Манап ответил почти сразу. Видимо, аппарат лежал у него под рукой.
Слушаю, подполковник Омаханов.
Здравствуй, брат.
Сначала последовала долгая пауза, потом раздался продолжительный вздох брата-близнеца.
Потом Манап все-таки преодолел свое удивление и сказал:
Здравствуй, Гаджи. Ты где сейчас находишься?
Я только вчера освободился после четырех с половиной лет добротного отдыха за хозяином. Хотел к матери наведаться, да вот внешний вид не позволяет. Не хочу, чтобы она меня в тюремной робе видела. Ты меня деньгами не выручишь? Мне много не надо. Тысяч пять хватит, чтобы прилично одеться.
Ты думаешь, я сам деньги печатаю или на взятках процветаю? Смею тебя уверить, что ни тем ни другим не промышляю. Со свободными средствами у меня у самого напряженка. Устроят тебя три тысячи? Если так, то могу прямо сейчас выделить. Это все, что у меня на данный момент имеется на карте. Даже три двести.
А перехватить там, у вас, ни у кого не сможешь?
Нет, сказал Манап как отрезал. Это не корректно. Я на службе ни у кого не беру. Не приучен быть в долгу. Отношения с сослуживцами не те. У нас это не принято. Да и вообще
Мамонт подумал, что за этими словами должно последовать длительное и нудное нравоучение, поэтому решил прервать разговор.
Ладно, брат. Трех мне не хватит на то, что я для себя присмотрел. Бывай здоров! Я сам найду. У меня старых друзей много осталось. Они не жадные, для хорошего человека ничего не пожалеют, проговорил он, выключил телефон и вернул его Рамазану.
С кем базар вел? спросил тот.
Мамонт не смог вспомнить, рассказывал ли он товарищу о том, что у него есть брат-близнец, старший следователь по особо важным делам. Если да, то это значило, что Рамазан просто подыгрывает ему сейчас, помогает в проверке Мурада. Если нет, то это в какой-то мере станет и проверкой самого Рамазана, хотя оснований не доверять ему у Мамонта вроде бы не было.
Это подполковник юстиции Омаханов Манап Мансурович, старший следователь по особо важным делам.
Брат, что ли? продолжил расспросы Рамазан.
Не просто брат, а близнецна двадцать минут позже меня родился.
Лицом сильно похож? для чего-то спросил Мурад, явно заинтересовавшийся этим обстоятельством и что-то, похоже, в голове прокручивающий.
Не сильно, но общие черты есть. Нос одинаково выглядит. Разрез рта, форма глаз, скулы одинаково торчат. Отчего они такие у брата, ума не приложу, зато знаю, что у меня от зоновских харчей.
Жалко, что вы не сильно похожи, сказал Мурад и посмотрел на Рамазана Лачинова, но тот явно был не в курсе его задумок и мыслей. А то можно было бы что-нибудь придумать и хорошо сыграть на похожести, сбить следствие с правильного пути хотя бы в самом начале.
Его взгляд опять был устремлен на Рамазана, из чего Мамонт без труда понял, что Мурад в курсе предстоящего дела. Он даже голову ломает над планом, соображает, как лучше всего осуществить нападение на сотрудников полиции и ввести следствие в заблуждение.
Магомедгаджи уже довольно давно привык к тому, что его планы воплощают другие люди, которые непременно советуются с ним, поэтому сказал слегка сердито и нравоучительно:
Чтобы пустить следствие по ошибочному пути хотя бы в самом начале, следует не оставлять после себя ни одной зацепки. Я слышал, некоторые умники утверждают, что так не бывает. Но ведь это и есть та самая мысль, которую следаки самого разного уровня пытаются вбить в голову каждому уважающему себя человеку. Однако я сам готов утверждать, что это случается. Следует обязательно продумать каждый свой шаг, который еще предстоит совершить. Каждый из них необходимо рассматривать в нескольких вариантах, в зависимости от поворота ситуации, быть загодя готовым к любому развитию событий. Если из-за угла внезапно появится человек с автоматом, то ты обязан выстрелить первым, потому как предвидел возможность появления этого человека. Иначе можешь подставить не только себя, но и своих подельников, которые тебе доверились, на тебя надеются, считают, что ты не подведешь их.
После этих слов ничего не сказали ни Рамазан, ни Мурад. Но судя по тому, как засветились глаза у молодого парня, Мамонт подумал, что на него можно положиться, а сам он произвел то впечатление, которого и добивался. Причем и на того и на другого.
Манап Мансурович позвонил Михаилу Михайловичу, который исполнял обязанности главного редактора интернет-портала, опубликовавшего интервью с подполковником Омахановым.
Лисовская, говорите. Старшему следователю показалось, что Михаил Михайлович с немалым трудом вспомнил, кто это такая. Ах, да. Была у нас такая стажерка, но она не прошла испытательный срок. У нас обычно из дальней командировкиа поездка в Дагестан именно таковой и являетсясотрудники привозят как минимум три материала. А Лисовская вернулась только с одним интервью. Нас такое не устраивает. Это чересчур накладно. Поэтому я и не взял ее в штат.
Так она была стажерка или работала на испытательном сроке? спросил Манап Мансурович. Трудовой кодекс утверждает, что это разные вещи. Впрочем, я не уполномочен разбираться в таких делах. Этот вопрос пусть решают ваши юристы, если он вдруг поднимется. Меня в настоящий момент интересует запись нашего с ней разговора. Насколько я помню, она тогда включила диктофон в смартфоне.
Это устоявшаяся практика. Запись ведется всегда. Хоть на диктофон смартфона, хоть на отдельный гаджет. А что случилось? Лисовская что-то напутала в фамилиях? Это бывает достаточно часто. Особенно после посещения республик. На слух воспринимается так, пишется иначе. Но руководитель отдела должен был лично проверить соответствие в тексте.
Она исказила факты, сказал старший следователь по особо важным делам достаточно твердо. То, что высказывала от себя и озвучивала в своих вопросах, эта особа вложила в мои уста. Я оказался в неприятном положении человека, на которого может быть подан судебный иск.
Ну и что? спросил Михаил Михайлович. Махните рукой. Пусть подают. А вы в суде просто предоставите запись разговора, и вас тогда оправдают.
Именно это я и хочу сделать. Но мне нужна запись нашего разговора. Хотя бы копия таковой.
Тут, я думаю, проблем возникнуть не должно. Сегодня Лисовская придет в бухгалтерию получать свой гонорар. Я сейчас же позвоню туда, предупрежу, чтобы оттуда ее отослали сразу ко мне, скопирую запись с ее смартфона и перешлю ее вам. Оставьте, пожалуйста, свой электронный адрес, если не трудно.
Не трудно. Подполковник Омаханов немедленно сделал это. Если что-то будет не так, вы мне все равно сообщите, не просто попросил, а даже потребовал он. Вопрос срочный. Я думаю, что вашему интернет-порталу судебное разбирательство тоже доставит мало приятных моментов. Обвинения-то будут высказаны именно в ваш адрес.
Я обязательно перешлю вам копию, пообещал Михаил Михайлович настолько твердо и легкомысленно, что старший следователь верил ему с трудом.
Но что еще ему оставалось делать?
В течение дня подполковник Омаханов несколько раз проверял свою электронную почту, но сообщения от главного редактора так и не было. Уже вечером, перед уходом домой, Манап Мансурович решился написать Михаилу Михайловичу сам, поторопил того, не надеясь больше на его обязательность.
Лишь утром он получил сообщение, в котором говорилось, что Алиса Лисовская уже стерла запись разговора со своего смартфона, и получить ее теперь уже не удастся.
Как восстанавливать записи, Манап Мансурович знал. Он справился бы с этой задачей сам, при помощи простой программы «Феникс», даже без привлечения спецов, как обычно делают другие следователи. Но для этого требовался смартфон Лисовской. Изъять этот достаточно дорогой гаджет даже на время осуществления следственных действий можно было только по решению суда. Это означало долгие хлопоты, с чем старший следователь по особо важным делам связываться попросту не желал. У него хватало и других текущих дел.
Но в данном случае все зависело от реакции на факт отсутствия записи разговора со стороны полковника Гаджигусейнова. Если Нияз Муслимович станет настаивать, то придется и в суд обратиться. В противном случае можно будет спустить дело, что называется, на тормозах.