А почему так? спросил Ен.
Не знаю, вздохнул генерал. Везет мне. Видно, ему не хотелось развивать тему. Я Крылову сказал, что тренировочный цикл еще не закончен, так что я ничего гарантировать не могу. Дело, как видно, дрянное, поэтому вы можете отказаться. Конечно, он доложит об этом на самый верх, и кран нам после этого на некоторое время перекроют, но потом, дай Бог, все образуется. В общем, вам решать.
Молчание длилось несколько минут. Наконец Ира тряхнула головой и спросила:
Леонид Юрьевич, когда нам приступать?
Спасибо, ребята Я сообщу. Пока что побегайте по редакциям, попробуйте притереться, может быть, и вправду на них поработаете Журналистская «легенда» вам сейчас нужна, потому что журналистыединственные люди, которые могут перемещаться в Чечне между обеими сторонами и при этом находиться в относительной безопасности. Хотя, конечно, все в жизни бывает Значит, так: до получения приказа о выезде все тренировки отменяются. Будете работать в газетах. По вашему выбору. Насчет того, примут ли вас, не беспокойтесь: мозгов там не хватает всегда, поэтому людей берут практически с улицы. Про журфак забудьте: там почти все оттуда, можете проколоться. Да, и еще: ко мне вчера пришел очередной запрос от начальника службы психологического тренинга
Бахарева-то? хмыкнула Ира. Въедливый мужичонка. И что ему на этот раз от нас надо?
Не вижу тут никаких причин для иронии, посуровел генерал. Человек, между прочим, для вас же старается. А нужен ему сущий пустячок: с каждого из васпо автобиографии.
Так у вас же, Леонид Юрьевич, полсейфа автобиографиями забиты, и нашими, и остальных групп, удивился Сон. И данных в них по наши души содержится небось раза в два больше, чем мы сами знаем.
И к тому же все эти гипнограммы, которые с нас снимали при оформлении в группу, прибавил Ен.
Ничего-то вы не поняли, нетерпеливо махнул рукой Гриценко. Гипнограммы тут вообще ни при чем. Они были, если хотите, формальностью, проверкой на вшивость. Вспомни, как ты попал в число кандидатов, Ен. Ну что мы тогда о тебе знали? Только то, что ты влип по уши в какие-то темные делишки, а затем угодил под колеса.
Я же вам сто раз объяснял, как все было на самом деле! возмутился Ен.
Объяснял, помню, согласился генерал. Допустим, я бы тебе даже поверил на слово, без доказательств. Но кто бы позволил мне зачислить в группу непроверенного человека, о котором известно исключительно с его слов? То-то же. Вот для этого-то и нужна была гипнограмма, обработка нейродетектором лжи и многое другое. Под гипнозом особенно не солжешь.
Так чем же теперь Бахарева не устраивают полученные материалы? спросила Ира.
Ему нужны не гипнограммы и не простые автобиографии, а авторизованные отчеты. Не только факты, но и рассуждения, мысли, да и вообще все, что вам заблагорассудится в них написать. Поняли?
Чего уж тут непонятного ответила за всех Ира.
Вот и хорошо. К выполнению приступайте немедленно. Действуйтепишите, внедряйтесь в журналистскую среду. И ждите моего приказа.
Есть! хором ответили все трое.
ГЛАВА 1
Двери потрепанного красного «Икаруса» с приятным шипением закрылись, и Иван Могилевский с облегчением откинулся на спинку сиденья. Его лоб был покрыт мелкими бисеринками потаеще у входа на автовокзал он увидел, как последний на сегодня автобус на Новопавловскую медленно и степенно, как океанский лайнер, отходит от стоянки и вот-вот перед ним откроется радужная перспектива ночевки на скамейке в приятном обществе бомжей и нищих бродяг, которых он еще несколько дней назад мог преспокойно отправить в отделение, тем более что в конце месяца у них, как всегда, горел план и требовалось обеспечить достойную статистику по количеству задержаний. Да, этот день начался для сержанта московской милиции не лучшим образом. Виной всему была, конечно, водка, с которой они вчера отмечали его долгожданный отпуск. Могилевский вспомнил, как бодрый перестук колес превращался в его голове в удары адского молота, и поежилсяда, в чем-то начальство было право, внушая им во время долгих и нудных инструктажей, что конфискованные спиртосодержащие напитки подлежат уничтожению путем разлития, а вовсе не путем распития. Иван вздохнул и в очередной раз пообещал себе завязать, заранее зная, что обещание свое никогда не выполнит. И не потому, что он какой-нибудь алкоголик. Здесь, на юге у родителей, ему никогда не хотелось напиваться. Зато в Москвесовсем другое дело. Без спиртного в его работе никак нельзя. Хорошо их майору и прочим сволочам тыкать их носом в инструкции, когда сами они сидят в чистеньких кабинетиках. Попробовал бы этот майор хотя бы недельку поработать по-черному, как они, пошмонать хачей на Черемушкинском рынке, поночевать в отделении с полным обезьянником небритых вонючих ублюдков, а если нужно, то и пообрабатывать кого-нибудь из них, чтобы стал посговорчивее, да так, чтобы синяков не оставалось, а то настучит какой-нибудь интеллигентишка очкастый, что ему, дескать, почки отбили, так опять же накажут не начальство, которое попросило убедить подонка, а его, Ивана Могилевского. А дальше что? Если дело не замнут, вылетит он из органов, и плакала его надежда как следует обосноваться в столице. И зря эти сукины дети потом говорят, что ментам дрючить ихв радость. Велико удовольствие, особенно когда потом приходится счищать с сапог блевотину и дерьмо. Да ему, может быть, это почти так же неприятно, как и самому задержанному. Но только Иван в отличие от него понимает, что есть грязная работа, которую кто-то должен делать. Ведь никто не упрекает мясника за то, что тот зарезал корову? Почему же тогда он, Иван Могилевский, должен чувствовать себя виноватым перед каким-то хлипким южным придурком, торгующим у них в Москве гнилыми арбузами, который плюнул ему тогда в лицо кровью и выбитыми зубами? Конечно, хачик поплатился за свой поступок, но ведь обидно, что он так и не понял, насколько самому Ивану все это противно. Поэтому он и пьет, не может не пить. Вот устроится в Москве, получит квартирку, как ему обещали, тогда можно подумать и о работе почище. Но пока иного выбора у него нет и быть не может.
Да, с самого начала этого дня у Ивана было дурное предчувствие. И оно его, конечно же, не подвело. Поезд застрял где-то под Невинномысском и в результате прибыл в Георгиевск с двухчасовым опозданием. Подхватив тяжелый чемодан, Иван поплелся к автовокзалу и в довершение всех бед был вынужден бежать за автобусом с усердием, которому позавидовали бы его коллеги из угрозыска, преследующие матерого рецидивиста. Хорошо хоть, что, когда он уже почти отчаялся, водитель-грузин с огромными усищами догадался затормозить и впустил запыхавшегося сержанта в салон. Но теперь наконец-то все злоключения позади. Могилевский широко улыбнулсяуже через несколько часов он придет домой и будет выслушивать восхищенные охи родителей и младшей сеструхи. Он поудобнее пристроил чемодан под рукой, чтобы никто не позарился, и устало закрыл глаза.
Проснулся Иван от тревожного рокота голосов в салоне. Прислушавшись, он понял, что сидевшей через два ряда от него пассажиркемолодой и красивой южанке с длинными иссиня-черными волосамистало плохо. Впрочем, в этом не было ничего удивительногостенки автобуса, казалось, вот-вот готовы были оплавиться от жары. Бедняжка едва стояла, тяжело держась за поручни, и жадно хватала ртом раскаленный воздух.
Остановите автобус! закричала какая-то сердобольная бабулька. Гражданке плохо!
Могилевского неожиданно покоробило от слова «гражданка». Оно у него ассоциировалось с чем угоднос отделением милиции, заполняемым протоколом, дешевыми мужеподобными привокзальными шлюхами, но только не с этой девушкой, чьи хрупкие плечи чуть заметно вздрагивали, когда она тихим, извиняющимся голосом просила водителя остановиться.
Автобус свернул на обочину и притормозил. Водитель галантно помог девушке спуститься.
Вам еще чем-нибудь помочь? спросил он.
Нет, спасибо, ответила девушка. Вы мне и так уже достаточно помогли. И поздравляю вас.
С чем? удивился водитель и только тут заметил особый яркий блеск глаз незнакомки. Это не был воспаленный отблеск, пляшущий в глазах больного человека, это было стальное мерцание глаз фанатика.