И очень зря.
Пилий, император Дигона, глубоко вздохнул, с удовольствием ощущая, как откликается ему его новая магия. Поднял руку, концентрируя желание в жесте. Воздух откликнулся ему послушно, закрутился в ветреный маленький вихрь на ладони и сразу же, повинуясь желанию человека, вырос в несколько раз. Взметнулись нежные лепестки миндаля.
Магия богов была послушной. Она влилась в глаза Пилия, делая его зрение острым, почти орлиным. Скользнула в разум, открывая перед императором Дигона мысли окружающих его людей. Один за другим раскрывались в его теле новые дары, и это было очень, очень приятно.
Источник сиял все так же нежно, ласково. Плиний, прищурив черный, как ягода бузины, глаз, жадно наблюдал за ним. Ему казалось, что стоит отвести взгляд, как источник испарится, исчезнет так же внезапно, как и появился. Но он, Пилий, конечно, этого не позволит. Такое чудо надо оберегать.
Белые, чуть искривленные зубы молодого императора зло скрипнули. Он был очень зол на Тирой, который пронюхал об источнике слишком рано, почти тогда же, когда его нашли люди императора, и тут же подал просительную ноту о полном доступе к нему. Еще чего! Пусть Пеор теперь давится слюнями от злости и беспомощности и думает о своем поведении вместе с этой своей куклой, Ват Йетом! Это же он, этот клятый Дерек Ват Йет убил его отца! Это он уничтожил императора Дигона, пусть это и не доказано. Ну не могли ядовитые мушки искусать взрослого человека до смерти! Не могли! Это он виноват во всем! Магия, откликаясь на настроение Пилия, сгустилась, стала горячей. Раскалилась под ногами императора земля, ссохлись от жара миндалевые лепестки, но Пилия это не остановило. От был в ярости. Никаких поблажек, доступов, никаких диалогов с убийцами. Судьба сама отдала в руки императора Дигона средство мести, и теперь надо, просто необходимо отомстить обидчикам его родины.
О том, что Дигон первый, не подумав как следует, внезапно объявил войну и уничтожил не одну сотню подданых Тироя и других государств, как-то не вспоминалось. Пилий хотел реванша, хотел вернуть утерянную мощь Дигона, отомстить за смерть отца. При этом он не думал о том, что не имеет на это никакого морального права. Ему попросту было плевать.
Дигонцы были ребятами очень консервативных взглядов. Во времена Шестнадцати они окопались на своих исконных территориях и не шли на контакт, молясь своим тотемам и вырезанным из дерева идолам. Свои традиции они свято и ревностно береги, правда, их верования с большим трудом допускали прогресс. Поэтому в Дигон никто особо не лездигонцы и по сей день считались пусть и немного обтесанными, но все же дикарями.
Наверное, это и было причиной их неправильного ведения внешнеполитических и внутренних дел.
Но, как уже и говорилось, Пилий не считал, что делает что-то неправильное.
Поэтому он отдал распоряжения беречь источник пуще жизни и не спускать с него взгляда, а сам отправился прямиком в имперские мастерскиеему срочно требовалось посмотреть, на что способна его новая сила. К сожалению, дигонцы признавали только вещественные, материальные орудия, силу физическую, а не магическую. Так исторически сложилось, что Шестнадцать обделяли своими дарами и магией верящий в свои тотемы Дигон. А значит, нужно наделить этой чудной, сильной магией предметы и посмотреть, что из этого выйдет.
Император скакал на лошадимобиль бы не проехал в такую глушь, да и в Дигоне мобилей было не так уж и многос десятка два, не больше. Он скакал в окружении верных людей, личных защитников и клятвенниковтех, кто обещал служить императору, отдавая свою жизнь. Вокруг него витал нежный аромат свежей мятык копыту коня пристали нежные листочки.
Император Пилий же, купаясь в волнах свежего аромата, был очень воодушевлен: он пребывал в мечтах. Он планировал, как лучше вернуть свое и отобрать чужое. И, откровенно говоря, планировал молодой император так себе. Ему даже в голову не пришло отработать новый дар менталиста на своих людях, проверить, о чем они все думают, чего хотят, верны ли ему. Ведь если бы он это сделал, то был бы весьма удивлен. Например, конюший, который служил в имперской конюшне уже лет тридцать и следил за состоянием личных лошадей Пилия, был неплохим и одаренным менталистом, какие обычно водятся в Тирое. И этому конюшему очень хотелось черкнуть пару строк Дереку Ват Йету. Что он и не преминул сделать, едва оказавшись в конюшне. Неприметный стриж из меди и серебражуткая роскошь для Дигона, между прочимвзметнулся в темнеющее небо. Одна из самых быстрых почтовых птиц традиционно была у шпионов.
На следующее утро птица уже стучала в окно Дерека Ват Йета серебряным тоненьким крылом.
***
Залитый солнцем сад. Зеленая трава такая яркая, что по ней страшно ступать. Жарко. На верхушке дерева алеют, наливаются соком вишни. Нижние ветки давно ободраны братом и сестрами и их гувернантками.
Круглолицая девчушка в простом платьице и в фартучке на милых завязках смотрит, прищурясь от солнца, на аппетитные, явно сладкие ягоды.
Дерек же ловит ее взгляд. Он чувствует, как рвется из него магия, как стремится сделать для нее все, чего бы она не пожелала. Она наполняет его, распирает грудь, и кожа горит от нее. И Дерек поддается, выпускает еетакую горячую, такую могущественную.
Подставь ладони и закрой глаза,шепчет он, хитро улыбаясь.
Девчушка тихо смеется, но слушается. В ее раскрытые ладони падают теплые от солнца гладкие ягоды, собранные выпущенной Дереком магией.
А потом они едят вишни. Ее ладошки все в красных пятнах сока. Вишневый сок вокруг губ, на щеках, на кистях и запястьях. Дети похожи на веселых вурдалаковулыбаются друг другу красными от вишен зубами.
Счастливо бьется сердце, в груди вместо привычного холодкаласковое тепло, умиротворение, покой.
Дерек Ват Йет проснулся рывком, ощутив, что что-то не так. И точно. Тьма, реагируя на сон, выпустила щупальца в окно, в сад. Искала вишни, подчиняясь бессознательному желанию спящего Ват Йета. Вот гадина! Дал один раз слабину!
Загнав усилием воли тьму обратно под кожу, Ват Йет встал с диванаон уснул там же, где и темнаяв гостиной. Следил за ней и сам не заметил, как уснул сам. Неудивительноон все же человек, ему требуется сон.
Тук-тук.
В окно кабинета постучал металлический клюв. Дерек Ват Йет поспешил принять почту. Он очень ждал хороших новостей. Увы, хороших новостей пока не предвиделось. Император Дигона уже влез всеми паучьими лапками в источник.
Дерек Ват Йет выругался. Он рассчитывал, что недалекий правитель не будет самолично лезть в то, о чем совершенно ничего не знает. Увы, ожидания не оправдались. И почему источник на территории этих дикарей?! Сколько же от этого проблем
И нежный сон, и темная, и разгулявшаяся тьма были позабыты. Дерек Ват Йет снова был прежним собойпрофессионалом без проблеска человечности.
***
Под старыми липамикрыльцо. Мокрое, темное от старости. Из крепкой лиственницы, на века. К крыльцу прилипли клейкие медовые цветочки, попадавшие с деревьев. В воздухе сладко пахнет дождем, мокрым разнотравьем, липовым нектаром. Покой, умиротворение, предвкушение чего-то хорошего. Маленькая пятка на влажной половице, скрип, еще скрип. Дерево скрипит, и маленькие пяточки пляшут, стараясь наступать на крыльцо потише, но это не помогает.
Да не скрипи ты!не выдерживаю я и открываю глаза. Сна как не бывало. Дерек сидит за столом и пишет, да так быстро, что карандаши, которые тут в ходу, скрипят. Он обернулся ко мне сразу же. И как понял, что я уже не сплю?
Хорошо, что ты проснулась сама. Присоединяйся. Надо очень много писать. Времени нет. Как закончим, поговорим.
Голос Дерека Ват Йета отпечатывается во мне, как в сырой глинекаждый звук, каждая проговоренная им буква меня волновали. Даже его равнодушные интонации. Я вспомнила, как сама поцеловала его, и мне становится очень не по себе. Я что, тут совсем обманьячилась? Как-то раньше за собой такого стремления к мужским объятиям не замечала
Вокруг сердца напоминающе сжался холодок, и я все вспомнила. Одномоментно. И тьму, то есть, богиню, и ее смерть, и даже песню, которую она пела, могла бы воспроизвести. Холодок у сердца стал отчетливее, но он не был неприятным. Скорее, ободряющим.
Умойся и выпей кофе. Только быстро,сказал Ват Йет, снова берясь за карандаш и погружаясь в писанину. Я растерянно смотрела на его спину, на локоть, который то и дело соскакивал с края стола, на сильную шею. И вдруг каким-то импульсом от сердца захотела его обнять. Погладить, прижать к себе, пожалеть. Может быть, принести чашечку кофе или мороженого, нежно улыбнуться, озорно взлохматить волосы, чтобы