Я совсем понизила голос, и последние слова вылетели невесомыми, жуткими птичками. Медея нахмурилась и стала расчесывать меня сосредоточеннее. Некоторое время она молчала, а затем спросила:
А ты ее видела? То есть, не видела, а...
Чувствовала. Да. Она приходила к Сто Одиннадцатому. Смотрела на меня. Но она молчала. От нее, знаешь, вправду особое чувство. От них ото всех идет разного рода холод. И от нее он трупный, такой страшный, смертный.
Все, хватит!
Я передала ей одну из заколок, победительницу с малахитовой спинкой. Закалывая мне волосы, Медея смотрела куда-то поверх моей головы. Я надеялась, что получится аккуратно.
Когда пришел Гектор, мы сидели рядом молча.
Какие-то вы хмурые,сказал он и велел Медее налить ему стакан сока, но поднялась я.
Она же не слуга по-настоящему, зачем ты ей помыкаешь?
А кто она? Она, вообще-то, получает за это еду и деньги.
Я прошла мимо Гектора и сжала его нос двумя пальцами.
Прекрати, я взрослый человек!
Взрослые люди так себя не ведут.
Но он не стал вести себя, как взрослый человек, и впоследствии, так что, когда мы вышли, Гектор и Медея находились в глубоком недовольстве друг другом. Мы шли по широким, как улицы в старые времена, коридорам. Сначала, помню, мне было очень страшно. Стекла в воздушных коридорах были так чисты, что мне казалось, будто я сейчас упаду в наполненное синевой и облаками небо. Все это ощущалось, словно невесомость, и я кружилась в надежде взлететь или упасть, и смеялась, а Медея шагала впереди нас всех. Как только мы попадали в очередной узел небоскреба, небо сменялось джунглями или Океаном. Я видела экзотические цветы в зеленых колыбелях, видела проплывающих мимо огромных рыб с серебряными боками, как красиво, думала я, сколько разной жизни на Земле. В стекло врезалась большая стрекоза с блестящими, синеватыми крыльями. Она рванулась вверх, затем снова ударилась о стекло, и мне было ее жалко, потому что она так и не понялавыхода отсюда нет. Я прикоснулась пальцем к стеклу там, где с другой стороны было ее тонкое, длинное брюшко. И хотя я боялась насекомых, в этот момент мне стало радостно от ее хрупкого блеска и смелости.
Мы шли полчаса или даже чуть дольше, мимо нас проезжали машины на электрическом ходу, у них были желтые пятна на крышах от заходящего солнца.
Ячейка Тесея располагалась на самой границе, отделяющей район, где я жила, от соседнего. Снаружи дверь казалась стальной, и это было не то чтобы странно, но как-то неуютно. За ней мог скрываться любой мир, любая эпоха.
Впрочем, на самом деле я не ждала сюрпризов. Последняя любила Рим с его роскошными, развратными пирами, заговорами и публичными выступлениями, с его извращенной чувственностью и совершенным правом.
И когда мы позвонили, нам открыли дверь две девушки, на которых были только набедренные повязки. Я почувствовала себя гостьей из будущего. Думаю, если бы я вправду была дамой века прогресса, мне уже понадобилась бы моя нюхательная соль.
Они открыли перед нами двери в абсолютно новый мир. Если Мультивселенная, как говорил однажды Орфей, может быть устроена так, что в бесконечности летают пузырьки с планетами и темнотой, Вселенные, то, может быть, это вдохновляет наших хозяев. Гостевой зал был один, но большой. Я увидела купальню, наполненную прозрачно-голубой, похожей на жидкий драгоценный камень, водой. В ней плавали лепестки роз и обнаженные люди. Всюду был мрамор, пахло умирающими цветами и жареным мясом.
Люди лежали на длинных кушетках и подушках, и я видела шелк, такой, что его хотелось потрогать и вино, такое, что его хотелось пить. Последняя, должно быть, наняла людей со Свалки для того, чтобы вечеринка (оргия?) смотрелась действительно массово. Римский упадок был сохранен и преумножен. Я видела людей, запихивавших в себя виноград, как зомби из старых фильмов ужасов, где у грима и декораций бюджет был одинаково низкий. Какая-то парочка на одной из кушеток миловалась, видимо, они сочли ситуацию располагающей.
Гектор сказал:
Интересно.
Мимо нас пронесли большое блюдо с зажаренными птичьими язычками.
По-моему это ужасно, сказала Медея.
Загляни в словарь, дорогая. Эту ситуацию ты найдешь под заголовком "беспричинная жестокость".
Я помолчала, затем добавила:
Надо искать на букву "б".
Перед нами, будто клоун из коробочки, выскочил Тесей. Он выбивался из белого (мрамора, тог и статуй), царившего вокруг. Выбивался Тесей и из эпохи. Он был одет в костюм средневекового шута. Чем бы ни увлекалась Последняя (а не все были так постоянны, как Сто Одиннадцатый), Тесей оставался неизменным шутом при нейв красно-золотом костюме, сшитом, казалось, из лоскутов, в остроносых ботинках с бубенцами и смешном, ушастом головном уборе, пародии на корону.
Тесей родился в Зоосаду, поэтому в нем не было ни капли нашей бледности, он весь был золотистый, как искорки на его бубенцах. Надел бы на себя коронустал бы королем. Так что Тесей нравился мне гораздо больше, пока умел себя иронично обыграть.
Это был человек какой-то сказочной красоты, в нее даже не верилось. Я считала красивыми или, по крайней мере, симпатичными большинство моих знакомых, потому как они были люди во всей их прекрасной схожести, но Тесей был кем-то особенным даже для моего благосклонного взгляда. От него нельзя было отвести взор, он весь был золотой и чудесный, только глазаголубые, как невероятное небо на открытках. И потому костюм шута, смешной, нелепый и почти зловещий в этом, выглядел как идеальное дополнение к такой красоте. Он смягчал ее, как молоко смягчает излишнюю сладость торта.
Без этой смешинки на него невозможно было бы даже смотреть.
Тесей был музыкантом, невероятно талантливым. Это он частенько писал музыку для Орфея, чтобы он делал вид, будто не зря живет со Сто Одиннадцатым. Тесей дружил с моим братом, и хотя бы за это я любила его. Тесей был хорош в том, что он делал, более тогохорош дьявольски. Поэтому ему можно было все. Он никогда не видел ничего, кроме Зоосада, не думал о Свалке, не мечтал о Нетронутом Море, и потому развлекался как мог. Не было никого ни прекраснее, ни избалованнее Тесея.
Думаю, Последняя не была популярной личностью (личностью?) среди наших хозяев, ее питомец, однако, купался во всеобщей любви (любви?). Сложно было рассуждать о тех, кто не влезал в понятия, выработанные человеческой культурой за долгое-долгое время до их прихода. Нам все еще нужно было осмыслить их. Я часто размышляла о том, как они могут мыслить и чувствовать. Чтобы понимать их, нужно было понимать историю, которая за ними стоит. Они, наверняка, пребывали в трехтысячелетнем восторге от нашего искусства, потому что вели праздный образ жизни. Приходили, опустошали планеты и уходили. Активнейший период их жизней приходился на захват планет, затем они просто питались ими. Лично я не могла провести без дела и недели, мне все время хотелось чего-то нового. Они были до известной степени по-другому устроены, но альтернатива их явно увлекала.
Тесей щелкнул пальцами перед моим носом.
Эвридика, ты в порядке?
Да, сказала я. Все хорошо, спасибо и прошу прощения.
За что?
Не знаю, это триада, которую я произношу в любой неясный момент.
Тесей приобнял меня и Медею, склонился к ней, назвал ее как-то ласково, что-то ей прошепталя не все ясно слышала. Я обернулась к Гектору.
Ты почему не идешь?
Вид у него был обиженный. Он потеребил галстук, а затем сказал:
Я возьму напитки.
Должно быть, дело было в Тесее. Многих смущало, что он без умолку болтает о себе, но мне все нравилось. Тесей был интересным человеком, и у него было много достижений, судя по тому, что он про себя рассказывал.
Подумайте, дамы, говорил он. Именно я все это организовал.
Когда я хочу такое организовать, просто говорю, что у меня дома есть еда, пожала плечами Медея.
Не обижайся, у нее период отрицания авторитетов, сказала я. Но Тесей не был обидчивым, он только мотнул головой, звякнул бубенцами на шапке, показывая, что это все не так уж важно, и продолжил:
Собственно, дорогие, это не просто вечер Последней, когда она должна будет утереть своими лапками, или чем еще там, слезы от осознания того, сколько я делаю для нее!
Тесей взял театральную паузу, слишком сочную и долгую, чтобы скрывать нечто по-настоящему важное. Эта пауза меня обманула. Тесей сказал: