Чинарский говорил ей, что от нее пахнет молоком и клубникой, а она только ухмылялась. Он догадывался, что ее языкслякотная тянучка рыбьих кишок, а нутродремучее царство заплесневелых отходов. Но ему это нравилось, и он не хотел копаться в объяснениях.
Когда приехала долгожданная тележка, а Валька, пересчитав остатки и сдав деньги, наконец освободилась, Чинарский расцвел. Единственное, что его огорчало, так это поистощившиеся финансовые ресурсы. Дома у него была припрятана некоторая сумма, но она имела гриф «секретно». Так Чинарский называл денежные средства, которые намеревался захватить с собой на ипподром с тем, чтобы сделать ставку на Звонкий Крестец или Черепаху. Он не только знал клички, повадки и возможности лошадей, участвовавших в забеге, но проник в самые конюшни, в закоулки душ конюхов и тайные помыслы букмекеров. Для этого он не брезговал подкупом, а зачастую ловил и подзатыльники и затрещины. На ипподроме действовала своя мафия, еще не окрепшая, как в развитых странах, но все же пытающаяся устанавливать свои правила.
Валька преобразилась. Она подкрасила губы, расчесала непослушные пряди, сняла войлочные сапоги и надела полусапожки на высоком каблуке, которые, правда, совершенно не шли к ее старой бесформенной куртке. Дешевая дамская сумочка на тонком длинном ремешке, которыми в избытке торгуют на «турецких» рынках, также мало вязалась с этим неженственным прикидом. Но дисгармония верхней одежды и аксессуаров не оскорбляла вкуса Чинарского. Он был горд и счастливтелосложение его «мамзели», насторожившей его вначале своей излишней стройностью, не затронуло выбранных им относительно женской фигуры приоритетов. А именноналичие крупного мясистого зада и больших грудей. Здесь он был неподкупен.
Он галантно взял у Вальки розовый пластиковый пакет с надписью «Шанель» и под ручку пошел с ней по гудящим апрельским возбуждением вечерним улицам.
Погодь хоть куда, улыбалась Валька, ежась от блаженства. А ты далеко живешь?
Пару кварталов, подмигнул Чинарский.
Он достал из кармана скомканную десятку и, расправив ее, приценился к цветам. Продавцы изысканно шипастых роз дружно смерили его насмешливыми взглядами. Их было немногочеловек шесть или семь, но стоявшие в огромных вазах цветы поражали разнообразием оттенков: от кроваво-черного до кисейно-розоватого и сливочно-желтого.
Чинарский вернул Вальке ее пакет.
Подожди-ка меня тут
Он шагнул к вазам с цветами.
Сколько? кивнул Чинарский на одну из ваз.
Столько, сколько тебе и не снилось, ответила ему смуглая азербайджанка с выкрашенными хной волосами.
А если поточней?
Пятьдесятштука, бросила женщина.
Он порылся в карманах. Выудил оттуда полтинник и протянул тетке. Та скептически пожала плечами.
Упаковку надо? Она зашелестела перед носом Чинарского разноцветной фольгой, какими-то блестящими рюшами и ленточками.
Хватит простого целлофана, спокойно сказал Чинаркий.
Какую? спросила азербайджанка.
Красную, как твоя невозмутимо проговорил Чинарский.
Тетка швырнула в него полтинником, плюнула в его сторону и разразилась русской матерной бранью с кавказским акцентом.
Все это время Валька стояла в стороне. Весь ее вид свидетельствовал о душевном дискомфорте. Словно ей было стыдно за своего непрезентабельного, стесненного в средствах друга. Когда же услышала ругань торговки, поспешила оставить своего незадачливого товарища. Незаметно сдвинулась с места, обогнула здание рынка и пошла к трамвайной остановке.
Ты куда, мать твою! крикнул Чинарский Вальке.
Пока азербайджанка материлась, другой продавецчерноглазый крючконосый пареньсогласился продать Чинарскому красную розу.
Зачем человека обижать? назидательно сказал он, непонятно кого имея в видуЧинарского или торговку.
Чинарский с подчеркнутой благодарностью принял из его темных рук цветок и поспешил за Валькой.
Он нагнал ее уже на подходе к остановке.
На хер мне твой цветок! взвизгнула она. Как будто только его мне и не хватало!
Не понял, оторопело замер Чинарский.
Ты бы мне лучше колготки или трусы купил, безапелляционно заявила она. Или банку джин-тоника!
Да будет тебе и водка, и джин-тоник, миролюбиво простонал Чинарский. Не торопи события.
Ладно. Валька смирилась с такой глупой расточительностью и приняла розу. Только мне это Она на минуту замялась. Взгляд ее затерялся в опадающем лепестками голубых роз вечернем небе.
Чинарский снова взял ее пакет.
Чего еще?
Мне бы по-быстрому, смутилась Валька. А то у меня ведь это ну Она протяжно вздохнула, словно из нее тянули жилы. Хахаль у меня есть. Ну, так мне бы до ночи управиться.
Управимся с божьей помощью, повеселел Чинарский, который уж было подумал, что даму настигли критические дни.
Только ты не думай, что я того, гулящая В голосе Вальки блеснул расплавленный металл.
Кто это думает! возмутился Чинарский. Никакая ты не гулящая, а так, погуливающая
Он сипло засмеялся. Валька насупилась. Из опустевших рядов вещевого рынка тянуло шашлычным дымком. Желудок Чинарского отозвался на это плотоядное дуновение голодным спазмом.
Что, шуток не понимаешь? раздувая ноздри, вытаращился он на Вальку.
Ты поосторожней. Валька стояла со сведенными на переносице бровями, с искривленными в недовольной гримасе губами.
Ну, ты чего? Чинарский почти вплотную приблизился к ней. Пошли, а то что-то я озяб.
По пути Чинарский заскочил в продовольственный магазинобзавестись двумя согревающими бутылками. Также купил три банки «Ярпива», которые золотисто блеснули, когда он клал их в пакет. Валька, увидев банки и бутылки, заметно повеселела. Теперь она стрекотала как кузнечик.
По дороге Чинарский узнал много бесполезного из ее жизни. Его вообще мало интересовало ее существование, полное мелких драматических событий и крупных бытовых проблем. Он вдыхал полной грудью весенний воздух и поздравлял себя с удачей. В холодильнике у него стояло полбутылки фанты, валялся один лимон, а в ячейке для яиц лежала очищенная луковица. Имелись еще макароны, купленные месяца три назад, несколько картошек, сахар и чай. Чего еще нужно человеку? думал он, шествуя под ручку с Валькой.
Они поднялись на скрипучем, изукрашенном похабными граффити лифте на седьмой этаж, предварительно подвергнувшись «досмотру» и пересудам со стороны дворовых бабусь. Чинарский по своему обыкновению иронично кивнул им и взял под козырек; Валька же прошла с горделиво поднятой головой, с полыхающей розой в руке.
В двухкомнатной квартире Чинарского не то чтобы царил беспорядок, но все имело откровенно затрапезный вид: истертые, сальные во многих местах обои, раздрызганный сервант, драный диван, продавленное кресло у телевизора совдеповских времен, стол с безнадежно испорченной полировкой. Кухонный и туалетный кафель самым наглым образом отваливался, обнажая цементные руины; старенькая двухконфорочная плита была забрызгана жиром; раковина подозрительно серела, а в центральной своей части и чернела, покрытый рваной клеенкой обеденный стол-буфет казался чересчур громоздким.
Валька огляделась, нашла на серванте пыльную вазу в виде нефритового стержня и пошла в ванную. Там налила в вазу воды, не вытряхивая из нее сгустившейся на дне пыли, и опустила в нее розу прямо в обертке.
Чинарский деловито выгрузил из пакета бутылки и банки, поставил их в кухне на стол. Полез в навесной шкафчик за посудой, а потом достал из холодильника нехитрую закуску.
У меня там окорочканакалымила, сказала Валька, вновь появившись на кухне.
Правда, что ль? улыбнулся он, обнажая желтые зубы.
Правда, кокетливо повела плечами Валька. Достань.
Айн момент. Чинарский вытащил газетный сверток.
Развернул. И в самом делеокорочка. Целлофановый пакет протек, газета намокла. Чинарский достал две «ножки Буша».
Неплохо! восхищенно прищелкнул он языком. Ты всегда так?
Это еще ерунда. Бывает, по двести граммов на кило обвешиваю.
А инспекция? игриво приподнял брови Чинарский.
Раз на раз не приходится, философски ответила Валька.