Старик Джэмисон расплылся в улыбке:
До свидания, Шарон. Передавай папочке привет и скажи, что мы с Мартой за него очень волнуемся и желаем ему скорее выздороветь.
Спасибо, мистер Джэмисон. Обязательно передам. До свидания.
Шарон быстро пересекла небольшую стоянку перед бензоколонкой и на перекрестке свернула налево. Из фургона за ней внимательно следили Льюк и Авраам, невольно восхищаясь ее изящной походкой, длинными каштановыми волосами, стройными ногами и соблазнительной круглой попкой, Затянутой в тугие джинсы.
Вот как раз то, что надо, а, братишка? подмигнул Льюк.
Авраам аж сглотнул:
Точно Мама очень обрадуется.
И он почувствовал, что начинает возбуждаться. Но, кроме похоти, в нем разгорался и чисто охотничий инстинкт, поэтому перед тем как поймать девочку, они решили малость поиграть с ней в кошки-мышки.
Фургончик медленно удалился от магазина, а затем свернул на шоссе вслед за Шарон, и стал постепенно нагонять ее. Завидев машину, девочка остановилась и нахмурилась, но почти сразу же успокоилась, так как автомобиль с двумя совершенно равнодушными, как ей показалось, пассажирами, проехал мимо нее и скрылся за поворотом.
Она, поди, уже думает, что мы больше не встретимся, не смог сдержать смешка Авраам.
Льюк выбрал на дороге подходящее место и притормозил у обочины. Выключив мотор, братья стали поджидать Шарон.
Девочка всегда боялась одна ходить в магазиндаже днем, когда было совсем светло. От дома, где Шарон жила с отцом и четырьмя младшими братьями и сестрами, до магазина было почти три мили, а она прекрасно знала, что иногда случается с девочками, которые путешествуют в одиночку по пустынным дорогам. В газетах и по телевизору часто рассказывали о грабежах и изнасилованиях и даже убийствах. И она каждый раз ловила себя на мысли, что просто не в состоянии понять, отчего люди могут быть такими жестокими. Это казалось ей непостижимым. Однако газеты и телевидение без устали предупреждали: будьте осторожны! и вновь рассказывали про ужасные случаи с девушками. Отец тоже всегда наставлял ее: «Будь бдительна, никому не доверяйся, даже товарищам по школе и учителям». Вот и сегодня он был против, чтобы она пошла в магазин, но идти, кроме нее, все равно было некому: сам отец сильно загрипповал, и ему срочно нужен был аспирин.
Выйдя на поворот шоссе, Шарон вновь увидела тот самый белый фургон и в нерешительности остановилась. Почему они не поехали дальше?.. Ведь рядом нет ни одного дома, нет даже других машин На секунду у нее мелькнула здравая мысль: надо срочно вернуться в магазин, позвонить оттуда отцу и попросить, чтобы он ее встретил-. Но Шарон тут же отвергла этот план. Как такое могло прийти ей в голову. Он же болен, а она своим глупым звонком из-за всей этой чепухи только растревожит его. Тем более что те двое в машине, кажется, не обращали на нее никакого внимания. Наоборот, они были всецело поглощены своей весьма оживленной беседой. Может, они просто заблудились в дороге и теперь ждут кого-нибудь, кто мог бы рассказать им, как проехать к городу?.. Шарон снова двинулась в путь, на этот раз заметно прибавив шагу, чтобы по возможности скорее миновать этот странный фургончик и забыть с Нем. Но когда она приблизилась к машине, парни вдруг замолчали и стали с любопытством разглядывать ее. При этом оба злобно усмехались, а глаза у них были такие, словно своими взглядами они хотели раздеть ее догола. Девочка опустила голову, пытаясь не думать о них, но в душе у нее все трепетало и сжималось от страха. Она судорожно вцепилась в бумажный пакет с покупками, стараясь идти по-старушечьи неуклюже, чтобы выглядеть как можно менее привлекательной. Тогда, наверное, они сразу поймут, что для секса она совсем не годится, и, возможно, оставят ее в покое.
Когда девочка почти вплотную подошла к фургончику, Льюк неожиданно громко просигналил, отчего сердце у Шарон ушло в пятки и, чуть не выронив свой пакет, она крепко прижала его к груди. Девочка обернулась, в любую секунду ожидая нападения. Но вместо этого водитель включил мотор и, обдав ее градом мелких камушков, пронесся мимо, а тот, что сидел рядом с ним, дико захохотал, когда машина поравнялась с девочкой. Фургончик снова скрылся из виду.
Дураки! громко выкрикнула Шарон им вслед, и страх начал понемногу отпускать ее. Она была очень рада, что эти идиоты, наконец, уехали. В апрельском небе нещадно палило солнце, но не оно было причиной тому, что девочка успела уже изрядно вспотеть. Она остановилась, перевела дух и, раскрыв пакет, осмотрела яйца, только что купленные в магазине. Два из них раскололись, когда она, видимо, слишком сильно прижала пакет к себе. Девочка вынула разбитые яйца, положила их на траву, а затем об нее же вытерла пальцы. Потом перебрала все остальные яйца, чтобы убедиться, что потерь больше нет, и снова зашагала вперед, проклиная свой поход в магазин, который превратился теперь в настоящую пытку.
Спустя несколько минут Шарон приблизилась к тому участку шоссе, где лес вплотную подходил к самой дороге, и волнение ее усилилось. Но другого выхода не былопуть домой лежал только через этот страшный участок. И как раз здесь Льюк с Авраамом поджидали ее. Выпрыгнув из кустов, они вдвоем накинулись на девочку и тут же сбили ее с ног. Свою машину они припарковали немного дальше, среди деревьев, чтобы Шарон не заметила ее раньше времени, а они могли использовать фактор внезапности. Расчет их был верным: неожиданное нападение настолько ошеломило Шарон, что она потеряла всякую способность сопротивляться, а тем более пытаться бежать от них. Братья стояли над лежавшей на дороге девочкой и зловеще скалились, наслаждаясь ее беспомощностью и наблюдая, как она пытается подняться на четвереньки и хотя бы немного отползти в сторону. Все яйца высыпались на асфальт и перекололись. Шарон задыхалась от ужаса, к тому же она сильно ударилась при падении головой и чуть не потеряла сознание. Видя, что девочка уже встает на колени, Авраам не спеша подошел к ней и ударил ее сапогом по ребрам, отчего она тут же упала лицом на асфальт, при этом сильно процарапав себе правую щеку. Авраам снова занес над ней сапог, намереваясь нанести следующий Удар.
Эй, полегче! прикрикнул на него Льюк. Не вздумай убить и эту, а то матушка нам так задаст, что не обрадуешься.
Авраам достал из кармана брюк моток толстой капроновой веревки, и они перевернули Шарон на спину, чтобы удобнее было связывать. В бреду девочка продолжала поскуливать и стонать, совершенно оставив все попытки как-либо сопротивляться. Братья надежно скрутили ей запястья и лодыжки, а потом подтащили к фургончику, открыли заднюю дверь и закинули девочку в установленную за сиденьями большую собачью клетку, Нагнувшись, Льюк достал из «бардачка» приготовленную заранее изоленту и плотно заклеил ей рот, чтобы пленница не смогла по дороге издать ни звука. Потом дверцу клетки заперли на замок. Но всего этого она уже не видела, поскольку за несколько минут до того все же успела потерять сознание.
Льюк сел за руль, Авраам закрыл створки широкой задней двери фургона и присоединился к брату, развалившись справа от него в мягком кресле. Фургончик выехал из укрытия и как ни в чем не бывало покатил по шоссе.
Надо было ее изнасиловать, с сожалением произнес Авраам. Ему все еще вспоминалась неудачная утренняя попытка овладеть Гвен или Нэнси.
Ни в коем случае! возразил Льюк. Как раз эта может оказаться девственницей, как и хотели мама и Синтия.
А как же мы? обиделся Авраам. Мы, что ли, не в счет?
Льюк ничего ему не ответил, а только резко нажал на газ, и машина понеслась вперед по залитой солнцем дороге.
Глава 12
В страстную пятницу Нэнси, Гвен и Шарон забрали из дома Барнсов. Льюк и Авраам прямо в клетках погрузили их в свой «пикап» и перевезли через поле к часовне. Там одну за другой их поместили в просторной комнате, служившей некогда студией дядюшки Сэла. Она была отделена от основного помещения церкви. Но десять лет назад в этом кабинете дядюшка Сэл занимался в основном не живописьюего главная мастерская находилась все же в самой часовне. А тут он любил отдыхать в окружении своих лучших работ. Здесь же он встречался с покупателями картин, читал, вел переписку и подсчитывал доходы от проданных произведений. Сейчас эта комната была в запустении. В углу возвышалась целая груда незаконченных картин, эскизов, набросков, альбомов и карандашных зарисовок с сюжетами из довоенного прошлого Америки. Здесь же стояли дядюшкины этюдники и мольберты. Огромный письменный стол из красного дерева и все шкафы теперь были сдвинуты к одной стене. С противоположной стороны остановили клетки, в которых томились сейчас три пленницыНэнси, Гвен и Шарон. Пыхтя от усталости, Льюк и Авраам, наконец, вышли из кабинета, закрыли за собой дверь, и девушки услышали, как в замке поворачивается ключ.
Они начали разглядывать свое новое «жилище». В кабинете имелось всего лишь одно окно. Но клетки были настолько низкими, что ни одной Из девушек не удалось выглянуть через него наружу. Им были видны лишь кроны деревьев с набухающими почками и голубое, безоблачное небо над ними.
Приближался полдень, солнце беспощадно палило, нагревая крышу часовни, в ярких лучах, проникавших в комнату через единственное окно, весело плясали пылинки. На одной из стен Сэд когда-то начертил мелом прямоугольник, видимо, собираясь в будущем прорезать в комнате и второе окно, потому что в жаркие солнечные дни воздух здесь прогревался настолько, что становилось просто невозможно дышать. Девушки не находили себе места от духоты, беспокойно вертясь в тесных клетках и тяжело отдуваясь. При этом каждая из них пыталась найти для себя самую удобную позу, чтобы не слишком беспокоили ушибы и ссадины. Страшные условия этого зверского заточения еще сильнее подрывали их душевные силы.
Что они с нами собираются делать? с нескрываемым страхом спросила Шарон.
Как и две ее подруги по несчастью, она была раздета до нижнего белья. На боку девочки проступил огромный синяк от удара ногой, нижняя губа распухла и на ней запеклась кровь. Левый глаз закрылся и совсем заплыл. Всю ночь она пробыла без сознания, а теперь у нее страшно раскалывалась голова, заставляя предположить, что при падении она получила сотрясение мозга.
Гвен стало нестерпимо жаль эту несчастную малышку. То же самое к Шарон испытывала сейчас и Нэнси.
Мы должны во что бы то ни стало попытаться отсюда выбраться, опять решительно заявила Гвен, Несмотря ни на что, перемена обстановки вселила в эту энергичную женщину новую надежду: вдруг братья о чем-то забыли, что-то упустили из виду, и это даст им шанс вырваться на свободу?..
Ты, наверное, начинаешь сходить с ума, грустно покачала головой Нэнси. Нет отсюда никакого выхода.
Все равно нам нельзя отчаиваться! не уступала Гвен. Она обшаривала глазами всю комнату, надеясь зацепиться хоть за что-нибудь, что может помочь их побегу. Плохо было то, что время неумолимо шло вперед, а оно сейчас работало против них. Ведь подумать только: скольким людям удалось сбежать из заточения в самых страшных тюрьмах, и все лишь потому, что у них были целые годы, чтобы сделать подкоп или перепилить стальные решетки А что можно успеть за один день?
Зачем они держат нас здесь? И почему мы сидим в клетках? не унималась Шарон, умоляющими глазами смотря на девушек, словно судьба ее была целиком в их руках.
Они собираются нас убить, напрямик рубанула Гвен. Вот почему мы должны постараться сделать все возможное и невозможное, чтобы выбраться отсюда. Они уже убили мою сестру и двух друзей Нэнси.
Боже мой! ахнула Шарон, отказываясь верить своим ушам.
Почему ты так решила, Гвен? поморщилась Нэнси. Совсем не обязательно они нас убьют. Мы же не знаем точно, в чем суть их ритуалов
Дай-ка я тебе кое-что объясню, девочка, строго произнесла Гвен. Мой дед был в нацистском концлагере, но ему удалось выжить. А шесть миллионов человек погибли там в газовых камерах, потому что просто послушно шли туда, куда вели их фашисты. И эти несчастные до последней минуты верили, что идут принимать душ. Они не желали признать, что их ведут убивать, и поэтому умирали, не оказав даже ни малейшего сопротивления. А эсэсовским палачам только это и нужно было Синтия и ее безумные братья вознамерились убить нас после того, как закончат «официальную» часть своих дьявольских обрядов. В этом я ни секунды не сомневаюсь. Так что собери лучше всю свою волю и любовь к жизни, иначе просто пропадешь ни за грош, веря, что в конце концов они отпустят тебя.
Но почему это все происходит? закричала Шарон и горько расплакалась. Слезы ручьями хлынули у нее из обоих глаздаже из распухшего, который совсем закрылся, так что казалось просто удивительным, как слезы пробивают себе дорогу через невидимую щель между веками.
Потому что они безумцы! страстно заговорила Гвен. Других причин я не вижу. И поэтому давайте все вместе думать, как нам отсюда выбраться.
Это Господь Бог наказывает нас, выпалила вдруг Нэнси.
Гвен посмотрела на нее, как на чокнутую.
Да! Иисус показал нам, что за грехи надо расплачиваться страданиями, заговорила Нэнси, и глаза ее заблестели. Еще недавно я считала, что исповедоваться очень сложно Но все оказалось намного проще, чем я думала. И тогда я решила уже, что моя душа очищена. Но оказывается, мне суждено понести более тяжкое наказание за мои грехи. Теперь я осознала это и готова принять его. И я не стану похожей на того священника, о котором рассказывала нам Синтия, того, что не вынес пыток, отказался перед самой смертью от веры и попал прямо в ад!
Господи Боже мой! всплеснула руками Гвен. Послушай, Нэнси, милая! Ты, я думаю, не всегда была настолько религиозной. А теперь просто попала в такое положение, что готова уцепиться за любое объяснение; тебе подойдет сейчас любая самая невероятная теория, потому что ты отчаялась и теперь хочешь найти хоть какое-нибудь оправдание своим мучениям. Но у них нет ни причин, ни оправдания. Ты хочешь подставить вторую щеку? Это не поможет тебе! А твоим врагам будет только на рукуведь им как раз очень хочется, чтобы ты сломалась, безропотно отдалась им и стала очередной жертвенной овечкой. И теперь ты уже почти там, куда они тебя и ведутты полностью в их власти!
Нэнси не стала с ней спорить. Она сжалась в комочек на полу своей клетки и отвернулась в сторону, противоположную той, где сидела Гвен, давая этим понять, что не желает больше вести таких разговоров. Можно было подумать, что не семейство Барнсов, а мысли Гвен для нее сейчас страшнее всего и могут пагубно сказаться на спасении ее души.
Даже некоторые нацисты, осужденные в Нюрнберге за свои зверства, и то перед повешением неожиданно становились религиозными, продолжала Гвен. Такое внезапное обращение к вере вообще характерно для людей, оказавшихся в стрессовой ситуации.