Совсем девчонкой она впервые увидела в Малом игру Ермоловой. И, конечно, это была Лауренсия, страстная испанка, зовущая на расправу с тираном. И, конечно, была овация, устроенная студентами. А потом отец отвозил ее в экипаже домой, но ее маленькое сердечко уже сделало выбортеатр и только театр!
Театр Как причудливо может все обернуться.
Она достала из коробки длинную папиросу и закурилас той весенней ночи бессонница стала постоянным спутником, и она к ней привыкла. Она привыкла вот так коротать времяполночи прислушиваться к звукам за окном, ждать шагов на лестнице, а потомкогда постучат в дверь, а вторую половину ночи, уже до утра, отдаваться воспоминаниям.
Она снова погрузилась в воспоминания. Бог мой, какими блистательными были ее поклонники, кто только ни делал ей предложений. Совсем еще молодой актрисе рукоплескала восхищенная публика Москвы и Петербурга, и совсем рядом творили люди, ставшие уже давно легендой. Но и им, и пылким юным кавалергардам она предпочла молодого романтика, мечтающего переделать мир. И они видели крушение империи и всего, что с ней связано, и видели рождение нового мира, выходящего из усобицы, из крови, но стремящегося к светлым вершинам человеческого братства.
И вот прошло время, и ее пылкий романтик занял ответственный пост в Кремле, а она стала известной и любимой народом актрисой. Она была с теми, кто создавал новый театр и строил новую жизнь.
Но как причудливо может все обернуться.
Она чувствовала, что их мечту предали, что происходит что-то не то, что их революцию душит корявая, рябая рука подлости и что место революционной радости занимает всеобщий страх. Но когда в апреле Ваню арестовывали, она все еще верила, что это ошибка.
Он так и сказал той ночью:
Не волнуйся, Мария, это ошибка. Все выяснится, и завтра я буду уже дома.
Но он не вернулся ни завтра, ни через неделю. Он вообще не вернулся.
Как же причудливо все может обернуться.
И она хлопотала, она использовала связи, друзей, но одни друзья мужа предали их, написав покаянные письма, а другие уже ничего не могли сделать.
И она поняла, что между ней и остальным миром разверзлась пропасть. Это было и в театре, и повсюдуона стала женой врага народа.
Постепенно от нее уходили друзья, а потом посыпались угрозы, письма с обещанием расправы. Единственное, что она успела сделать, это отвезти дочь к его родителям в Тушино.
* * *
Автомобиль остановился за два квартала от дома. Из него вышел некто в кожанке и галифе, заправленных в новые хромовые сапоги. Поверх кожанки он имел портупею с большой деревянной кобурой. Он осмотрелся по сторонамбыло еще темно, но вот-вот начнет светать, надо было спешить.
«И раньше было нельзя», подумал он.
Они уже привыкли к такому графику, и до двух дворник обычно не спал.
Гныщенко! позвал он твердым голосом, привыкшим командовать, скидывай-ка китель, пиджак надевай, будешь за понятого. Ну, все, ребята, пошли.
Из машины вышли еще четверо, одетые в гражданское. Они быстро свернули с улицы и углубились в темные переулки. Когда дошли до дома, остановились перед входом в арку.
Гныщенко, поди, глянь
Тот, кого назвали Гныщенко, вернулся через пару минут:
Спит дворник, глазищи залил и храпит, что конь.
Пошли
* * *
Когда в дверь позвонили, она сразу поняла, что это значит.
«Ну вот и все», подумала она грустно.
Она вышла в коридор и достала из кладовой коробку. В коробке лежало кое-что из теплых дорогих вещей, туда же она положила свой пуховый платок с вышитыми на нем крупными цветами. Затем поставила коробку на пол и спросила:
Кто там?
Откройте, сухо ответили из-за двери.
Она взяла коробку и заметалась глазами по квартире, затем решила отнести коробку в комнату.
В дверь снова позвонили.
«Что-то они нервничают, непохоже на них», ей вдруг сделалось так тоскливо, хотя она уже давно была к этому готова, и так защемило сердце, как будто смерть пришла за ней и ждала там, за дверью.
Иду, иду, сказала она кротко, только халат накину.
В квартиру они вошли вчетвером, двое остались на лестнице.
«Они, наверное, решили, что у меня имеется пулемет, подумала она. Какая глупость. Шесть человек пришли арестовывать одну женщину».
Мария Николаевна Скворцова? обратился к ней тот, кто был в кожанке, видимо, старший в этой команде.
Да
Вам придется поехать с нами, он раскрыл и быстро закрыл удостоверение. Гражданин, обратился он к Гныщенко, будете понятым.
Она сразу как-то постарела и сгорбилась. Оказывается, до этих пор в ней жила какая-то надежда, глупо, конечно, но надежда жила. Может, оттого, что она могла каждый день видеть дочь, заботиться о ней.
Бедная ты моя, как же ты теперь, проговорила она, ни к кому не обращаясь.
Приступайте к своим обязанностям, товарищи, сказал старший равнодушным голосом.
И тогда они начали искатьв ящиках стола, в шкафах, на полках.
Ну что можно было искать, если они все забрали в первый раз, когда приходили за мужем? Они бросали на пол ее фотографии, и с треском разбивались стекла, они переворачивали, они рушили их дом, который они столько лет создавали с Ваней, вот и дому пришла пора погибать.
Тогда она взяла коробку и прижала ее к себе:
Простите, здесь мои теплые вещи. Я у меня к вам просьба. Я хотела бы словом, передать это для моей дочери И вот этот платок.
Откуда у вас это? Пуховой, старший щупал платок и разглядывал вышитые цветы, знатно! Дорогая, верно, вещица, а?
Яактриса! сказала она гордо, и тут же осеклась, потому, что ее взгляд столкнулся с маленькими насмехающимися поросячьими глазками старшего.
Ну да, ну да, я совсем забыл, сказал он.
Простите извините меня, проговорила она покорно. Но как же с моей просьбой? Я б оставила коробку у дворника, а он бы передал. Вы, верно, все здесь опечатаете
Ну что вы, Мария Николаевна, я думаюэто ненадолго, сами ей передадите. Но можете отдать и дворнику, если вам не терпится
Спасибо Сейчас, одну секундочку, я только чиркну пару строк, можно?
Пожалуйста, мы не торопимся.
Она села за стол, взяла перо и лист бумаги и стала писать.
И тогда старший сделал Гныщенко знак, тот бесшумно вышел в коридор, вскоре вернулся и так же незаметно кивнул старшему. Старший в свою очередь тоже кивнул. Тогда Гныщенко вытащил из-за пазухи какой-то предмет, и это были последние минуты жизни актрисы Марии Николаевны Скворцовой, ученицы Ермоловой, потомственной дворянки и жены комиссара, возлюбившей революцию и революцией погубленной. Потому что Гныщенко сделал резкий взмах и в воздухе на мгновение застыл топор, блеснув тыльной стороной, направленной вниз. Гныщенко нанес страшный удар, разбив череп. Кровь брызнула в разные стороны, залив стол и письмо к дочери, прерванное на словах «Это для тебя, детка»
Стерва поганая! выплюнул Гныщенко. Его красные глаза вдруг загорелись такой нечеловеческой злобой, что старший отвернулся. А Гныщенко снова занес руку:
Гнида пархатая! и нанес еще удар.
Все, хватит, сказал старший, решат еще, что полоумный.
А теперь наведите здесь кипеш, чтоб было видно: налет. Но ничего не брать! Тута не жулье работалоналет!
И он вышел из дома, тихо прошел мимо спящего дворника и направился к ожидающей в двух кварталах машине. Все прошло гладко.
Через пять минут остальные вышли из квартиры и задержались на лестнице, а Гныщенко спустился вниз и начал трясти спящего дворника за плечо.
Свисти, отец! орал он. Чего глаза вылупил? В шестнадцатой человека убивают! Свисти!
Дворник спросонья ничего не понимал и бестолково хлопал глазами.
Так в шестнадцатой жо враги народа
Свисти, батя!
А вы кто будете? А
Свисти, черт плешивый!
Не буду, враги ж народа
Человека убивают, батя, свисти!
И тогда мимо ошалевшего дворника пробежали четыре неразличимых в темноте фигуры, и дворник засвистел. Потом понял, что ни к чему это, и ему стало страшно, но он решил подняться и посмотреть. Вся квартира была перевернута, а на залитом кровью полу большой комнаты лежало то, что еще совсем недавно было Марией Николаевной.
Ох, изверги дворник перекрестился. Потом увидел коробку с вещами и дорогим пуховым платком.