Пусть уйдёт! вторили собравшиеся.
Слушайте же меня! заключил шаман, ударяя в священный бубен. Слушай и ты, чужак! Ты достоин самого страшного наказания, ибо из-за тебя на нас могут разгневаться духи. Уходи прочь, а если вздумаешь вернуться, духи погубят тебя. Да отвернутся от тебя уру-аймах, да изгонят тебя из рода! И пусть об этом моём проклятии станет известно птицам небесным, рыбам речным и зверям таёжным. Пусть они разнесут об этом весть по всему миру, и горе тому, кто попытается оказать тебе помощь!
С этими словами он как-то по-особенному ударил в свой бубен и взмахнул рукой, веля толпе расступиться. Ивану следовало покинуть селение немедленно и безоговорочно, в чём был, без права взять с собой какое-либо орудие или оружие. Без оружия и питания человек, не настолько приспособленный к первобытным условиям, как якуты, в тайге обречён. Но ситуация была слишком накалённой для того, чтобы выпрашивать себе что-либо. А расступившаяся толпа угрожающе размахивала руками, повелительно выкрикивала плохие слова, торопя чужака. Из всей речи шамана Иван не понял почти ничего, в том числе и проклятия. Между тем, это проклятие считалось настолько страшным, что даже шаманы старались не произносить его вслух.
Теперь тыкак бродячее животное, зловеще произнёс шаман. И великий дух Сунг Дьяхын будет преследовать тебя до тех пор, пока не уничтожит.
Не говоря ни слова и даже не оглянувшись на родных, Иван сделал первый шаг по пути в никуда
2
С каждым днём ветер крепчал, предупреждая о скором наступлении зимыдлительной и морозной. Зябкие ночи стали длинными, а не менее холодные днисмехотворно короткими. Знал о приближении зимы и великий дух Вилюяреки могучей и напористой, пробивающей себе путь среди скал, равнин и озёр. Его течение становилось всё менее гостеприимным и всё более слабым, словно дух скучал, подавляя зевоту. Совсем скоро его воды скуёт мороз, и они замрут в продолжительном сне на долгие девять месяцев. Но до этого момента оставалось ещё некоторое время; пользуясь этим, то живое, которое не успело приготовиться к нему, спешило спрятаться как можно надёжнее. Спешил и одинокий путник, неведомо каким образом оказавшийся в этих негостеприимных краях. Если судить по его внешнему виду, можно было сделать заключение о том, что находился он в пути и одиночестве довольно долго. Высокого роста, некогда крепкого сложения, но теперь совершенно осунувшийся и согбенный тяготами и лишениями, он напоминал не представителя цивилизованного мира людей, а, скорее, тень. Кожа на его лице почернела от недоедания и долгого пребывания на ветру и солнце, тощие, ослабевшие от недоедания руки, украшенные многочисленными ссадинами и вздутыми венами, беспомощно свисали почти до колен, как плети; впрочем, путник предпочитал прятать их в карманы изодранной куртки. Он продвигался вперёд медленно, не поднимая ноги, а, скорее, влача, из чего можно заключить о хроническом недоедании и усталости, а также и о том, что определённой цели путешествия он не имел. Он шёл, казалось, лишь затем, чтобы не упасть, ибо вряд ли нашёл бы в себе силы подняться вновь. Его унылый вид, как у старого, больного волка, который ищет место для того, чтобы можно было, наконец, умереть, лишь дополнял унылость окружающей средына фоне пасмурного, затянутого плотной завесой серых облаков неба растянулось безбрежное мрачное море совершенно лишённых растительности холмов. Впрочем, их поверхность была покрыта массой сухих стволов омертвевших, некогда поваленных бурями, деревьев. Путнику то и дело приходилось перешагивать их, с трудом поднимая ноги; после каждого такого упражнения ему приходилось подолгу восстанавливать дыхание и силы.
Ко всему, в голове постоянно слышатся приглушенные удары бубна: «Бум! Бум! Бум!»
С трудом переводя дыхание, человек жадно вдыхал холодный воздух. Не вполне отдавая себе отчёт в поступках и, ёжась от холода, он осмотрелся по сторонам, и это было легко, учитывая, что он находился почти на вершине холма, покрытого поваленными елями. В иное время он мог бы найти своеобразную красоту в этом почти фантастическом пейзаже, но сейчас он производил на него угнетающее впечатление.
«Только бы дойти до леса! лихорадочно, как загнанная в угол куропатка, трепыхалась в сознании единственная мысль. Только бы дойти!..»
Уже в течение многих дней Ивану приходится безнадёжно блуждать и созерцать такие унылые пейзажи. Вокруг, куда ни взгляни, не найти ни живого дерева, ни скалы. Среди скал или деревьев можно было бы отыскать какую-нибудь щель, забиться в неё, как комар, и хотя бы на время спрятаться от холодного северного ветра, насквозь пронизывающего всё существо. Ах, если бы удалось найти хотя бы уголок, закоулок! Он бы, превозмогая смертельную усталость, насобирал сухих еловых веток, которых здесь хоть пруд пруди, и развёл костёр. При мысли о костре Иван почувствовал, как по телу, словно разряд электрического тока, пробежала волна тепла. В его нынешнем состоянии костёр означал возможность не просто согреться, расслабиться, поспать, но и выжить. Ведь уже в течение многих-многих дней его несчастная, многострадальная плоть не знала ни тепла, ни надежды. В какую бы сторону он ни направлялся, повсюду его окружали сотни, тысячи, миллионы деревьев, безжалостно поваленных бурями и страшными, не ведающими пощады, трескучими морозами. Казалось бы, ничто не мешало делать привалы и разжигать костры, стоило лишь собрать охапку сухих веток, которые словно напрашиваются в огонь. Но при ветре, дующем со скоростью не менее семи метров в секунду, спичка могла погаснуть, а каждую из оставшихся четырёх спичек следовало беречь, как зеницу ока. Две из них выглядели как вполне нормальные, качественные спички, но для двух других у производителей как будто не хватило серыголовки были маленькими, словно на их долю достались лишь жалкие остатки из большого заводского котла. Ну да, спичка могла и вправду погаснуть, и не только из-за ветра, но ещё из-за того, что её владелецдитя цивилизации, не умеющее договариваться с духами стихий. А огоньэто стихия самая главная и самая могущественная во всей Вселенной.
Так уж получилось у Ивана, что он, якут по крови, родившийся среди стихий, обычаев и духов, оказался для них совершенно чужим. Когда спустя три десятка лет, истёкших со времени его рождения, мать обратилась к нему по имени, данному когда-то давно, Иван даже не понял, что означает это слово; что уж остаётся говорить о знании обычаев и верований
3
В семье якутов рождение мальчикавсегда событие большого значения. Произошло оно в семье довольно преуспевающего оленевода Нагымкара и его супруги в верхнем течении Вилюя, в двухстах километрах к западу от городка Удачный. Цивилизациясубстанция весьма хрупкая и ограниченная в условиях Якутии. Здесь, к примеру, бурлит жизнь с её техническими всплесками, добываются алмазы и урановая рудав угоду потребителям из числа белых людей, а всего в двухстах километрах от этих мест простираются совершенно дикие просторы, и далеко не факт, что там когда-либо могла ступать нога белого человека. Волею судьбы случилось так, что как раз в том году Нагымкар и его сородичи установили там юрты.
К слову сказать, у оленеводов нет постоянного места жительства. При их способе жизни такая роскошь исключена, да и религия строго запрещает. Запрещено даже селиться на месте старой стоянки. Это связано не только с суевериями, но и с соображениями чисто гигиеническими. Дело в том, что почвы Якутии уникальны по своей структуре. Талые воды в тех краях не поглощаются матушкой-землёй, а скапливаются на поверхности и застаиваются, служа питательной средой для микробов и насекомыхих добросовестных распространителей. Вечная мерзлота не уступает солнечному теплу, почва не прогревается настолько, чтобы таять на глубину, достаточную для того, чтобы вода начинала впитываться. Потому с момента начала таяния снегов местность превращается в скопление больших луж, которые, сливаясь по мере накопления в них влаги, разрастаются в огромные озёра. И хорошо, если эти озёра в один прекрасный момент находят сток. В этом случае вода, подчиняясь древнему, как мир, закону, следует вниз, к рекам, пополняя их течение. В ином случае она так и продолжает стоять на месте и, не находя стока, превращается в непроходимое болото и подвергается действию бактерий, большая часть их которых болезнетворные. Если в таких условиях выбрасывать остатки пищи, они начинают портиться и служат дополнительным источником заражения людей. Ещё страшнее, когда в одном месте, на одном пригорке поселятся несколько семейтогда заражаются все. Конечно, можно призывать на помощь священный бубен, с помощью которого иногда получается прогонять злых духов, в числе которых состоят и всевозможные хвори, но лучше положение до такого не доводить.