Что? То, что я не сплю с раздувателями дешевых сенсаций?
Н-ну-у В общем и целом да. В самом широком смысле.
А как-нибудь поконкретнее ты не можешь объяснить?
Могу, сказал Максим, глянул на часы и вскочил. Мать моя, времени-то сколько!.. Ну-ка, бегом наводить красоту, если хочешь, чтобы я тебя подвез!
Торопишься? не без огорчения спросила Нина, как будто это не было видно и так.
Очень, подтвердил Максим. Долг требует, чтобы я до захода солнца раздул пару-тройку сенсаций по возможности, сама понимаешь, здоровых, потому что нездоровые дешевле, и, если раздувать их, норму придется увеличить самое меньшее вдвое. А когда дневное светило сядет, я непременно дам тебе более узкое, специализированное объяснение по поводу качеств, которые привлекают меня в твоей персоне.
Эту бы грозу да на ночь, с лукавой улыбкой сказала Нина, поднимаясь из-за стола.
Все тебе будет и ночь, и гроза, с напускной свирепостью пообещал Максим.
Обещанию этому не суждено было сбыться, но в тот момент, в половине седьмого сырого и туманного сентябрьского утра, ни он, ни его невеста об этом даже не подозревали.
Глава 2
Елки-палки, Глеб Сиверов осторожно поставил на стол дымящуюся чашку с черным, как отвар каменного угля, и крепким, как динамит, утренним кофе. А ведь я его, кажется, видел!
Кого? рассеянно спросила от плиты Ирина, бросив через плечо мимолетный взгляд на экран телевизора.
На экране в данный момент красовалось изображение криво завалившегося в неглубокий придорожный кювет «мерседеса», из которого спасатели в исполосованных световозвращающими нашивками комбинезонах как раз вытаскивали тело водителя.
Не кого, а что, поправил Глеб. Вот этого «мерина» я вчера вечером видал. Я как раз проезжал мимо, когда он в кювет скатился.
Ирина повернулась к нему лицом, временно оставив без внимания аппетитно скворчащую на сковороде яичницу.
И ты не остановился? с искренним изумлением спросила она.
Сиверов отрицательно помотал лохматой со сна головой, отхлебнул кофе и пожал плечами.
Мне показалось, что в этом нет необходимости, сказал он, видя, что не удовлетворенная этой пантомимой Ирина продолжает испытующе смотреть ему в лицо.
Как это «нет необходимости»? На твоих глазах случилась авария, а ты
Да не было никакой аварии! Глеб сердито отодвинул пустую чашку и сунул в зубы сигарету. Скорость у него была километров десять в час, не больше, может быть, даже пять. Ну, словом, то ли только что тронулся, то ли вот-вот остановится И вдруг, представь себе, поворачивает и так это аккуратненько, на тормозах, сползает в кювет.
Что?!
Представь себе.
Все равно надо было остановиться, безапелляционно заявила Быстрицкая, снова поворачиваясь к мужу спиной и ловко поддевая лопаткой глазунью. Не закуривай, яичница уже готова. Если бы ты остановился и помог ему, он мог выжить.
Видишь ли, сказал Глеб, послушно кладя незажженную сигарету поперек пачки, я хотел остановиться и даже начал притормаживать. Сама понимаешь, смотрю в зеркало: как там наш пострадавший? А пострадавший, вообрази себе, преспокойно открывает дверцу и выходит из машины. Ну, я решил, грешным делом, что это либо пьяный, либо обколотый, либо какая-то новая разновидность дорожной подставы, и поехал себе дальше
Погоди, сказала Ирина, держа на весу тарелку с яичницей. Как это «вышел»?
Да, сочувственно сказал Глеб, в свете только что прозвучавшей информации о состоянии его здоровья это представляется немного странным. И тем не менее Ты же знаешь, я неплохо вижу в темноте. Именно вышел. И пошел.
Куда пошел?
К багажнику. Я, помнится, еще подумал, что за буксирным тросом. Съехать-то легко, сама понимаешь, а вот обратно без буксира уже не выберешься. Я бы его вытащил, если б не видел, как он туда съезжал. Странно съезжал. Явно нарочно. Ну, я запомнил номер на тот случай, если в свежей сводке появится что-нибудь вроде вооруженного ограбления на этом участке шоссе, а вместо ограбления изволь, смерть от сердечного приступа. Только, сдается мне, за рулем сидел совсем не тот человек, которого они оттуда вытащили.
Ирина аккуратно, почти без стука, поставила перед ним тарелку, взяла с плиты еще горячую сковороду и вместе с лопаткой положила в раковину тоже аккуратно, в самый последний момент подавив желание с грохотом ее швырнуть. Господи, ну что за жизнь?! К этому просто невозможно привыкнуть. Казалось бы, всякого навидалась, ко всему притерпелась и научилась ничему не удивляться. Но где там! Стоит только начать успокаиваться, как тебе тут же подносят очередной сюрприз.
Если б я была президентом, сказала она, пуская в раковину горячую воду, обязательно запретила бы показывать такие вещи по утрам, когда люди завтракают.
Если б я был султан, я б имел трех жен, прокомментировал это заявление Сиверов, с аппетитом уплетая яичницу с колбасой.
У тебя и до одной-то руки не доходят, заметила Ирина, смывая со сковороды жир.
Новости кончились, и Глеб наконец выключил телевизор.
Грешен, сказал он с набитым ртом, каюсь. Постараюсь исправиться.
Обещал пан кожух, сказала Ирина.
Сиверов положил вилку на край тарелки и осторожно покашлял в кулак.
Что это с тобой? спросил он. Чем я успел провиниться с утра пораньше?
Не ты, сказала Быстрицкая. Она закрыла кран и присела за стол, рассеянно вытирая руки подолом фартука. Не ты, а твой дурацкий телевизор. Чудо двадцатого века! Просто волосы дыбом становятся, как подумаешь, сколько труда и таланта потрачено, чтобы соорудить машинку, которая по утрам портит людям настроение.
Какое-то время Глеб внимательно и с некоторым удивлением разглядывал жену, а потом молча вернулся к еде. Ирина налила себе кофе и принялась мастерить бутерброд. Она намазала кусок хлеба сливочным маслом и как раз пристраивала сверху ломтик сыра, когда Сиверов заговорил снова.
Ты, кажется, решила, что вся эта чепуха сулит нам какие-то неприятности, сказал он.
Не нам, возразила Ирина. Мне.
Тебе? изумился Сиверов, но тут же спохватился. Ах, ну да, конечно. Предполагается, что я получаю от своей работы удовольствие, а тебе от нее одно беспокойство Он замолчал, почувствовав, что говорит лишнее, подцепил на вилку кусочек поджаренной колбасы, отправил его в рот, прожевал и проглотил вместе со своим внезапно и несвоевременно проснувшимся раздражением. Забудь об этом, сказал он. Это совсем не моя епархия. Хотя случай, согласись, небезынтересный.
Не понимаю, что в нем интересного.
Так уж и не понимаешь, усмехнулся Глеб и, опустив глаза в тарелку, целиком сосредоточился на яичнице.
Жуя бутерброд и прихлебывая кофе, Ирина постаралась понять, что имел в виду муж. Она представила себе пустое ночное шоссе и медленно катящийся по обочине дорогой «мерседес». Вот он сворачивает направо и медленно, осторожно, озаряя темноту короткими вспышками тормозных огней, потихонечку сползает в кювет. Двигатель выключается, из машины выходит водитель и, оскальзываясь на заросшем сырой травой склоне, движется к багажнику. А через какое-то время за рулем этого самого «мерседеса» находят совсем другого человека, который умер от сердечного приступа и которого, между прочим, уже полтора месяца считают пропавшим без вести.
Картинка получалась довольно красноречивая, и Ирина поняла, что имел в виду Глеб, когда назвал этот случай небезынтересным. Еще она подумала, что как-то незаметно для себя переняла образ мыслей мужа, склонного в каждом непонятном или странном происшествии видеть криминальную подоплеку. Ну конечно! Естественно, это было убийство, замаскированное под несчастный случай! А как же иначе? И к багажнику водитель пробирался вовсе не за буксирным тросом, как поначалу подумал Глеб. Там, в багажнике, лежало тело похищенного полтора месяца назад бизнесмена Семичастного. Выкуп за него, наверное, не заплатили, вот похитители его и прикончили с помощью какого-нибудь купленного на черном рынке секретного препарата. А может, он просто скончался там, у них, не выдержав плохого обращения, а то и просто с перепугу