Та, та, та, тазастучал пулемет. «Эмка» с какой-то неохотой оторвалась от земли и окуталась, словно в шаль, черным удушливым дымом. Сквозь дым пробились яркие языки пламени. Никитин перевел свой взгляд на тело водителя, который лежал недалеко от него. Ему оторвало кисть руки и из обрубка, пульсирующей струей хлестала яркая пахучая кровь. Лицо красноармейца было бледным, он, то терял память, то снова приходил в себя. Лейтенант вскочил на ноги и бросился к нему. Оказавшись около раненого бойца, он попытался перетянуть ему руку его же поясным ремнем.
Ранен? спросил его капитан.
Кто, я? переспросил он Гуревича, удивляясь, почему, тот спрашивает его об этом.
Я о тебе? Ты что не понял?
Только сейчас Никитин заметил большое темное пятно на боку, которое становилось все больше и больше.
Лейтенант поднялся с колен и задрал гимнастерку. Пуля задела бок касательно и он, взяв из рук капитана бинт, стал перевязывать рану.
Двигаться можешь? Давай, поймаем машину, как-то буднично произнес капитан.
Его спокойствие в этот непростой для них ситуации просто поразило Никитина. Кругом лежали трупы людей, горела техника, а он был абсолютно спокоен и сосредоточен. Капитан выскочил на дорогу и, сжимая в руке пистолет «ТТ», начал тормозить идущие на восток автомашины. Наконец одна из машин, подняв столб пыли, притормозила около офицера.
Ты что, охринел?! закричал водитель, высунувшись из кабины. Я не посмотрю, что ты офицер, дам в морду!
Последние слова он произнес практически шепотом, заметив на рукаве гимнастерки офицера нашивку сотрудника НКВД.
Простите, Христа ради, товарищ капитан НКВД. Не разглядел, обмишурился
Куда едешь?
Туда, замешкавшись, произнес водитель и рукой указал в сторону Москвы.
Нам тоже туда, ответил капитан и, махнув рукой Никитину, забрался в кабинку.
Лейтенант забросил в кузов вещевой мешок и быстро перебросил свое молодое тело в кузов грузовика. Стукнув ладонью по кабине, он сел на пол кузова. Машина дернулась и помчалась по дороге.
***
Машина, в кузове которой ехали Никитин и Гуревеч, двигалась медленно, утонув в плотном потоке отходящих на восток войск и беженцев. Полуторку бросало из стороны в сторону и им, сидящим в кузове, постоянно приходилось хвататься за борта кузова, чтобы не вылететь из него.
Держись, Никитин! подбадривал его капитан. Доберемся, там и посмотрим, что с тобой.
Впереди показалась река, около которой столпилась масса народу. Жиденький мост, возведенный накануне саперами, едва сдерживал напор техники и людей. Полуторка несколько раз дернулась и остановилась. Гуревич выбрался из кузова и, сделав несколько разминочных упражнений, посмотрел на водителя.
Что будем делать, товарищ капитан? спросил его Никитин. Вы только посмотрите, сколько здесь народу
Не знаю, коротко ответил Гуревич, народуморе, все спешат переправиться на тот берег. Не дай Бог, если налетят
Не успел он договорить, как из-за высокого берега, поросшего одинокими деревьями, показались немецкие «Юнкерсы». Они шли до того низко, что было до боли обидно, что в небе не было ни одного нашего истребителя, которые могли наказать немецких пилотов за их уверенность и наглость.
Воздух! Воздух! закричал кто-то из толпы, и море из человеческих тел моментально пришло в движение.
Кто бросился в кювет, кто в ближайший лесок. Никитин прижался к земле, и сейчас ему хотелось лишь одногоэто втиснуться в нее так, чтобы немецкий летчик не рассмотрел его распластанную фигуру на речном песке. Взрывы, треск пулеметов, все слилось в единый гул, который давил людей, доводя отдельных из них до сумасшествия. Лежавший недалеко от него боец вскочил на ноги и, зажав голову руками, шатаясь и спотыкаясь, медленно побрел по берегу. Он прошел метров десять, прежде чем его срезала пулеметная очередь.
Неожиданно стало тихо. Где-то недалеко потрескивала горящая резина и черный удушливый дым, словно черное покрывало, повис над дорогой. Никитин поднялся с земли и стал отряхивать пыль с галифе и гимнастерки.
Все живы? услышал он голос капитана. Ну и накрошил сволочь.
Давай, в машину, нас пропустят без очереди, приказал он водителю.
Машина тронулась и объезжая горящую технику, и разбросанные взрывами тела убитых бойцов, медленно направилась к мосту. К вечеру Никитин и Гуревич были в штабе армии. Начальник Особого отдела слушал доклад, попыхивая папироской.
Отдыхай, лейтенант, произнес он. Утро вечера мудрей. Я свяжусь с Москвой и доложу по инстанции. И еще, я уже позвонил в госпиталь, так что идите, вас там ждут.
Товарищ капитан! Разрешите вопрос?
Что у вас Никитин?
Меня интересует судьба моей спутницыОльги. Как она? Жива?
Зачем вам это, Никитин?
Пойдем, Никитин, предложил капитан Гуревич и они вышли из кабинета.
Может, вы мне объясните, товарищ капитан, что все-таки произошло? Почему мне никто не хочет ответить на мой вопрос?
Гуревич сделал загадочное лицо и, осмотревшись по сторонам, тихо произнес:
Разве ты еще не понял? Настоящий конвой так и не вышел к Смоленску. Причина пока не ясна. Знаем только одно, что немцам не удалось захватить ценности. Ты что, так на меня смотришь, Никитин? Могу сказать тебе одно, что там люди были надежные и присвоить ценности не могли.
Не может быть! Ведь все силы немцев были направлены на мой конвой. Как же так получилось? Наверное, были же установлены отдельные контрольные точки, в которых они должны были отмечаться? Как же так?
Не знаю, лейтенант. В мою задачу входило лишь встретить этот конвой и отправить его в Москву, поэтому я не знаю всех тонкостей этого дела. Должны они были проходить через контрольные точки или нет, так, что не пытай меня.
Они подошли к небольшому дому, который стоял как бы особняком от остальных.
Вот и пришли. Отдыхай. Завтра я к тебе зайду
Капитан развернулся и направился в обратную сторону.
***
Утро выдалось теплым и безоблачным. Никитин вышел на крыльцо дома и, подняв руки вверх, попытался потянуться. Но резкая боль в раненом боку вернула его к действительности. Из-за кромки леса показался яркий краешек солнца. Природа просыпалась. Где-то тревожно прокричал петух и в тот же миг раздался сильный взрыв, затем другой. Снаряды падали за домами, поднимая фонтаны земли и пыли. Лейтенант метнулся в дом и, схватив гимнастерку и пилотку, выскочил на улицу. Вслед за ним, по-стариковски ковыляя, устремилась хозяйка дома. Один из немецких снарядов угодил в угол дома, разметав его на бревна. Неожиданно обстрел прекратился. Стало тихо, лишь трещали горевшие бревна разрушенного дома. Из-за углового дома выехала «Эмка», которая остановилась в метрах пяти от Никитина.
Лейтенант! услышал он голос капитана Гуревича. Давай, в машину. Не зацепило случайно?
Пронесло, ответил Никитин и, открыв заднюю дверь машины, сел в легковушку.
В салоне машины стояла тишина, молчали все: водитель, Гуревич и незнакомый Никитину мужчина средних лет, который сидел рядом с шофером. «Эмка» то увеличивала скорость, то замедляла свой бег, объезжая глубокие воронки, которые, словно оспа, украшали полотно дороги.
Куда едем? прервав молчание, спросил капитана Никитин.
Приедем, увидишь, последовал ответ. Здесь не принято спрашивать.
В салоне автомобиля снова стало тихо. Машина свернула с дороги и, переваливаясь из стороны в сторону, словно старая больная утка, медленно двинулась по проселочной дороге. Неожиданно из-за кустов вышел боец с винтовкой наперевес.
Стой! громко скомандовал он и поднял вверх руку. Пароль!
Машина остановилась. Капитан, чертыхаясь и ругаясь матом, выбрался из «Эмки». Он что-то сказал часовому и тот моментально исчез в зарослях кустарника.
Выходите, товарищи, пройдемся немного пешком, предложил им капитан.
Двигаясь по тропинке, чекисты оказались на небольшой поляне, на которой была развернута большая армейская палатка. Откинув полог палатки, первым в нее вошел капитан Гуревич. В палатке было душно и темновато, из-за чего Никитин не сразу разглядел комиссара НКВД третьего ранга. Гуревич сделал шаг навстречу комиссару и приложил руку к фуражке.