После долгой паузы наконец щелкнул замок, дверь открылась.
Простите, шеф, вы очень тихо ответили. Вацудзи Каору сделал незаметное движение и спрятал пистолет в карман. Он был выше среднего роста, с прилизанными волосами и ярко выраженной внешностью хоккайдца. Узкие губы, большой нос, близко посаженные глаза. Как только Исидзима вошел, Вацудзи сразу же закрыл дверь. Второй официант, наверняка до этого дремавший в кресле, встал и поправил бабочку. Раньше, до «Хокумана», этот второй, Наоки Таро, служил инструктором в десантных войсках. Он выглядел флегматичным и полноватым.
Правильно, Вацудзи. Сейчас можно ждать всего. Генерал поужинал?
Вацудзи посмотрел на Наоки. Тот поклонился:
Да, Исидзима-сан. Я уже отнес посуду на кухню.
Исидзима подошел ко второй двери, прислушался: тихо. Нет, он все-таки уверен, что генерал Исидо стоит сейчас тут же, за дверью, и слушает. Исидзима постучал. Сказал:
Ваше превосходительство, разрешите войти? Это я, Исидзима.
Тишина. Ясногенерал стоит за дверью. Старая лиса.
Ваше превосходительство. Это я.
Щелкнул замоки снова тихо. Наверное, генерал, открыв защелку, спешит принять достойную позу.
Войдите, наконец послышалось из-за двери.
Исидзима открыл дверь. Генерал сидел в глубине кабинета в удобном европейском кресле, делая вид, что смотрит в чуть приоткрытое окно. На нем было кимоно из красного шелка с синим оби. Из-под халата выглядывали коричневые самурайские хаками.
Можете подойти, Исидзима.
Исидзима медленно подошел и остановился.
Генерал Исидо выглядел моложе своих пятидесяти.
Коротко остриженный ежик черно-седых волос, маленькие усики над чувственными губами. Твердый взгляд жестко-осмысленных темных чуть навыкате глаз. Взгляд человека, привыкшего допрашивать, а то и просто пугать. Однако главной специальностью генерала были не допросы. Последние два года он отвечал за подготовку всей агентурыот Китая до Бирмы и Сингапура.
Вы знаете про Отимию?
Исидо спросил это тихим, ровным голосом, не поворачивая головы.
Да, ваше превосходительство.
Исидо пошевелил губами, и Исидзима понял, что он повторяет заклинание из учения великого Омото-кё. Кончив шептать, Исидо сказал громко:
Они задушили его, как гуся. И увезли в чемодане.
Я видел, ваше превосходительство.
Исидо повернул голову, спросил, усмехнувшись:
Чья теперь очередь? Ниитакэ? А, Исидзима? Или моя?
Не посмеют, ваше превосходительство.
Скоты, они ведь только этого и хотят. Им ведь нужны списки. Поэтому сначала они возьмутся за меня.
Не посмеют, ваше превосходительство.
Мерзавец Цутаки. Грязный мерзавец. Кем он был во время войны? Никем. Рядовой исполнитель. А теперь от его прихоти зависит, кого предать смерти. Что вы молчите, Исидзима?
К сожалению, зависит.
Наверное, они кокнули Отимию где-нибудь в туалете.
В оранжерее, ваше превосходительство.
Исидо прищурился:
В оранжерее? Ну да. Конечно. Вообще-то Отимия сам идиот. Что онне мог сообразить?
Ваше превосходительство О чем вы?
Согласен, они убрали бы его в любом случае. Но лучше умереть с почетом. У него же есть оружие. Несколько пуль в них, а последнююв себя.
У него не было выхода, ваше превосходительство.
Исидо несколько секунд не мигая смотрел в упор на Исидзиму.
К черту! Надо сматываться. Сматыватьсякуда угодно.
Цутаки всюду поставил заслоны. Все машины проверяются. Даже непроезжая часть патрулируется спецгруппами.
Знаю, вздохнул Исидо. Я сам готовил приказ номер шестьдесят два.
Лицо Исидо стало каменным, и эта неподвижность показалась Исидзиме очень похожей на обреченность.
Вы же знаете, ваше превосходительство, конец иногда становится началом.
Слушайте, Исидзима. Не оставляйте меня. Вы единственный, на кого я могу здесь положиться.
Понимаю, ваше превосходительство.
Вы и ваши люди.
Исидзима в знак согласия склонил голову.
Ну что вы молчите, Исидзима?
Ваше превосходительство, вы все знаете.
Исидо снова откинулся в кресле. А Исидзима подумал, что, если подписание капитуляции затянется и придется уходить, генерал будет его первым помощником. Но Исидзима еще не решил, кого из двух ему выбратьИсидо или Цутаки.
Я никому не верю. Иногда мне кажется, что Цутаки завербовал и вас?
Меня?
Да, вас.
Каким образом?
Исидо молчал. Было ясно, что он напуган. Но Исидзима понял: генерал знает, что он его союзник в борьбе с Цутаки. Конечно, Исидо убежден, что Исидзима Кэндзи за время работы в «Хокуман-отеле» сколотил состояние, поэтому и рассчитывает на него в надежде спасти это богатство. Пусть считает так, это очень хорошо. В принципе после того, как Исидзиме удалось найти тайник Исидо и перефотографировать списки его агентуры, больше с генерала взять нечего.
Вы знаете, меня Цутаки завербовать никак не мог.
Исидо впился в него глазами. Гипнотизирует.
А ваших людей?
Во-первых, мои люди преданы мне. Во-вторых, они подобраны лично мной.
Есть и в-третьих?
Есть. Я плачу им приличное жалованье.
Исидо криво усмехнулся. Выдохнул воздух.
Я забыл. Я им тоже приплачиваю, но, наверное, меньше.
Ваше превосходительство, я хорошо знаю этих людей и держу их в руках.
Скажите, что я им добавлю.
Спасибо, ваше превосходительство, это не помешает. Еще раз прошубудьте осторожны с Масу, новым привратником. Он не проверен. Боюсь, что это человек Цутаки.
Исидо молчит. Обдумывает, зачем все это сказано. Конечно, все это Исидо знал и без него. Но он сейчас пытается оценить, насколько это сообщение искренне.
Это тот, что тащил чемодан? Вместе с Горо?
Совершенно верно.
Хорошо, Исидзима. Спасибо.
Позвольте пожелать вашему превосходительству спокойной ночи?
Исидо подошел к окну, распахнул рамы до конца. За окном шумела бамбуковая роща. Большинство цветов давно закрылось, сейчас ветер вносил в комнату запах водорослейтерпкий, густой запах йода. Исидо вздохнул. Поверил в искренность. Или сделал вид, что поверил.
Жаль, что вы не можете спокойно посидеть со мной.
Мне самому жаль, ваше превосходительство.
Спокойной ночи, Исидзима. Завтра утром я жду вас, как всегда.
Исидзима поклонился и вышел. Вацудзи и Наоки молча следили, как он открыл дверь в коридор. Оставшись в коридоре один, Исидзима огляделся. За ним щелкнул замок.
Он прошел в конец второго этажа, к своей комнате. Войдя, зажег ночник и прежде всего долго и тщательно проверял метки. Все они были на месте. Но он все-таки проверил их еще и еще раз. Убедившись, что все метки не сдвинуты, он снял фрак, осторожно повесил его в шкаф, затем вгляделся в собственное отражение. Оскалившись, подмигнул сам себе. Из зеркала в дверце шкафа на него смотрел человек среднего роста, широкоплечийтипичный житель западного побережья. Лицо узкое и узконосое, с глубоко сидящими глазами, скулы выражены слабей, чем у китайцев, и сравнительно светлой кожей. Любой японец, посмотрев на такое лицо, скажет про себя: «Э, братец, да ты точно откуда-нибудь с Ниигаты или Кинадзавы». Он отлично знал эту свою особенностьу него был ярко выраженный тохокский тип, тип этнических японцев с примесью айнов.
Он закрыл створку шкафа, потушил ночник. Разделся, откинул одеяло, лег на спину. Прислушался к шуму моря. Ну что ж, по крайней мере еще часа четыре он поспит.
Когда сопровождающий капитан стал поглядывать в ее сторону, а потом и просто откровенно разглядывать, Вика сначала про себя решила, что ему просто нечего делать. Потом это стало ее раздражать, даже злить: слишком уж настойчиво он смотрел на нее. Это заметил даже Арутюнов. Капитан, будто почувствовав ее возмущение, вдруг совсем перестал обращать на нее внимание. И через несколько минут Вика поняла, что злится на него уже за то, что он теперь на нее не смотрит.
Вика Дмитриева родилась и выросла в Москве, на Ленинградском шоссе, в старом двухэтажном доме. В нем всегда пахло керосиномвнизу была известная на всю округу керосиновая лавка. В их квартире, в настоящей московской коммуналке, жило десять семей, но у Вики в их комнате («у нас двадцать метров», с гордостью говорила мать) был свой угол и кровать за большим зеркальным шкафом. Он был приставлен торцом к стене, и в детстве Вика очень любила свой уголок. Там было темновато даже днем, но она любила лежать на кровати, делать уроки и даже читать, ловя скупой свет, проникавший в узкую полоску между стеной и шкафом. Мать, все время строчившая на машинке у окна, время от времени, не отрываясь от шитья, говорила скрипучим голосом: «Вика, сейчас же вылезай, глаза испортишь. И через секунду: Кому сказала?» На это Вика всегда отвечала одно и то же: «Мам, я так лежу, я не читаю» и продолжала читать, приготовившись, чтобы в случае опасности успеть спрятать книгу глубоко под матрас.