Они разговаривали всю ночь. Иномирянка, утомившись отвечать на бесконечные вопросы, ловко перевела разговор, попросив оборотня рассказать обо всем, что тот мог знать. О песках, о королях, о манерах и традициях, о приветствиях и прощаниях, о темах, которые нельзя обсуждать
Олия, Женя и Акатош слушали, задавали вопросы, обсуждали, и разговор так увлек всех, что с первыми лучами солнца никто не собирался уходить. Да и бутыль вина, прихваченная с собой с прочими запасами, все никак не заканчивалась.
Пока, наконец, Акатош едва не упал, уснув в той же позе, в какой и сидел.
Олия подцепила его водными плетями и отнесла в каюту, уложив на циновку. Легла сама. И жалела, отчаянно жалела, что мир, такой огромный и интересный, был столько лет закрыт для них всех. А может, теперь все изменится? Как бы хотелось
***
На рассвете третьего дня показалась, наконец, земля. Ну слава те господи! Наконец-то!
Во рту давно и прочно поселился мерзкий вкус вязкого орехового отвара, но все сложилось как нельзя лучше. Улыбка вышла что надо, правда, в зеркало мне улыбаться не хотелосьбоялась, что не выдержит и треснет от красы такой. Кожа тоже приобрела неровный желто-коричневый цвет с россыпью неприглядного цвета пятен, да и морщины вышли неплохими. На совсем уж древнюю старуху я не походила. Скорее уж на этакую бабушку «печеное яблочко». Бородавочка из воска на лбу с белым длинным волоском (Олия, извини) была очень кстати.
Под глазами поселились грандиозные мешки, а из-за отекших век я даже видела слабо. Игор, увидев меня наутро, испугался и принялся уговаривать прекратить издевательства. Но я была непреклонна. Игратьтак играть. Без полумер.
Тряпки удалось подогнать, и теперь у меня было три комплекта одежды. Ночнаягрязно-белая простынь, которую при ярком свете с натяжкой можно было принять за сорочку, дурацкий колпак из такой же ткани и белые несуразные носкисама, между прочим, сшила, по подобию рождественских носков на камин. Дневнаябуро-синяя теплая юбка с завязкой и карманами такими грандиозными, что они оттопыривались где-то в районе колен, длиной до пяток, рубаха и коричневая телогрейка. Ее дорогую и прочную шерсть я долго терла жесткой щеткой до катышек. Вышло очень по-бабски. И последняя, праздничнаятоже юбка, только поприличнее, белая и даже чистая рубаха, нарядная фуфайка с толстым подкладом и шальявно знакомая с молью, но с бахромой и красивой вышивкой. Под наряды были сшиты походная котомка и пара косынок в цвет.
Шились мои «от кутюр» под внимательным приглядом Игора и его бесценными комментариями. Мол, женщинам в годах негоже тряпками меряться, да и все более-менее дорогое и красивое было принято передавать дочерям или же другим молодым женщинам семьи. Поэтому я не боялась выпереться в этом всем к честному люду.
Акатошу тоже досталось. С замиранием сердца пришлось отрезать его прекрасные волосы до лопаток, что он с легкостью позволил. Так же с интересом, безропотно и спокойно он позволил выбелить и затенить его лицо, обмотать голову тряпками в несколько слоев, да еще и обильно смазать их «целебной мазью».
Я вообще его как бога не воспринимала. Он был спокойный, как танк, который стоит в учебном музее и крепко знает, что в поля его больше не погонят. Он был настолько пофигист, что мне порой казалось, что он бы очень органично смотрелся в роли буддиста в каком-нибудь горном храме Японии. Огонь, ярость Ага, пять раз. Скорее бесконечное созерцание и нирвана. Может, все изменится, когда он получит свою острую цацку? Будем посмотреть.
На скалы горного королевства я смотрела с замиранием сердца. Было немного страшно. Мало ли что и как повернется.
Игор, кстати, был мрачнее тучи. Чем ближе мы были к горному королевству, тем больше он темнел лицом. Причину я себе представляла.
Через несколько часов море сузилось до реки, которая катилась в глубокой пойме среди гор.
Ради безопасности Олия обещала нас высадить там, где корабли ходят редко, чтобы нас не заметили. Но не пришлось. Ни одного суденышка, даже маленького рыбацкого корыта не было видно.
Это то, что я думаю?спросила я у Игора, который стоял, опершись на борт палубы и глядя вдаль.
Да Видимо, смерть короля очень сильно ударила по обычным людям. Не удивлюсь, если в городе никого не останется.
Все так плохо?
Плохо.
М-да Интересно, а Олия, приготовив для горного короля смерть, знала, что так обернется? Надеюсь, что нет.
Несколько часов мы плыли по горной узкой речушке, пока впереди не показался порт. Чем ближе мы подплывали, тем сильнее дурное предчувствие кислило на языке. Не было людей. Не было кораблей. Пара брошенных суденышек скользили по воде и бились о деревянные опалубки пирса.
Ни шума, ни гомона. Тишина и пустота. Как пристань-призрак. Да еще и туман Жутковато.
Мы причалили. Акатош расцеловал Олию, я махнула ей рукой и поблагодарила за помощь, но оборотень на нее даже не посмотрелвчера между ними был занимательный разговор. Я знала, что Игор винил ее в падении города, а она яростно оправдывалась. Они так ни до чего не договорились, поэтому расставались в ссоре.
Мы покинули корабль. Взвалили на себя наши пожитки и сползли с корабля на пустую деревянную пристань. Так и есть. Ни души.
Я еще раз махнула Олии рукой, но она на нас уже не смотреларазворачивала корабль своими водяными плетями, чтобы как можно скорее вернуться домой.
Мы остались втроем. Оборотень, Акатош с заранее перебинтованной головой и я в своем «праздничном» наряде.
Ну, куда нам теперь?
Игор пошел вперед, выводя нас с пристани, повел на крутую дорожку, которая терялась в вышине. Он вел нас в городпустой, брошенный, страшный в своем одиночестве. Спустя час мы худо-бедно добрались до главной площади. Оставленные наспех дома, трактиры, пустые дороги. Никого и ничего. Жуть.
Багровый закат над горами осветил пустые улицы инфернальным красным цветом. Залил алым брусчатку, зловеще отразился в окнах. По спине бодрым табуном промаршировали мурашки.
Все ушли за спасением. Чем дальше от города, тем больше шансов. Но и так умерших должно быть очень много,приглушенно сказал Игор.Скажи, ты знал об этом, когда даровал людям археи? Знал, что люди будут умирать, если ваши потомки погибнут?
Оборотень остановился, решительно развернулся, пристально глядя на Акатоша. Бог тоже остановился. Тяжело вздохнул и посмотрел на оборотня, не собираясь отводить взгляда.
Не знал.
Игор молча кивнул, принимая ответ.
Я все исправлю. Получу свою силу и сделаю все так, как было раньше. Заберу археи, и больше никто не пострадает.
На это оборотень ничего не сказал, уверенно ведя нас вперед.
Через день мы должны выйти к стоянке каравана, я знаю, где это. На ночь остановимся на постоялом дворе на выходе из города. Идти придется в темноте, но дорогу я знаю.
Я кивнула, не собираясь лезть ему под руку с расспросами и разговорами. Пусть сам с собой разбирается, и со своими чувствами тоже. Если горный король и вполовину такая же сволочь, как Мавен, то свое он заслужил. А что из-за его смерти пострадали обычные люди Жаль, конечно, но старый горный король мог бы жить дальше, только получив чей-то архей, только забрав чужую жизнь. И тут сложный философский вопрос: стоит ли жизнь нескольких ради сотен и тысяч? Кто-то уверенно скажет: «Да! Стоит! Они должны принести себя в жертву ради благоденствия других».
Но будут уверены в своих словах ровно до того момента, пока им самим не предложат добровольно-принудительно умереть ради мира во всем мире. Уверена, их позиция пошатнется. Я едва не стала такой жертвой, и очень рада тому, что жива и дышу.
Далеко мы не ушлиАкатош уже едва переставлял ноги. Да что же с ним такое?
Игор,тихо позвала я,на пару слов.
Мы усадили Акатоша отдохнуть на крыльце брошенного дома, дали ему горбушку хлеба и отошли в сторонку.
Ты не замечаешь, что Акатош Ну, слабый очень. У меня сил еще хватает, а он едва плетется. Я вообще пару раз замечала, что он чуть не упало камешек запнулся. Да и до этого
Игор помрачнел еще сильнее.
Он слабее, чем я. Это ненормально.
Ну, может, его так шарахнуло из-за того, что он стал человеком? Сил мало, да и не привык еще,с сомнение протянул он, но я видела, что он не очень-то верит в собственные слова.
Нет, тут дело в другом, и я подозреваю, что нас ждут неприятности. Уже давно это подмечаю. Он иногда щурится так, словно у него очень сильно болит голова, и иногда у него дрожат руки, когда он есточень заметно, когда он держит ложку. Он много спит, мало разговаривает, как будто ну, бережет себя, что ли. Старается не тратить энергию, которой очень мало. Так ведут себя очень больные и слабые люди.