Я укрыл баронессу одеялом и направился на выход из апартаментов баронской четы. В дверях столкнулся с бароном. Он одними бровями спросил, как прошло лечение. Я вкратце обрисовал ему то, что мы сделали, предостерег его от того, чтобы баронессу отвязывали от щита и пообещал сделать приспособление, которое они будут использовать как больничную утку. Как я знал, Ликура могла и утилизировать продукты распада в своем организме, и довольно долго, но зачем это нужно, если можно решить эту проблему проще. Я направился в мою гончарную мастерскую и приступил к изготовлению больничной утки. Опять пожалел, что не знаю, как наладить изготовление стекла. Утку делал из двух половинок, которые тщательно разгладил с двух сторон. Сосуд не должен быть сильно шершавым снаружи и быть очень гладким внутри, чтобы продукты, попавшие вовнутрь, могли так же легко быть удалены. Изготовил также и мочеприемник. Оба произведения искусств поместил для просушки и выбрался наружу. В замке уже сняли осадное положение, часть народа разоружилась и приступила к своим повседневным обязанностям. Замок начал оживать. Вдруг мой глаз наткнулся на знакомые лица монахов, которые привели нас сюда. Получается, что и они выбрались из так тщательно охраняемого помещения и учавствовали в защите стен замка. Я подозвал одного из монахов и попросил представить меня их старшему. Тот с готовностью согласился и меня повели вглубь замкового двора.
Дородный монах сидел на корточках и что-то ожесточенно рисовал прутиком на земле перед ногами одного из мастеровых. Я пригляделся, этот рисунок демонстрировал червячный механизм. Видимо его идея пришла монаху в голову после того, как он разглядел подъемный механизм моста, ведь там был прилажен стопорный механизм с трещоткой. Если рассматривать просто зубцы и выпрямить их, относительно центральной оси барабана, то зубчатая шестеренка так и просилась на это место. Мастеровой не понимал, что хочет от него монах. Я подсел к ним и прутиком нарисовал еще одну шестеренку, но поменьше, и изогнутую ручку на ней. Голосом пояснил, что так будет легче крутить большой барабан. Теперь уже не понимал монах. Решил не пояснять, а создать интригу и заставить мозги монахов разобраться с зубчатым приводом. Единственное, что решил сообщить им, что размер и количество зубцов второй шестеренки им придется подбирать опытным путем, так как нужно, чтобы расстояние между зубцами было одинаковым. Да, легко быть Архимедом, когда это вложили в тебя еще в школе. Монах так и остался сидеть на корточках, смотря на наш рисунок. Я толкнул того монаха, что привел меня сюда, чтобы он представил нас друг другу.
Тот только сейчас пришел в себя, видимо тоже прокручивал в голове, как будут вращаться шестеренки и прокашлявшись, представил мне своего брата по вере. Второй монах словно очнулся и посмотрел на меня ошарашенными глазами. Я склонил голову в знаке смирения и представился как Серигей, ученик баронессы Ликуры. Попросил объяснить мне, как это монахи оказались в замке, ведь ранее их здесь не было. Старший монах улыбнулся, а я запустил свои ментальные способности, чтобы распознать ложь. Версия монаха была до предельности проста, и он верил в нее на все сто. Начали молиться в часовне монастыря и таким образом, посредством молитвы, оказались здесь. Вот на что способны слова молитвы. Я с ним спорить не стал, так как понял, что они просто ничего не помнят, но система прохода в замок барона отработана до мелочей. Потыкав в рисунок своей палочкой, я предложил монахам поэкспериментировать с несколькими шестеренками, расположенными одна за другой и имеющими разные размеры. Особое внимание предложил акцентировать на усилии, прилагаемом к ручке, вращающей шестерню и количеству оборотов всех шестеренок. Думаю, что такие дотошные исследователи быстро докопаются до истины. Монахи тем временем, стали собираться к своему предводителю. Видимо дисциплина была вбита в них как молитвами, так и розгами, что, однако, не умоляло качество проведенных воспитательных работ.
Внезапно один из монахов указал на меня пальцем и сказал, что я осмелился лечить баронессу. По толпе монахов прошел неодобрительный ропот. Выяснилось, что лечение тяжелых травм, это вотчина монастыря и его послушников. Вспомнив, что у них повсюду уши и глаза, я пожал плечами и смотря поверх голов окруживших меня монахов, напомнил им, что я являюсь учеником Ликуры, а Ликура, в свою очередь, является сильнейшим лекарем в этих землях на десять дней пешего перехода в любую сторону. Неужели они думают, что я позволю кому-бы то ни было начать лечение такой серьезной травмы моего учителя. Мы с ней все обсудили и совместно провели первую часть лечебных процедур, а именно, восстановили и срастили место перелома позвоночного столба. У меня сразу возник вопрос, а монахи лечат такие увечия? Те замялись, видимо такие травмы входили в разряд запрещенных к лечению, но чувство, что они не приемлют такое лечение взяло верх, и они стали меня упрекать, что я не должен был браться за такое лечение.
Братья монахи, вы меня неправильно поняли, вопрос не стоял, браться за лечение или нет. Вопрос стоял, как лечить такую травму и все. Нами с баронессой был разработан целый план проведения этого лечения. Сейчас мы выполнили только часть его, а именно, восстановили целостность костей и связок позвоночника. То, что порвано внутри будет восстанавливаться само или мы попытаемся воздействовать на него с помощью магии. Думаю, что к магии у вас претензий нет, все же баронесса является членом малого Ковена магов.
Монахи покряхтели, пожевали бороды. Наконец старший из них попросил показать им Ликуру, чтобы они могли убедиться в изменениях, произошедших с баронессой. Я им честно ответил, что у баронессы есть муж, который может единолично принять это решение и, соответственно, разрешение нужно спрашивать у него. Сам я, когда лечил баронессу, исполнял ее волю, так что сейчас решение о допуске монахов к травмированной баронессе может принять только барон. Монахи поняли, что с моей стороны им ничего не светит, поэтому потеряли ко мне всякий интерес и гурьбой отправились искать барона.
Глава 17.
Когда монахи скрылись из вида, я направился к бочке и хорошенько умылся дождевой водой. Слегка обсохнув, решил идти к себе в комнату, но уже на ступеньках лестницы меня перехватил слуга и попросил срочно явиться к барону. Ну, ясно, монахи взяли его в оборот, а он не знает, что делать. Ладно, сейчас все уладим. Я развернулся, и вслед за слугой направился обратно в комнату к барону. Там было не протолкнуться от заполонившей всю комнату толпы монахов. Не знаю, как там покаяние, а вот воздержание, было явно слабой стороной практически всех, явившихся сюда монахов. У барона был такой растерянный вид, что я рявкнул на монахов, чтобы все выметались в коридор, больной нужен свежий воздух, а его здесь практически не осталось. Надо отдать монахам должное, они моментально ретировались за дверь. Барон вопросительно посмотрел на меня. Я слегка заметно кивнул ему головой, все же не стоит ссориться с монахами, и вышел в коридор сам. Монахи жались к стенам, стараясь обеспечить проход по коридору, но их массивные тела загораживали большую часть прохода. Найдя глазами старшего монаха, я предложил ему отобрать трех представителей их братства, которых я проведу к баронессе, а остальным лучше всего выбраться во двор, а то..., и я рукой показал, что стало с пространством этого коридора. Монах соглашаясь, кивнул головой и, моментально выбрал еще двух своих братьев. Толстая цепочка монахов потекла на выход. В коридоре сразу стало свободнее. Махнув приглашающе рукой, оставшимся монахам, вошел в комнату к барону. Тот уже пришел в себя и от былой растерянности, не осталось и следа. Я попросил у него разрешения осмотреть баронессу при участии вот этих троих монахов. Барон заострил наше внимание на том, чтобы не утомлять баронессу, а провести осмотр как можно быстрее. Заверил барона, что мы не станем утомлять его жену. Монахи только убедятся, что наше лечение было проведено правильно и без каких-либо нарушений.
Когда мы вошли в спальню, баронесса спала. Я жестом указал монахам, что они могут начинать свой осмотр. Старший из монахов подошел к кровати Ликуры и, вытянув вперед руки, расположил их над телом баронессы. Губы его шептали молитву, а глаза были закрыты. Я перевел взгляд на двух оставшихся монахов, они тоже погрузились в транс, но руки не вытягивали, а просто так же, как и их начальник, шептали слова одной и той же молитвы. Как молитва воздействует на их разум, я уже наблюдал, когда мы пробирались по подземному ходу в замок барона. Тем временем руки монаха стали подрагивать и, в конце концов, опустились вдоль его грузного тела. Он открыл глаза и удивленно взглянул на меня. Затем молча указал нам всем на выход, и мы выбрались из спальни, где лежала Ликура. Когда двери в спальню закрылись, то монах удивленно прошептал, что мы с баронессой действительно, вправили выбитый позвонок и срастили перелом выпирающей на позвонке кости. Видимо так он описал остистый отросток. Оказалось, что монахи в замке были повсюду и успели диагностировать сам перелом буквально сразу после травмы. Видимо в монастыре имелась информация о подобных случаях, ведь диагноз они поставили, просто наблюдая лежащее тело баронессы. Старший из монахов напомнил нам, что разрывы нервов в позвоночном столбе остались, так что ему интересно, как в дальнейшем пройдет лечение. Членам монастырского братства хотелось бы в последствии, еще раз посетить баронессу, чтобы воочию убедиться в том, как проходит лечение. Барон свое согласие дал, а я стоял в сторонке и ждал пока они уйдут, так как от баронессы пришло ментальное сообщение о том, что у нее появились блуждающие по всему телу боли, и она не может понять, что провоцирует это. Я вклинился в затянувшееся прощание двух сторон и очень быстро выпроводил монахов. Извинился перед бароном и попросил его разрешить мне еще раз осмотреть баронессу после ухода монахов, все же они как-то воздействовали на баронессу, когда проводили свое обследование. Барон устало кивнул, видимо монахи сильно его достали, он так и остался сидеть за столом, а я направился к баронессе.