговорим.
Емельянов окинул коротко-профессиональным взглядом предложенный аудиенц-зал и сразу определил причину колебаний хозяина. На столе дымилась наполненная до краёв тарелка с борщом, плавала по верху ядрёная красная перчина. Увесистая краюха серого хлеба, тёплая и пористая, густо натёртая чесноком, заняла позицию слева от тарелки. А перед ней гордо красовалась бутылка «Столичной особой» с уже свёрнутой золотистой головкой.
Ну чё, мужики, может, борщику? Борщик знатный и в достаточном объёме, стесняясь скромного угощения и обстановки, предложил сталевар.
Не, не, я уже завтракал, испуганно открестился Сагайдачный.
Емельянов, что привык ещё в свой деревенский период плотно завтракать, покосился на тарелку, повёл носомблагоухало нестерпимо, а если ещё с вечера не трескавши
Ну, разве что чуть-чуть уговорил наконец сам себя.
О! Это наш разговор! обрадовался хозяин.
Тарелка, копия первой, тотчас нарисовалась на столе.
Во, сметанки, приговаривал сталевар, сноровисто орудуя половником и ложкой. Перчику, чесночку, хлебца Готовосадитесь.
Он подвинул гостям домодельные, основательные табуреты, молча, как нечто само собой разумеющееся, выставил два гранёных стаканчика.
Он за рулём, упредил Сергея Емельянов.
Ясно, Онищенко под краёк налил Емельянову и себе. Ну, давай, значить, за знакомство.
Они почти одновременно крякнули, опорожнили гранчаки и засопели над обжигающе-аппетитным борщом. Сагайдачный, что больше для приличия прихлёбывал предложенный чаёк, сглотнул слюнку. Он даже ощутил нечто похожее на чувство голода, хотя пять минут назад готов был поклясться, что не протолкнёт в себя и ложку узконационального лакомства. Его сотрапезники меж тем непринуждённо «повторили», закусили и, наконец, отложили ложки.
Вот Теперь можно и поговорить, хозяин блаженно прищурился и потянулся за пачкой «Примы».
Может, такую закурим? подсунул ему «Мальборо» Емельянов.
Можно и такую, согласился Онищенко. Они ничего, крепенькие. Ты, извини, по званию кто будешь?
Ты ж в удостоверении видел.
Так я в него для проформы смотрел. Я ж и так секу, что люди из органов.
Емельянов хохотнул:
Значит, глаз, говоришь, намётанный? Это хорошо, а по званию я полковник, полковник ФСБ Ротмистров Александр Николаевич.
Ого! брови Онищенко уважительно переместились вверх. Важная птица. Молодецвроде и не старый по возрасту, а не гордый. А тут до тебя много начальников побывало. Надутые все, что первомайские шары. А волнует тебя, как я понимаю, тот телефонист?
Точно.
Хозяин задумался, пыхнул дымком:
Ну что тебе нового сказать Я уже раза три рассказывал. Ну, видел мужика. Понимаешь, я ведь Лёху, монтёра нашего с АТС, хорошо знаю, корешевали с детства. Он, значить, всегда наш участок обслуживал. А тут гляжуметётся с телефонной трубкой из подъезда мужик. Я на лавочке отдыхал, ждал, может кто подвалит «козла» забить. Ну и спрашиваю я его: где, мол, Лёха? Приболел, что ли? А он что-то мекнул непонятноеи ходу. Больше ничего и не вспомню.
А не заметил ты чего странного в его виде?
Да в том-то и дело, Онищенко досадливо скривился. Заметил, а вспомнить не могу, забыл. Только подумал тогда: «Не наш это мужик». Понимаешь? Он постучал литым кулаком по столешнице. Ну, как ещё сказать?.. Вот тыхоть и полковник, но свой. И товарищ твой свой, хоть и за рулём. А тот Э
Он махнул рукой и решительно разлил остатки водки:
Давай по третьей.
Давай, не стал отпираться Емельянов. А всё же постарайся вспомнить. Что? Может, лицо, одежда? Не торопись, подумай!
Онищенко быстро хлопнул третьюи вдруг едва не поперхнулся, выкатил глаза, выдавил сквозь силу:
Вспомнил, точно перевёл дух и подался вперёд, к Емельянову. И одежда, и лицо. Понимаешь, спецовка на нём новёхонькая, синяя, точно из магазина. Я ж говорю, Лёху, телефониста, хорошо знаю. Это при Лёне у них робу справно выдавали, и то редко кто носил. А теперь и вовсеходят все в чём попало. Я и сам человек рабочий, проблему понимаю. Вот Лёха, тот вообще в спортивном костюме ходит. То же и с чемоданчиком, что в руках у мужика был. Рабочий человек такой чемодан не купитодин разор, а пользы нету. А ежели государство разорится, выдасттак он его упрячет подальше, чтоб не потёрся.
Ну, а лицо, лицо? затормошил хозяина Емельянов.
И лицо Я ведь в армии служил на Кавказе, насмотрелся там на чурок. И этот вроде чуркачернявый такой, смуглый. Но не наш, не наш чурка. Не ара, не грузин, не армянин.
Может, грек или итальянец? подал неожиданно голос Сагайдачный.
Ага, точно, радостно осклабился сталевар, словно его осенило наконец. Или, к примеру, испанец.
Ну, ты молодец, Коля, Емельянов крепко прихлопнул хозяина по широкому сталеварскому плечу. Это дело. А говоришь, забыл! У тебя же клад, а не память. А нашим, что до меня были, ничего этого не говорил?
Не мотнул головой Онищенко. Не говорил. Это ты молодец. Без тебя я бы и не вспомнил.
Тогда давай так, Емельянов, раскрасневшийся от водки, заговорщицки подмигнул, если будут ещё спрашиватьи не говори. У нас, понимаешь, тоже контор много, и каждая поперёд другой в пекло лезет. Мы ж на твоей информации друзей-товарищей и обскачем.
И найдёте гада? усомнился хозяин.
Найдём, не беспокойся, многозначительно заверил Емельянов. И притом именно мы найдём. А уж если мыто и до суда дело, может, не дойдёт.
Вот это правильно, понимающе одобрил Онищенко. Таких сволочей давить на месте нужно. А то развели бардак, понимаешь.
Ну всё, спасибо за угощение и за доброе слово, Емельянов поднялся и протянул хозяину свою не менее заскорузлую крестьянскую лапу.
Ага, крепко стиснул её сталевар. Как найдёшьнепременно заходи. Поговорим, бутылочку раздавим. А я покамогила
* * *
Полковник тяжело опустился в кресло голубого «опеля Вектра» и любовно погладил округлившийся живот. Сагайдачный покосился на него неодобрительно, буркнул:
Борщ с водкой с утра, в такую жару Бр-р Извращение, босс.
А я и борщ, и водку могу хоть утром, хоть ночью и в любую погоду, радостно осклабился Емельянов. А за такую информацию не грех и выпить. Ты, пожалуй, поезжай в «аквариум», а я по дороге поразмыслю над раскладом.
Он откинул спинку кресла далеко назад и блаженно прикрыл глаза. После принятой дозы в голове приятно шумело, но мысли текли правильным потоком под лёгкий шумок автомобильного кондиционера. Перспектива, конечно, открывалась заманчивая, но Емельянов не особо обольщался. Вероятность того, что наёмный киллер окажется иностранцем, составляла, по прикидке Емельянова, процентов десять. Но отработать версию следовало тщательно, ибо сулила она невиданные дивиденды. Во-первых, открывалась возможность обскакать на голову конкурентов. Спецов, что могли провернуть деликатную и специфическую работёнку за бугром, в Генпрокуратуре, конечно, не имелось. Да и в СВР осталось негусто, очень негустосчитанные единицы. Емельянов смело мог считать себя зубром из «Красной книги». Были ещё, конечно, дедушки вроде Долганова и Аверина, что могли спланировать и обсосать любое дельце от переворота в Кении или Занзибаре до похищения японского микадо, но воплотить планы в жизнь могли только рукастые-головастые, а их-то великая держава и растеряла походя, недальновидно и позорно.