Че уставился, пенек? Девица с бланшем смотрела на участкового сквозь прутья решетки. Хочешь? Она сунула грязный палец в рот и ущипнула себя за сосок через блузку. Хо-о-о-о-чешь, протянула она и призывно рассмеялась. Во рту не хватало зубов. Старшинов вспомнил Кашу, макаронины-черви и передернул плечами, отворачиваясь.
Иван Игнатьич, Саня пропустил участкового вперед, бормоча в спину, задрали транспортники со своим ремонтом. Разобрали вокзальное отделение по камешку и все говно к нам стаскивают. Тут теперь каждый день такое шапито, бомжарникне продохнешь
Они вышли на крыльцо, словно продавили тугую пленку плотного горячего воздуха, застрявшего в дверях. Уличная духота навалилась, словно пьяный задержанный, повисла на плечах, вызывая безотчетное желание стряхнуть с себя нелепый и никому не нужный груз. Патрульный УАЗ стоял перед крылечком с распахнутыми дверями, распространяя вокруг запахи нагретого металла и бензина. Водитель расстегнул форменную рубашку едва ли не до пупа, галстук висел на булавке, словно прошлогодний увядший лист. К западу наливалось чернотой раскаленное до бледной синевы небо. Над асфальтом дрожало марево.
Парит, сказал Коростылев. Пошли-ка отсюда.
В соседнем дворе они устроились за рассохшимся деревянным столиком. Старые, ломкие тополя тянулись к последним этажам хрупкими ветвями, вяло шевелили поникшей листвой и отпускали пух по воздушным волнам. Пух висел в воздухе долго, словно парил в невесомости, его грязно-серые, свалявшиеся комья колыхались по-над землей, как кораллы в толще воды. Коростылев закурил и уронил сигаретную пачку на столешницу, отполированную локтями поколений доминошников.
Онаэкстрасенс, сказал он, выдохнув дым.
Старшинов выронил сигарету, и она покатилась по столу. Саня смотрел на него сквозь сигаретный дым хмуро, без улыбки.
Чего «экстрасенс»? спросил Старшинов.
Не «чего», а «кто». Ветроваэкстрасенс.
Участковый неловко хлопнул по столу, ощущая, как под ладонью сплющился табачный цилиндрик. «Мои мыслимои скакуны», неслось над головой из чьего-то распахнутого окна.
А со мной ты ее видел потому, что она оказывала кое-какую помощь в одном деле, сказал Коростылев. Официально
Шея у Старшинова внезапно закаменела. Он снял фуражку и покрутил головой. Лицо Коростылева расплылось, а перед глазами возникло отчетливое видение Сумеренковых, «заряжающих» перед телевизором бутылку водки. Такое отчетливое, что участковый с трудом подавил желание повести перед лицом ладонью.
Ну вы, блин, даете, сказал он.
Коростылев хмыкнул.
Ты про «Пионерскую резню» слышал? спросил он.
Старшинов машинально кивнул. Про кровавую разборку на территории закрытой и заброшенной шахты «Пионерская» в их городишке слышал и глухой. По всей стране катилась волна передела. Новые бандиты стремительно вытесняли старых: они не признавали правил и воровских законов; не боялись применять оружие; активно лезли в легальный бизнес и власть. Аналогичный конфликт в их городке вылился в не слишком затяжное противостояние между авторитетным Крестом и Вячеславом Шалыгиным, который был известен тем, что открыл одно из первых в области частных охранных предприятий по сопровождению грузов. Попутно ЧОП Шалыгина занималось и охраной новейшей мини-фабрики по обогащению местного угля.
Все закончилось слякотным сентябрьским вечером. Резней закончилось.
Почему? Слухи ходили самые разные, но толком никто ничего не знал. Старшинов особенно не усердствовал в собирании информации. Не его ума дело-то. Кто да что
И все же то, что случилось на «Пионерской», вызвало у негочеловека бывалого, с опытом, шок. Городок же бурлил слухамиодин страшнее другого. Только при чем здесь это и Ветрова? Каким боком тут прилепилась плешь с эктра экста. Тьфу, етить, понимаешь, колотить!
Мы это говно двое суток разгребали, сказал Саня и ткнул сигаретой в пролетающий мимо пух. На третьи, слава Богу, дело забрало областное УБОП, но мне хватило. Шахтовый подъемник не работал, все сгнило и проржавело, тела поднимали по «барбосу»
Старшинов промолчал. Вспоминать подробности не хотелось, тем болееуслышать новые. Он зажег смятую сигарету.
Обогатительную фабрику Шалыгин не только охранял, но и владел контрольным пакетом акций, продолжал Коростылев. Там, на территории, они несколько боксов превратили в автомастерские, понимаешь?
Нет.
Угнанные дорогие тачки завозили на территорию по подъездным путям в «ракетовозах», а потом без помех перекрашивали, перебивали номера, потрошили электронику, делали документы. Никто им не мешал и не видел ничего. С территории машины уходили тем же путем, отмытые и чистенькие, аки Христова слеза. Под заказ и просто на рынок в регионы.
А при чем Крест?
Потихоньку Шалыгин стал скупать доли частников в городке, а, подмяв бизнес под себязаметь, совершенно законно, ставил свою чоповскую охрану.
Понятно, сказал участковый.
Опер кивнул:
Ну да. Доходы Креста от рэкета серьезно поползли вниз; только когда он Шалыгину стрелку забивал, то и знать не знал, что гнилая «заводка» уже пошла давно.
Старшинов смотрел на Саню непонимающе. Сигаретный дым щекотал ноздри, участковый прищурил один глаз. Коростылев закурил снова.
Зазноба у Шалыгина была. Деваха молодая, красивая и, видать, неглупая, раз уж он к ней прикипел так, что готов был за нее кожу с людей заживо снимать
Участковый сглотнул комок.
Так это личное?
Похоже, Коростылев поморщился. Пропала она. Из качалки женской вышла и исчезла. А через два дня Крест назначил Шалыгину встречу
И тот решил, что
Угу, что Крест подстраховался, и башню у Шалыгина сорвало. В общем, тогда на «Пионерской» его бойцы сразу стали валить всех подряд, только из машин повыскакивали. Первым начал работать снайпер с крыши шахтоуправления. Креста Шалыгин сам свежевал. Был у него один советчик, отмороженный
Ладно, ты, это, Старшинов раздавил бычок о край столешницы. С девчонкой-то что?
Коростылев потер лицо ладонями, растирая мертвенную бледность по скулам.
А ничего, сказал он. Ее дело осталось у нас. С «Пионерской резней» его объединять оснований не нашлось. Не крали ее крестовские торпеды, понимаешь, не крали! Поисками девчонки занималась «пятерка», но сам знаешь, сколько сейчас народу пропадает в никуда. Потом ее родителям надоело пороги наши обивать, и они обратились к экстрасенсу, Ветровой.
А-а-а, протянул Старшинов и хмыкнул, и чего?
Коростылев помолчал, углы рта дернулись раз, другой.
Она и нашла, сказал он, но тут же поправился: Точнее, указала место. Приблизительно. Она дала описание, что вокруг ну разное там. Описала орудие убийства, наши эксперты подтверждают: характер ранений, глубина, ширина порезоввсе соответствует. Конечно, мы Ветрову проверяли на причастность, но
Старшинов крякнул и покрутил головой.
Саня, это же пробормотал он.
Да знаю я! вскинулся Коростылев. Я, что ли, к ней ходил?! То есть до второго случая
Участковый вдруг понял, что не хочет слушать дальше. Коростылев рассказывал ему больше, чем он просил. И гораздо больше, чем имел на то право. Неспроста это.
Двор потемнел, небо заволокло тучами, тополиный пух местами завивался в крохотных пыльных смерчах. На лбу Старшинова выступил обильный пот. Он тяжело поднялся со скамьи. Кой черт понес его на эти галеры?!
Иван Игнатьич! сказал Коростылев, глядя на обшарпанный стол, лицо кривилось. Помоги, а?
У капитана перехватило дыхание. Да чем?!
У меня три эпизода. Глухарь полный. Кто-то очень плохой в нашем Мухосранске режет женщин на живую. Придушит до беспамятства и режет. Восемь месяцев работы. Ничего, кроме Ветровой и этого задрипанного жестянщика, Загибалова, что клепает в скобяной мастерской точно такие же кухонные ножики, каким орудует убийца, у меня нет. Только трупы, акты экспертиз, протоколы, фотографии! Дальшехуже. Слышишь, Иван Игнатьич? Он в раж входит. Убийца-то
Саня почти кричал. Бдительные старухи на лавочке у ближайшего подъезда навострили сморщенные ушки. Знакомая картина, и старушки кажутся знакомыми. Бесперебойный поставщик информации. Иногдаполезной. Далеко, где-то над старыми терриконами закрытых шахт, ворчливо забормотал гром.