Патти только что сообщила подруге, что мальчик, который ей давно уже нравится, наконец-то пригласил ее на завтрашний школьный бал.
Да ну! Ой, Патти, я за тебя очень рада! А что я тебе говорила: рано или поздно он обязательно созреет. Я же видела, какие взгляды он на тебя бросает Он, наверное, просто малость застенчив. Но я все равно уверена, что вас объявят королем и королевой этого бала.
Да, но я-то совсем не такая скромница! отпарировала Патти, которая, вероятно, считала застенчивость отрицательной чертой для людей своего возраста.
Ну, уж это я знаю. Вот твоя эксцентричность и будет компенсировать его скромность. Ты меня понимаешь? Противоположности ведь всегда тянутся друг к Другу
Наверное, так оно и есть. Патти не могла с этим не согласиться.
Нэнси закончила расчесывать волосы и теперь любовалась своим телом, разглядывая его в большое зеркало у двери и одновременно прикидывая, не слишком ли полна ее грудь и достаточно ли стройны ноги. А Патти тем временем с сожалением говорила подруге, что никак не сможет поехать с ней по магазинам, потому что ее мать («даже в субботу!») успела навесить на нее кучу домашних дел.
И в этот момент раздался звонок во входную дверь.
Патти, подожди секундочку! Кажется, отчим вернулся, попросила Нэнси.
Положив трубку на кровать, она наскоро накинула короткий халатик и заспешила на звонок, который трещал без умолку, будто отчиму до зарезу требовалось поскорей попасть в дом. Открыв ему дверь, Нэнси испуганно отшатнулась: Берт Джонсон стоял перед ней в стельку пьяный, ухватившись обеими руками за притолоку, чтобы не потерять равновесие и не грохнуться на пол Прямо в прихожей. Девушка нахмурилась и отошла в сторону, давая ему беспрепятственно войти внутрь.
Привет, папуля, с явным неодобрением сказала она.
Развязным тоном, едва ворочая языком, Берт Джонсон тут же откликнулся:
Здравствуй, радость моя! Как насчет хорошенького теплого поцелуйчика любимому папочке, а?
От изумления Нэнси застыла как вкопанная. Конечно, и раньше случалось, что он приходил домой подшофе, но никаких разговоров о «поцелуйчиках» ни разу до сих пор не было. Он всегда относился к ней довольно спокойно, если не сказать прохладно, и в общем так до конца и не заменил родного отца. Поэтому столь резкая перемена в его поведении была для Нэнси непонятной и неожиданной и заставила девушку насторожиться.
Нетвердой походкой Берт шагнул в прихожую и тут же буквально повис на плечах своей падчерицы, всем телом прижав девушку к стене и дыша ей в лицо густым перегаром.
Папа! взвизгнула Нэнси и отвернулась. Он недоуменно отпрянул, но все же продолжал прижимать ее к стене широко расставленными руками. Теперь его голос стал тише, и в нем зазвучали даже какие-то просительные нотки:
Нэнси, не надо каждый раз меня называть папой. Какой же я тебе отец? Я ведь твой отчим, и мы оба это прекрасно знаем У нас нет с тобой кровного родства. А поэтому ничего дурного не случится, если время от времени между нами будет кое-что происходить Ну так как же насчет поцелуйчика? Неожиданно он притих и оглянулся по сторонам, будто прислушиваясь. А где твоя мать? почти шепотом спросил он.
Нэнси, пригнувшись, поднырнула под его руки и медленно попятилась по направлению к своей комнате.
Она в парикмахерской. Ты что, забыл? заговорила она на ходу. А ты, кстати, обещал мне дать сегодня свою машину, чтобы я съездила за покупками. Можно? Этими вопросами Нэнси втайне надеялась отвлечь похотливого отчима от его уже вполне очевидных намерений. Но, заметив в его глазах жадный блеск, испытала прилив удушливого страха и помимо воли начала заметно дрожать.
Бросив на банкетку в прихожей свою фуражку, Берт ловким движением поймал ее за запястье и притянул к себе.
Конечно, милая, можешь взять мою машину, не сперваобещанный поцелуй и жаркие объятия. Ну, чего ты меня боишься? Я ведь не кусаюсь.
Девушка отвернулась, а он слюнявыми губами поцеловал ее в щеку. Нэнси не пыталась вырваться, боясь разозлить отчима еще сильнее. Вместо этого она попробовала хоть как-то вразумить его:
Ну, папа!.. Мне больно. Пожалуйста, отпусти меня. Я говорю сейчас с Патти по телефону. Она меня ждет. Она ждет, когда я снова возьму трубку. Я сказала ей, что только спущусь на секунду открыть тебе дверь
Он немного ослабил хватку, и Нэнси, вывернувшись, бегом бросилась в свою спальню, тут же захлопнув за собой дверь. Здесь она глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки, и только потом подняла трубку, которую всего пару минут назад оставила на постели.
Патти, это я. Патти! Ты меня слышишь? Черт! Ты что, трубку повесила?
Берт Джонсон тяжело опустился на стул в коридоре второго этажа, не дойдя всего несколько шагов до спальни Нэнси. Его раздирали сейчас весьма противоречивые чувствавина, стыд и сексуальное возбуждение. Но страшнее всего ему казалась перспектива, что эта попытка овладеть Нэнси так ничем и не кончится. Ведь кто ее знаетсохранит ли она все это в тайне или сегодня же нажалуется матери? А тогда уж Гарриет наверняка подаст на развод. Вот проклятие! Маленькая сучка! Ведь она каждый день щеголяла перед ним по дому почти раздетая, а теперь, когда он наконец отважился на первый шаг, притворяется, будто сильно испугалась. Чего она добивается? Чтобы ее долго упрашивали?
Нэнси повесила трубку и, посмотрев на дверь спальни, решила, что будет лучше запереть ее на замок. Но едва она собралась сделать это, как дверь неожиданно распахнулась и на пороге появился отчим. Он успел уже снять рубашку, и теперь его дряблый живот жирной складкой свисал на ремень форменных полицейских брюк.
Ну, иди ко мне, Нэнси! Покажи, крошка, как ты умеешь любить, а то я уже забыл, как это делает твоя мамочка
Отстань от меня! Нэнси отступила назад, хотя в голове ее промелькнула мысль, что, возможно, было бы правильнее стоять и не шевелиться, показывая этим свою робость не поддаваться ему. Хотя надо признаться, она мало что понимала в эту минуту.
Ну позволь мне хоть посмотреть на тебя! Клянусь, я и пальцем тебя не трону, взмолился Берт. Ну сними, пожалуйста, свой халатик Я хочу видеть тебя всю. Я только посмотрюи сразу уйду Если, конечно, ты сама ничего больше не захочешь.
Да ты ты просто спятил! Ты не соображаешь, что говоришь! Ты ведь мой от ч им! Сейчас же убирайся отсюда, иначе я все расскажу матери!
Ну, что ты Я же понимаюты просто обязана поломаться немного, чтобы показать мне, как ты себя уважаешь. Но только не вздумай уверять меня, что ты еще девственница. Я прекрасно слышал, чем вы тут занимались по ночам со своим дружком.
Пошел к черту! с отвращением выпалила девушка.
И тут Берт рванулся вперед с явным намерением схватить ее за грудь. Однако Нэнси в последний момент удалось увернуться, и она со всего размаху влепила ему звонкую пощечину. Отчим остановился и, бросив на нее гневный взгляд, тяжело задышал. А потом молниеносным движением руки рванул ее за ворот халата. Ткань затрещала, по полу запрыгали оторванные пуговицы. Нэнси заплакала, а он продолжал разрывать на ней одежду, пожирая девушку жадным взглядом.
Когда с халатом было покончено, отчим сгреб Нэнси в охапку и начал покрывать поцелуями, одновременно пытаясь стащить с нее лифчик. Но это ему никак не удавалось и Нэнси, отчаянно отбиваясь, почти уже выскользнула из его пьяных объятий. Но Берт успел просунуть колено между ее ног и, пользуясь своей силой, повалил девушку на кровать. Здесь она не могла больше ни изворачиваться, ни лягатьсяслишком велик был его вес, под которым Нэнси чуть не лишилась сознания. Наконец рука Берта нащупала ее грудь, а другой он начал судорожно шарить по всему ее телу, то и дело норовя забраться в трусы. Но чрезмерное возбуждение и избыток алкогольных паров все же подвели его: сражаясь с трусами, Берт настолько погрузился в свои действия, что не заметил, как Нэнси, извернувшись, смогла-таки дотянуться до стоящего на ночном столике приемника, по-прежнему передающего рок-концерт. И в следующую секунду девушка изо всех сил обрушила аппарат на его лысеющую голову. На какой-то миг изумление в глазах Берта смешалось с испугом, а потом он разом обмяк и потерял сознание.
Не помня себя от ужаса, Нэнси выбралась из-под его грузного тела, натянула трусы и, увидев себя в зеркале почти голую, схватила с пола бюстгальтер, тут же кое-как напялив его.
Первой ее мыслью был страх, что этим ударом она убила его. Нэнси осторожно подняла руку отчима, нащупала пульс и успокоилась. Рука безвольно упала на простыню, и почти в ту же секунду Берт захрапел. Нэнси никак не могла взять себя в руки. Еще какое-то время она стояла неподвижно, молча уставившись на него.
Что он будет делать, когда придет в себя? И как после этого они все втроем смогут уживаться здесь под одной крышей?..
Обойдя широкую кровать, девушка раскрыла шкаф и нашла в нем небольшой чемоданчик. Раздвинув на туалетном столике коробки с бижутерией и косметикой, она поставила на него чемоданчик, а потом, перерывая полку за полкой, стала наполнять его своей одеждой.
Берт Джонсон по-прежнему лежал на спине и громко храпел.
Нэнси была в смятении. Слишком уж неожиданно она оказалась отрезанной от целого мира, который привыкла считать своим и думать, что в нем царят спокойствие, мир и любовь. Но теперь она ясно понимала одно: надо немедленно бежать отсюда. В этом сомнений не было. Вот только куда она побежитоб этом Нэнси не имела ни малейшего представления.
Глава 5
Синтия вспоминала те времена, когда они только начинали ставить капканы Ее тогда еще удивляло, насколько хитроумно устроены эти штуковины, хотя занималась ими вовсе не она, а ее братья Льюк и Авраам К сожалению, Сайрус, самый старший из братьев, был довольно бестолков в подобных вещах, и ему даже близко не позволялось подходить к ловушкам. Хотя, с Другой стороны, Сайрусу не было равных в изготовлении крошечных гробиков для птичек и мышей. А у Льюка и Авраама было по три разных капкана, которые подарил им дядюшка Сэл.
Синтия хорошо помнила эти приспособленияих зазубренные острые челюсти, захлопывающиеся с помощью пружины и специальной петли, плоские металлические пластины, на которые помещалась приманка, стальные цепи и колья, которые вбивались глубоко в землю и как надежные якоря держали капканы на месте, не позволяя жертве сбежать. Хотя на самом деле началось все еще задолго до этих капканов. Сначала были бесконечные мамины рассказыдавным-давно, еще когда они жили в городе над маленьким магазинчиком, в котором мама торговала всевозможными средствами для магии и колдовстватам были разные травы и снадобья, амулеты и другие вещицы, а также толстые старинные книги с таинственными рисунками и непонятными заклинаниями. Но, наверное, другого такого магазинчика нигде не было, потому что покупатели приезжали к ним даже из Нью-Йорка и Филадельфии. Папа тоже тогда жил вместе с ними, и вот как-то на Пасху они всей семьей отправились навестить дядюшку Сэла и тетушку Эдну.
Синтия устроилась на заднем сиденье, поджав под себя ноги. На ней было накрахмаленное розовое платье, а черные блестящие волосы мама аккуратно заплела в косички. Девочка смотрела на затылок отца и пыталась представить себе, о чем он сейчас думает. А еще ей была видна мамина нарумяненная левая щека и кусочек ее плеча. Наконец Синтия не выдержала и встала, и перед ней сразу раскинулась широкая дорога, по которой они ехали, с бесконечными телеграфными столбами по обе стороны. Мать слегка придерживала ее, обернувшись с переднего сиденья. Но однообразный пейзаж шоссе вскоре утомил девочку, и она снова уселась на свое место.
Синтия, лучше не вставай больше, предупредила мать. А то если мы наедем на какой-нибудь камень, или папе придется резко затормозить, то ты вылетишь прямо на дорогу.
Девочке это показалось невероятным. Тем более что все окна в машине были закрыты. Но мама, наверное, знала, что говорит, иначе зачем бы люди стали приезжать к ней со всех концов страны, чтобы купить амулет или послушать, что она расскажет им про их будущее?
Синтия и трое ее братьев, деливших с ней заднее сиденье, переглянулись и захихикали. Розовощекий Льюк с прилизанными лоснящимися волосами цвета соломы был одет в костюм моряка с длинными расклешенными брюками, а на голове имел настоящее накрахмаленное морское кепи. На Аврааме был «мундир» простого солдата и шорты. Сперва он обиделся, когда папа преподнес ему такой подарок, потому что раньше никогда не видел, чтобы солдаты ходили в шортах, но потом слегка успокоился, когда в комплекте одежды обнаружилась и настоящая офицерская фуражкас золотой тесьмой и черным блестящим козырьком. Сайрус был самым крупным из всех, и на нем неуклюже болтались зеленые парусиновые брюки, какие носят обычно грузчики и водители автобусов, белая рубашка с короткими рукавами и серые подтяжки, которые и не давали спадать его нелепым штанам. Он почти всегда был одет в нечто подобное и от этого выглядел смехотворно, но мать никак не могла подобрать ему вещи, в которых он смотрелся бы более-менее прилично.
Синтия с сожалением вспоминала о пасхальной корзиночке со сладостями, которую мать не разрешила ей взять с собой, сказав, что этим она только испортит себе аппетит, а у дяди Сэла и тети Эдны наверняка найдется для нее немало всяких вкусных сюрпризов. Льюк и Авраам тоже оставили свои корзиночки дома, а Сайрусу почему-то разрешили взять гостинцы с собой, и теперь остальные только посмеивались над ним, потому что за время пути он успел съесть почти все, что находилось в его корзинке, причем ел он так неумело, что очень быстро перепачкал всю свою одежду мармеладом и пастилой. У него оставалось уже лишь несколько желтых мармеладных зайчиков, которых он припас напоследок, потому что любил их больше всего, как, впрочем, и Синтия. Они были мягкие, сладкие, липкие и тягучие, а когда их полностью засовываешь в рот, они начинают буквально таять там, как будто сделаны из сахарной пудры.
Празднование Пасхи поначалу не имело к Христу никакого отношения, поясняла мама. Это был языческий праздник весны. Зайчики и яйцаэто символы плодородия, отсюда и пошел традиционный пасхальный зайчик, несущий яйца. Теперь вам понятно?
Синтия, самая младшая, в свои семь лет не поняла ничего. Но до старших братьев, может быть, кое-что и дошло. Сайрус же, который в умственном развитии сильно отставал от остальных детей, кажется, вообще считал, что весь смысл Пасхи состоит в откусывании голов мармеладным зайцам.
Возле дома, когда они садились в машину, Синтия увидела, как несколько ее школьных товарищей направляются в церковь.
А мы почему не ходим в церковь? поинтересовалась она.
Потому что мы не верим в то, что там происходит, ответила мама. Мы верим в вещи, которые гораздо древнее церкви и имеют намного большую силу и власть. А церковь создана для убогих и слабых. И поэтому нам там нечего делать. Она нам попросту не нужна, как никогда не была нужна ни вашему деду, ни прадеду.