Они видели Свет Запада, говорил он, и в конце концов Тьма отступит пред ними.
Морвен ему не возражала; рядом с Хурином всегда верилось в лучшее. Но и в ее роду хранили эльфийское знание, и про себя молвила она: «И однако ж разве не покинули они Свет и разве не отрезаны от него ныне? Может статься, что Владыки Запада более об эльфах не вспоминают; и как же тогда им, пусть и Старшим Детям, одолеть одного из Властей?»
Ни тени подобных сомнений, похоже, не тревожило Хурина Талиона; но однажды утром по весне того года проснулся он, точно от недоброго сна, и в тот день словно бы туча омрачила его свет и радость; а вечером внезапно сказал он:
Когда призовут меня к войску, Морвен Эледвен, оставлю я на твоем попечении наследника Дома Хадора. Коротка жизнь людская, и изобилует несчастными случайностями, даже и в мирные времена.
Так было всегда, отвечала Морвен. Но что стоит за твоими словами?
Благоразумие, не сомнение, промолвил Хурин, хотя вид у него был встревоженный. Тот, кто глядит вперед, в будущее, не может не понимать: мир не останется прежним. Слишком многое поставлено на кон, и одна из сторон неизбежно утратит то, чем сейчас владеет. Если падут эльфийские короли, худо придется эдайн; а ведь мы живем ближе всех к Врагу. Эта земля, чего доброго, отойдет под его власть. Если все и впрямь обернется к худшему, я не скажу тебе: «Не бойся!» Ибо боишься ты лишь того, чего должно бояться, и не более; и страх тебя не пугает. Но говорю я: «Не мешкай!» Я вернусь к тебе, коли смогуно не мешкай! Поспеши на югесли я уцелею, так последую за тобой и найду тебя, даже если мне придется обыскать весь Белерианд.
Обширен Белерианд, да только не найдется в нем крова для бесприютных изгнанников, промолвила Морвен. Куда бежать мне, будь то со многими либо немногими?
Хурин помолчал немного, размышляя.
В Бретиле живет родня моей матери, проговорил он. Лигах в тридцати отсюда, ежели напрямик.
Коли и впрямь настанут недобрые времена, что проку искать помощи у людей? возразила Морвен. Дом Беора пал. Если падет великий Дом Хадора, в какие норы забьется малый народ Халет?
В те, которые отыщутся, откликнулся Хурин. И все же не сомневайся в их доблести, пусть немногочисленны они и неучены. Где еще искать надежду?
Ты не говоришь о Гондолине, промолвила Морвен.
Не говорю; это имя вовеки не срывалось с моих уст, отозвался Хурин. Однако слухи не лгут; я и впрямь побывал там. Но говорю тебе ныне правду, как никому другому не говорил и не скажу: я не знаю, где находится город.
Однако ты догадываешься, и думается мне, догадка твоя близка к истине, возразила Морвен.
Может, и так, промолвил Хурин. Но ежели сам Тургон не освободит меня от клятвы, я не могу высказать догадку вслух, даже тебе; и потому искать ты станешь напрасно. А даже если бы и заговорил я, себе на позор, ты в лучшем случае доберешься лишь до запертых врат; ибо внутрь не впустят никогоразве что Тургон выступит на войну (о чем ни слова не слышно и надежды на то нет).
Тогда, раз на родню твою уповать не приходится, а друзья от тебя отрекаются, придется мне решать самой, промолвила Морвен, и запала мне ныне на ум мысль о Дориате.
Как всегда, высоко метишь, отозвался Хурин.
Скажешь, чересчур высоко? возразила Морвен. Но из всех укреплений Пояс Мелиан падет последним, думается мне; а Дом Беора в Дориате презирать не станут. Разве не в родстве я с королем? Ибо Берен, сын Барахира, был внуком Брегора, как и мой отец.
Сердце мое не склоняется к Тинголу, отозвался Хурин. Не шлет он помощи королю Фингону; и не ведаю, что за тень омрачает мне душу, стоит упомянуть про Дориат.
При упоминании Бретиля омрачается и мое сердце, отвечала Морвен.
Тут Хурин вдруг рассмеялся и молвил:
Хороши мы, нечего сказатьсидим тут да спорим о вещах за пределами нашего разумения и о тенях, порождениях снов. Настолько худо нам не придется; а коли придется, что жтогда все зависит от твоей отваги и рассудительности. Тут уж поступай, как велит тебе сердцено быстро. А если победа останется за нами, тогда эльфийские короли намерены возвратить все вотчины дома Беора его наследницетебе, Морвен, дочь Барагунда. Тогда обширными владениями станем мы править, и славное наследство перейдет к нашему сыну. Коли не останется зла на Севере, уж верно, обретет он великое богатство и станет королем среди людей.
Хурин Талион, произнесла Морвен, по мне, так справедливее будет сказать: ты глядишь высоко, я же страшусь пасть низко.
Даже в самом худшем случае не тебе этого бояться, отозвался Хурин.
Той ночью примерещилось Турину сквозь сон, будто мать и отец со свечами в руках склонились над его постелью и глядят на него сверху вниз; но лиц их он не видел.
Утром в день рождения Турина Хурин вручил сыну подарок, нож эльфийской работы, в серебряных черненых ножнах и с такой же рукоятью, и молвил он так:
Наследник Дома Хадора, вот тебе ныне дар. Но поберегись! То острый клинок, а сталь служит только тем, кто умеет с ней управиться. Твою руку он рассечет столь же охотно, как и все другое.
И, поставив Турина на стол, он поцеловал сына и молвил:
Ты уже и меня перерос, сын Морвен; скоро будешь так же высок и стоя на своих ногах. В тот день, верно, многие устрашатся твоего клинка.
Тогда Турин выбежал из комнаты и ушел бродить один, и на душе у него было тепловот так же солнце согревает холодную землю, пробуждая к жизни молодую поросль. Он повторял про себя слова отца, «Наследник Дома Хадора», но и другие слова вспомнились ему: «Дари щедрой рукой, но дари лишь свое». И пришел он к Садору, и закричал:
Лабадал, сегодня день моего рождения, нынче родился наследник Дома Хадора! И принес я тебе дар в честь такого дня. Вот нож, как раз такой, как тебе надобен; он разрежет все, чего угодно, и тонкотоньше волоса!
Смутился Садор, ибо хорошо знал, что Турин сам получил этот нож не далее как сегодня; но среди людей недостойным считалось отказываться от дара, врученного по доброй воле чьей бы то ни было рукою.
Тыпотомок великодушного рода, Турин, сын Хурина, серьезно проговорил Садор. Ничем не заслужил я подобного дара и не надеюсь заслужить за оставшиеся мне дни; но что смогу, сделаю. И Садор извлек нож из ножен и молвил:Вот уж дар так дар: клинок эльфийской стали. Давно скучаю я по такому.
Хурин вскорости приметил, что Турин ножа не носит, и спросил сына, неужто убоялся тот клинка из-за отцовского предостережения. Турин же отвечал:
Нет; я подарил нож Садору-плотнику.
Или пренебрегаешь ты отцовским даром? спросила Морвен; и вновь ответствовал Турин:
Нет; но я люблю Садора, и жаль мне его.
На это молвил Хурин:
Всеми тремя дарами волен ты был распорядиться по своей воле, Турин: и любовью, и жалостью, и ножомнаименьшим из трех.
Однако ж сомневаюсь я, что Садор их заслуживает, отозвалась Морвен. По собственной оплошности покалечился он, и в работе не сноровист, ибо тратит немало времени на пустяки, ему не порученные.
И тем не менее пожалей его, проговорил Хурин. Честная рука и верное сердце могут и промахнуться; и такую беду выносить тяжелее, нежели козни врага.
Но теперь нескоро тебе достанется другой клинок, промолвила Морвен. Такова суть истинного дараибо дарить должно в ущерб себе.
Тем не менее Турин приметил, что с тех пор с Садором обходились добрее; теперь поручили ему сработать для господина великолепное кресло в парадную залу.
Ясным утром в месяц лотрон Турина разбудило пение труб; выбежав к дверям, он увидел во дворе великое скопление народу, и пеших, и конных, всев полном боевом вооружении. Стоял там и Хуринговорил с людьми и отдавал приказы; и узнал Турин, что войско ныне выступает в Барад Эйтель. Здесь собралась Хуринова дружина и домочадцы; однако ж в войско созвали всех мужей той земли, способных встать в строй. Иные уже ушли с Хуором, братом его отца, а многие другие должны были присоединиться к владыке Дор-ломина по дороге и идти под его знаменем на великий воинский сбор короля.
Морвен распрощалась с Хурином. Глаза ее были сухи. И промолвила она:
Я сберегу, что оставил ты на моем попечении: и то, что есть, и то, что будет.
И ответствовал ей Хурин: