Он замолчал, и пару минут мужья Инги Уразовойпервый и второйшли молча, обходя лужи и соприкасаясь иногда зонтами.
Ну и?.. спросил, наконец, второй муж.
Первый снова откашлялся. Он все более производил на Корнея впечатление человека, отягощенного многими недугами.
Мать умерла год назад, сказал он глухо, там, в альбоме этом, на половине фотографий она и отец, ну и дочь, конечно В общем, я бы хотел альбомчик этот вернуть Если он цел Но я думаю, цел, а у Инги точно такой же есть. Вот. Просьба небольшая и, по-моему, вполне понятная.
Корней пожал плечами. Ситуация все же выглядела странно, если не сказатьнелепо.
А к Инге-то вы обращались с этой просьбой? задал он самый естественный вопрос, хотя тут же отметил про себя, что такой контакт его бы, очевидно, не обрадовал.
К ней бесполезно, сразу ответил Арсен, ну, по хрену ей эти мелочи. Сантименты. Она точно скажет, что и не помнит его. И искать не будет
Корней задумался. Он, надо сказать, ожидал каких-то скользких вопросов, связанных с Майей. Шел и размышлял. Велес должен был признаться себе в том, что за эти четыре года не имел серьезных поводов вспоминать о первом браке Инги. Разговоры на эту тему не велись: Инга, по-видимому, без особых мук и колебаний исключила из повседневной жизни упоминания о первом муже. В самом начале, года три назад, она, впрочем, сообщила (как-то между делом) о том, что он не изъявлял и не изъявляет желания видеться с дочерью. Корнея это, безусловно, обрадовало. В детали он лезть не стал. Он ни разу не слышал, чтобы об этом человеке говорила Майя, и не видел его фотографий. Фотографическая летопись прежней Ингиной жизни имела место, хранились три пухлых альбомчика, но она обрывалась на той странице, где круглолицая юная Инга с короткой стрижкой получала диплом в медучилище.
Суть семейного конфликта, обернувшегося разводом, он себе представлял смутно. Довольствовался несколькими четкими и жесткими формулировками Инги, представленными ему в самом начале их встреч.
А где где этот альбом может храниться? спросил Корней после паузы.
Они дошли до перекрестка, увенчанного церковью. Дождь вкрадчиво шуршал по поверхности зонтов. Вдоль тротуаров струились грязноватые ручьи. Арсен Уразов остановился, будто ждал этого вопроса, и, придерживая зонт второй рукой, заговорил чуть громче и чуть отчетливее:
Я думаю, есть только одно место, где она может хранить вот такие ну, старые документы. Конечно, в стенке, где все альбомы, этот искать бесполезно что вы так смотрите? Ну, я ж помню. Есть такое место, в прихожей. Там, знаете, над входной дверью антресоль, но это не та, а вот напротив нее, прямо напротивеще антресоль, она как бы над дверью, которая ведет в холл. Если заглянуть вглубь, у самой стены, вот прям у самой
Заглядывал я туда, перебил Корней, там хлам всякий. Пара старых дорожных сумок, старая настольная лампа
Там не только хлам, живо возразил Уразов, надо заглянуть в одну из сумок. Не помню точно, кажется, в самую здоровую. Ну, такая, типа спортивной Там, раньше по крайней мере, она хранила всякие старые бумаги: письма ее родителей, когда они еще вместе были, газеты старые. Мои письма старые она вроде тоже там хранила.
Последнюю фразу он произнес, отделив ее зыбкой паузой. Корней спохватился.
Ладно, идем, что мы тут застряли?
Когда они спустились по улице Заморенова к скверу перед станцией метро «Краснопресненская», Велес, покосившись, резюмировал:
Посмотреть я, конечно, могу, почему нет Найду, так отдам. А нет, так нет.
Он уже быстро шагал по направлению к зданию станции. Грузный Уразов поспевал, но дышал тяжко.
Если откопаешь, сказал он отрывисто, то это поймешь. Там родители мои Пять лет назад У меня таких и не осталось Ну, считай, ясентиментальный.
Да понял я.
Они миновали небольшой застекленный павильонпростецкую забегаловку с бегущим по краю крыши оранжево-огненным пунктиром. Уразов неожиданно придержал Корнея за рукав.
Слышь, Велес, проговорил он, все так же громко дыша, давай, что ли, на минуту заглянем. По стопарику. За знакомство.
Это было определенно лишнимКорней чуть не выругался.
Я спешу, сказал он сухо. Все. Счастливо.
Уразов отпустил его рукав, промолвил негромко:
Ну, знакомствохрен с ним, давай хоть за Майю, за здоровье ее.
Корней сжал губы, потом, нахмурившись и не говоря ни слова, с щелчком сложил зонт, вошел в павильончик, прошествовал к стойке.
Что будешь? спросил через плечо. Водку, коньяк?
Коньячок лучше, проговорил Уразов, подходя.
Три по пятьдесят, заказал Корней. «Метакса» есть? Ну, давайте.
Он бросил скользящий взгляд, потом еще один и, в общем, понял, почему сентиментальный первый муж Инги не пожелал вести беседу в более или менее приличном заведении на Большом Предтеченском. Его крупное тело было упаковано в очень старую черную кожаную куртку, уместную разве что в сумерки и в дождь. «Молния» была затянута до упора, под горло, в просвет выглядывало вялое кашне. При этом Уразов, безусловно, был мужчиной видным: крупные черты отечного лица все еще оставались выразительными, в спутанных черных волосах было не так уж много седины. Что-то все же стряслось, размышлял Корней, поглядывая в сторону предшественника и пытаясь вызвать в себе некую степень сочувствия.
Майя сейчас, кстати, как? подал голос предшественник. Ничем не болеет? Нет? Ну, тьфу-ть фу-тьфу. Давай за то, чтоб росла здоровой давай.
По тому, как он тяпнул первую рюмку, а потом почти сразу жевторую, Корней кое-что опять же понял. Он понял, что пора домой. Арсен Уразов, однако, легко захмелел и стал вспоминать их последнюю поездку в Турцию. Это было невыносимо. Корней хмуро смотрел в пол либо собеседнику в грудь, но уже знал, как поступить. Уразов сделал внезапную паузу.
Слышь, Велес, сказал он уже другим тоном, вот ты крутой. Скажи, а ты чего-нибудь боишься в этой жизни?
Болезней, ответил Корней безразлично и поманил бармена:Еще сто граммов Вот ему. Ладно, пошел я.
Спасибо Сочтемся. Не, правда О чем это я? А Болезниэто понятно. А вот чего-то такого Слушай, если ты крутой, почему на метро ездишь?
Бывай, сказал Корней, выпей еще за здоровье, за общее.
Подожди. Я все как-то не спрашивал. Как там Инга-то?
Нормально.
Уразов тяжело покивал, поворачивая в пальцах пустой стаканчик и будто не замечая, что бармен держит наготове бутыль «Метаксы». Потом поднял голову.
Такая же свежая? Ну-ну Все так же луне молится? И голой по дому ходит?
Бывай, повторил Корней и, резко повернувшись, вышел.
Встреча, особенно последние пятнадцать минут, оставила странный и скорее неприятный осадок. Вспоминая в вагоне отдельные мелочи, Корней морщился. Когда они шли к метро, его еще занимал едкий вопрос, а не нужно ли считать странноватую просьбу первого мужа замысловатым отвлекающим маневром?
Теперь этот вопрос почему-то уже не вызывал интереса.
Дома он был в начале двенадцатого. Заварил чай, включил телеящик и некоторое время слонялся по пустой квартире, раздумывая, не позвонить ли детективус учетом насыщенности дня событиями. Но отложил. Инге на мобильный он звонить тоже не решился. Она пришла около полуночибледная и усталая, но ласковая. Поцеловав его сзади в шею, сообщила:
Когда уезжала, вроде жива была. И давление стабильное.
Имелась в виду больная из реанимации, ставшая причиной вечерних забот.
Слава богу, отозвался Корней, не отрывая глаз от экрана телевизора.
6
Назавтра сыскное агентство снова числилось у него на повестке дня. Собирался заехать или хотя бы позвонить. Но не заехал и не позвонил. День выдался хлопотливым: Корней заканчивал меморандум одному крайне въедливому клиенту из кондитерской фирмы.
Детектив Антон Сергеич обнаружился сам. Он возник в сотовом телефоне Корнея ближе к вечеру и предложил встретиться. Объяснил, что подъедет сам, остановится в двух кварталах от дома Корнея на Большом Купавенском и перезвонит из машины. В конце уточнил: «Вам так удобно?» Корней уверил, что вполне и что будет ждать звонка.
Инга заявилась домой раньше обычного, то есть в нормальное времяв пять. Сразу затеяла давно планировавшуюся стирку и к приходу мужа загрузила в машину третью или четвертую порцию.