Сто-о-ой! закричал Глоба и предупреждающе выстрелил в воздух. Люди даже не обернулись, казалось, даже припустили еще быстрее. Тихон торопливо сбросил шинель, уже на ходу откинул в сторону поясной ремень и кобуру. В распоясанной гимнастерке, с маузером в руке, он кинулся по узкой тропе. Глоба знал, что на лугу сейчас трава большая, бежать по ней трудно, она путает и захлестывает ноги. Тропинкой к лесу дальше, но она выведет к первым деревьям быстрее.
Новый выстрел кинул его на землюпуля чирконула где-то рядом. Да, те, что удирали, в таких делах были опытными. Они отступали по всем законамодин, лежа, отстреливался, другой делал в это время перебежку, потом падал за луговую кочку и палил из обреза, давая возможность отойти своему другу.
«Я их обоих не возьму, запоздало подумал Глоба, надо было захватить с собой милиционера Одного из них следует обезвредить Иного выхода нет Попасть бы в ногу Второй, кажется, мужик потяжелее, я его догоню»
Глоба ожидал, пока один из них отстреливается, лежал, уткнувшись подбородком в мокрую землю, чувствуя, как одежда напитывается холодной водой, воняющей болотом. Маузер держал двумя рукамичерный столбик мушки делил надвое бугорок луговой кочки. Лопнул последний выстрел, пуля пошла верхом, из обреза прицельный бой затрудненбольшое рассеивание.
И как только прогремел выстрелбандит вскочил на ноги. Глоба ударил из маузера. Руку подбросило вверх, пустая гильза дзынькнула из откинувшегося затвора, пахнув горелым порохом. Бандит словно налетел на стеклянную стенкуего швырнуло с силой, и он рухнул, точно подкошенный. Второй, увидев, что произошло с его напарником, обернулся и, встав на колено, в отчаянии выпалил из обреза пять раз, затем отшвырнул ненужное оружие и, петляя, кинулся к лесу. Ноги его путались в траве, он спотыкался, на ходу разорвал ворот рубахигорлу уже не хватало воздуха. Наконец упал, задыхаясь, хрипя, пополз по земле, цепляясь пальцами за кочки, и затих. Глоба пошел к нему, не сел, а свалился рядом, бросив руки на колени, вытирая мокрое от пота лицо о плечо гимнастерки. Боковым взглядом он зло глядел на мелко дрожащую спину лежащего человека, в намертво стиснутых пальцах которого торчали травинки и сочилась влагой сжатая черная земля.
Ну повернись, гнида, с ненавистью проговорил Глоба. Покажи себя, какой ты есть.
От хат по лугу с вилами и кольями бежали сельские мужики. Глоба обеспокоенно поднялся им навстречу, сказал с неприкрытой угрозой лежащему бандиту:
Народ Разорвут в клочья. Если хочешь житьвставай.
Человек шевельнулся, подтянул ноги, медленно сел. Лицо у него было серое, с запавшими глазами, губы тряслись, по небритым щекам текли слезы.
Ты Павлюк? спросил Глоба.
Та я, пролепетал бандит, цокая зубами. Он сидел на земле, скорчившись, непослушными пальцами размазывая по морщинистой шее слезы и слюни. Глоба с отвращением отвернулсяу него не было сил смотреть на эту мразь.
А второй?
То мий брат.
Вставай! И сопли вытри, глядеть противно. Учительницу ты убил?
Павлюк рухнул на колени, подвывая тонким голосом.
* * *
Второй был убит пулей в голову. Тело его принесли во двор и положили на бричку. Люди сказали, что до этого дня брата Павлюка видели здесь не частожил он в отдаленном селе, владел ветряной мельницей. Чем больше Глоба всматривался в неподвижные черты мертвого, тем больше ему казалось, что он видел его где-то раньше. Жидкие усы, срезанный подбородок, извилистые морщины через низкий лобэтого человека он помнил по банде батька Корня. Теперь понятно, откуда появился нож. Брат передал брату Свою заслуженную у атамана награду.
Глоба тщательно обыскал двор и хату. Со стороны огорода на бревенчатой стене хлева увидел множество следов от ножевых тычков.
«Вот здесь он кидал нож А сын, наверно, приметил На пацана это произвело неизгладимое впечатление. Он показал в школе, как это делать»
Под обшарпанной клеенкой на столе Глоба нашел самодельный конверт с листом бумаги. Уже темнело, и Тихон подошел к окошку. Письмо было коротким, коряво выписанные буквы складывались в строки:
«Друже! Мабуть, скоро побачымося знову. Поклычэмо старых товарышив. Грюкнэмо щэ двэрыма! Жинка моя вжэ у матэри. Собыраю и я свои манаткы. Надоели мне тутошные Магометы хуже горькой редьки. Скучыв по ридний Украини, аж дыхаты тяжко. До зустричи.
Обратный адрес отсутствовал.
* * *
Как ни отговаривали Глобу переночевать в селе, он все-таки решил ехать. Даже если бандиты уже знают об аресте Павлюка, им не придет в голову, что его повезут среди ночи.
Тихон навалил в линейку свежего сена, связал Павлюка веревкой и усадил его с помощью мужиков. Павлючиха попрощалась с мужемвыла во весь голос, как по покойнику. Бабы с трудом оторвали ее от тронувшейся линейки, за которую она вцепилась обеими руками. До сих пор молчавший Павлюк вдруг дернулся и, повернувшись всем телом назад, закричал срывающимся от тоски голосом:
А ублюдку скажи Повернусьубью, як скажену собаку!
Ночь обступила со всех сторон. Видна была лишь дорогасловно серое русло высохшей реки с крошечной, точно прокол в темном картоне, одинокой звездой. Колеса глухо постукивали по неровностям, ухал в чаще филин, невидимое комарье звенело в воздухе, пронизывая все вокруг своим занудливым жужжаньем.
Павлюк шевельнулся на соломе и прохрипел:
Комахи крови насосались Вдарь по мордетерпеть мочи больше нет.
Глоба поднял руку, не останавливая линейки, на ходу сорвал ветку и легонько хлестнул листьями по лицу Павлюка. Тот со стоном вздохнул:
Дякую
Ишь вежливый, усмехнулся Глоба. И чего я тебя везу Поставить бы у дереваи пулю в лоб. Одним гадом на земле меньше.
Ты скажешь! обеспокоенно пробормотал Павлюк. А допыт? Я, может, знаю такэ
Чье письмо?
Тут не скажу Вези до милиции.
Нож где взял?
Якый?
Которым учительницу убил.
То брехня.
И не жалко было тебе ее?
За москальку не ответчик. Чего ей треба на украинской земле? Я ее сюда нэ клыкав.
Она детишек твоих учила уму-разуму.
Вот повернусь из-за решеткиприбью своего ублюдка. Научили батька продавать.
Вернешься ли еще, сказал Глоба.
Про учительку доказать надо, сердито бросил Павлюк. А то що? Я по тебе из «куцака» шмалялто ж не поцилыв? За что меня убивать? Гей, будь ласка, поганяй комах Живым жрут, кровососы.
Вот как ты заговорил! зло удивился Глоба. Ну, тогда на себя и пеняй
Он потянул вожжи, слез с остановившейся линейки. Що ты робыш? с тревогой спросил Павлюк.
Пожалуй, ты прав, продолжал Глоба, тебя в город привезешь, а ты там выкрутишься, как червяк из коровьей лепехи. Подыхай здесь.
То ты о чем? всполошился Павлюк. Убивать меня нельзя Подожди! Ты куда?!
А оставайся тут, зараза, выругался Глоба. Я лошадь выпрягу и пойду до селатам скажу, что бандиты напали.
А что ж я?! воскликнул Павлюк.
Тебя за ночь сожрет комарье. Знаешь как это бывает?
Шуткуешь, начальник? дрогнувшим голосом проговорил Павлюк.
Глоба не отвечая подошел к лошади, мягко похлопал ее по крупу, ступил к морде, начал выпутывать из кожаных ремней оглоблюона глухо упала на землю, потом загремела вторая. Взяв лошадь под уздцы, Глоба повел от линейки.
Сначала было тихо, потом Павлюк осторожно позвал:
Ге-е-ей! Ты куда?! Повернись, начальник!
Павлюк вдруг заорал, словно резаный:
Поверни-и-ись! Прошу, ради господа бога! Не губи!.. Пожалей диток малых Господи!! Сдыхаю-ю!
Глоба вернулся назад и в темноте подошел к Павлюку:
Так от кого то письмо?
Запамятовал Сгони комах с горла! Дыхаты ничым!
Так околевай.
Жизни он меня решит!
Когда это еще будет, холодно возразил Глоба. Не сегодня.
От Корня То письмо батька Корня, простонал Павлюк.
Когда он здесь будет?
Не знаю Убей бог, не ведаю о том Скоро. Одно письмо, бильш нэ було, Комари очи выедают Пощади
Глоба достал из кармана трут и кремень, выбил искры, от тлеющего огонька запалил клок сена. С пылающим факелом склонился над линейкойон увидел белое лицо с перекошенным ртом, блестящее от мокрого пота.