Пресно,хмыкнул он, закрывая книгу с соответствующей миной.
Действительно?худощавый тип лет тридцати пристально посмотрел на него поверх старомодных очков в проволочной оправе. Это было, конечно, рисовкой, ведь любой дефект зрения мог быть исправлен за несколько минут при помощи дешевой операции всего лишь за один визит к врачу.Просто я тоже читал это и счел блестящим. Как это могло показаться вам пресным? Или вы имели в виду кофе?
Нет, я имел в виду книгу,отозвался Бестер.
Ну, и?
Не бесцеремонно ли, как по-вашему, требовать объяснения? Может быть, я угрожаю вашему мнению, а, следовательно, вам?
Мужчина чуть-чуть скривил губы.
Может быть. Могу я ли попросить более вежливо? Или вы боитесь, что не сможете отстоять свое мнение?
Оно не нуждается в защите,Бестер отвернулся, но затем повернулся снова.Но если вам нужно знать Я нахожу стиль безвкусным, избитым и примитивным. Философияперелицованный квази-буддистский сентиментализм двадцатого века, который тогда уже перекраивали; здоровый кусок заимствован книги Г'Квана. Рассказ от первого лица, настоящее времяэто все претенциозно, а от попыток воспроизвести поток сознания Фолкнера бы стошнило.
Я думал, это поэтично и проникновенно.
Ну,сказал Бестер,так вы ошиблись. Меня не упрекайте.
Молодой человек коротко пренебрежительно хмыкнул.
Не взяли бы вы на себя труд изложить это письменно?
Что вы имеете в виду?
Я редактирую маленький литературный журнал. Париж нынче полон писателями, и многие мысли у них вполне великолепны. Многие нет. Я думаю, в этом не мешало бы разобраться, и мне для этого нужны критики.
Но насчет этого романа мы не согласны.
Согласиене камень преткновения. Читать, думать, выражать что думаешь
продавать свои мнения тем, кто сам думать не умеет?
Да, именно. Или, в некоторых случаях, тем, кто станет спорить с вами. Девяносто девять из ста, брось я вызов их мнению, капитулировали бы или отвернулись. Э, чего беспокоиться? Это единственное искусство, не стоящее споров о немкроме того, чем оно является, потому что ничто не бессмысленно так, как искусство, о котором не спорят, которое не критикуют, так что
Сколько за это платят?
О. Неизбежный прозаический вопрос. Это стоит десять кредитов за каждые сто слов. Заинтересовались, да?
Бестер, к своему собственному огромному удивлению, услышал собственный ответ:
Да.
Он возвращался в отель. Шел дождь, так что его ботинки попадали в пастельные лужи, мокрая парусина побывала под потоком воды и окрасилась в цвет заката. Сереброкрылые силуэты ласточек проносились в колышащемся воздухе, и в какой-то момент он увидел: не птицы, а "Черные омеги" курсируют пред жадным ликом Юпитера. Его корабли, его люди, им нет преград. Он задрожал при мысли, чем он был. Он свергал правительства, отводил реки судьбы, чтобы наполнить новые океаны. Без него Тени бы победили, уничтожили бы все человечество.
Это никогда не выходило наружу. Он никогда не видел этого в какой-либо из кровавых историй про него.
Шеридан знал. Герой Шеридан, честный человек. Он знал, но сохранял напрасное молчание. Гарибальди тоже знал.
Конечно, Гарибальди не был человеком большого масштаба. Гарибальди заботил только Гарибальдичто Гарибальди нравится или не нравится. Что доставляет Гарибальди удовольствие, что причиняет ему боль. Особенно то, что причиняет ему боль. Возможно, его подчиненные до сих пор пытаются выследить осу, ужалившую Майкла в пятилетнем возрасте.
Его сознание заблудилось. Где он? Ах да, еще одна улица.
Он командовал тысячами, спасал мир, спасал собственный народзнали ли они это или нет, ценили или нет.
И теперь он собирается вести колонку в третьеразрядном литературном обзорении?
Что ж, это определенно было не тем, чем бы занялся Альфред Бестер. Гарибальди и его ищейки из Пси-Корпуса долго будут рыскать, прежде чем начнут проверять литературные ревю.
Он завернул за угол и обнаружил улицу неприятно оживленной. Тут была толпа, полицейские мотоциклы и пожарная машина.
Возбуждение, алчность толпы ударили его. Они хотели поглазеть, как что-нибудь сгорит, увидеть, как человеческие существа станут корчиться в пламени. Прямо как толпа, прислушивающаяся, тихо кричащая в алкании его крови
Стоп. Это же был отель "Марсо", отель Луизы. Место, где он остановился. Он начал проталкиваться вперед. Толпа была разочарована. Пламя было
маленькое и почти все только снаружи. Окно на фасаде было выбито, и маленький обеденный зал почернел, но в целом отель выглядел уцелевшим.
Луиза стояла, наблюдая за работой пожарных, судя выражению ее лица, она была в шоке. Когда Бестер подходил, коп, Люсьен, обращался к ней, хотя было непохоже, чтобы она слушала.
Никто ничего не видел,говорил он.Конечно. Луиза, ты должна
Оставь меня одну,сказала она отстраненно.Просто оставь меня. Волна гнева прошла по лицу полицейского, но затем он по-галльски пожал
плечами и сделал, что она просила. Бестер постоял минутку, раздумывая, следует ли ему говорить что-нибудь.
Она его заметила.
Месье Кауфман,сказала она тихим голосом.Я беру назад те слова. Я не хочу брать с вас доплату, если вы съедете до срока.
Бестер кивнул. Он собирался сказать ей, что заберет вещи, как только огонь погаснет. К тому же он пытался избегнуть внимания, не привлекать его. А тут непременно появятся репортеры.
Нет. Один уже был тут, проталкиваясь вперед заодно с оператором.
Он вдруг почувствовал себя зверем в капкане, сердце прибавило несколько ударов в минуту. Если его лицо появится даже в местных новостях
Он быстро отступил прочь, ныряя в толпу. Он "коснулся" репортера и не нашел своего образа в его мыслях. Он не был замечен, и его не запомнят. Однако камеравидела ли его она?
Если видела, то, может, это вырежут при монтаже.
"Возьми себя в руки, Бестер,"сказал он себе."Никто тебя не заметил." Но его сердце все еще билось слишком часто. Как ненавидел он это чувствочувство бессилия и загнанности.
И тут он как раз заметил Джема и его приятелей, обозревающих все это с широкими бесовскими ухмылками.
Внезапно его бессилие превратилось в холодный гневв старого, удобного друга. С этим он уже мог разобраться.
Джем его не приметил. Бестер ушел в переулок, так что он мог видеть головореза, и стал там ждать.
Скоро настала ночь. Джем и его друзья ушли, но не остались одни. Бестер последовал за ними вниз по узким улицам, шаги его были бесшумны и целеустремленны.
Он был самим собойохотником. Предназначением Бестера было преследовать дичь, а не убегать от "хищников". В былые дни мятежники знали, что их дни сочтены, когда у них на хвосте был Альфред Бестер. Он тонко улыбнулся, вступая в знакомое состязание.
Он преследовал их до дома в нескольких кварталах в стороне, куда они вошли, смеясь и хлопая друг друга по спине. Бестер остался наблюдать, ждать.
Проходили часы, и оранжевая луна взошла на туманный небосклон. Бестер был терпеливон знал об ожидании больше, чем, может быть, кто-либо еще. Он слушал Париж; он про себя напевал старые мотивы.
Наконец, где-то после полуночи, члены банды начали расползаться. Он считал их на выходе, пока не понял, что Джем остался один. Тогда он отряхнул пиджак, расправил ворот и подошел к зданию.
Это было старое здание, но у него была довольно хорошая охранная система. Ряд контактов и маленький видеоэкран. Чтобы войти, он должен был либо обойти систему, для чего он не захватил инструментов, либо заставить Джема пригласить его. Он мог бы вернуться к себе в номер и принести матричный чип, который позволил ему пройти земную службу контроляно нет, где тут был вызов? Он мог заставить Джема открыть дверь.
Закрыв глаза, он настроился на сознание Парижа, шаг за шагом, будто сквозь сито, просеивая его, пока не осталось наконец что-то, неясное. Очень неясное.
Вне прямой видимости даже для П12 установить контакт с нормалом было практически невозможно. Но Бестер занимался этим давно и обнаружил, что пределы его возможностей расширялись настолько, насколько он верил в них. Он не мог сканировать Джема отсюда, не мог взорвать кровеносные сосуды в его обезьяноподобном мозгу. Но он мог коснуться его, лишь слегка. Он мог внушить, что один из друзей Джема зовет его
Сознание Джема было уже спутанно. Это было бурное море, противное на ощупь, замутненное и заторможенное алкоголем, сдобренное какими-то наркотиками. Он уже слышал вещи, которых не было на самом деле. Если бы Бестер попросил его сделаться более уязвимым, он бы не смог.
Все же потребовалось четверть часа сверхконцентрации, прежде чем он услышал клацанье замка. Наружная дверь отворилась, открывая еще две двери по обеим сторонам и лестницу наверх.
Он почуял Джема наверху и поднялся по ступенькам. Когда он остановился напротив, как он чувствовал, нужной двери, то тихо постучал.
Немного погодя дверь отворилась, и Бестер обнаружил себя глядящим в безобразное дуло автоматического пистолета.
Глава 5
Ну,хрюкнул Джем. Он был в черной майке и тренировочных штанах.Не мой ли это старый приятель-дедуля? Заходи-ка!он многозначительно выставил пистолет, и Бестер заметилэто был старый двенадцатимиллиметровый Naga, возможно, с начиненными ртутью пулями, которые оставляют на выходе рану размером с мяч для софтбола.
Не вздумай,сказал Бестер хладнокровно.
Джем следил за ним налитыми кровью глазами с сузившимися зрачками. Апартаменты были просторные, обставленные в современном дорогом, но скверном вкусе. Крикливо. Жалкая мальчишеская фанаберияжелание выглядеть крутымбросалась в глаза во всем. Бестер заметил бутылку красного вина и взял ее.
Ах, "Шато де Риду" шестьдесят седьмого года,сказал он.Неплохой год скверный выбор к пицце, как бы то ни было.
Он видел разносчика, приходившего раньше, а сейчас увидел и остатки еды, разбросанные на большом деревянном столе.
Оно стоит сто кредитов за бутылку.
О, ну тогда оно должно подходить ко всему,отозвался Бестер. Он подошел к бару, выбрал стакан и налил себе немного.
Что, черт возьми, ты собрался делать?
Знаешь,поведал Бестер,тебя обсчитали. Это дешевое "Коте дю Рон" в другой бутылке. Я бы сказал, что ты переплатил кредитов девяносто пять.
Тебе осталось жить шесть секунд, дед.
О, я так не думаю,он снова отпил вина.
С каким-то звериным рыком Джем прыгнул вперед, размахивая оружием у лица Бестера, как дубинкой. Бестер установил захват над его нервной системой и проследил, как тот падает, ощутил резкий звон боли, похожий на звук бьющегося стекла. Только это был Джемов нос, который тот разбил о паркетный пол. И несколько зубов.
Да, пожалуйста, устраивайся поудобнее,сказал Бестер.Нам предстоит долгая ночь. В конце ее ты будешь мертв, но я намерен посвятить этому мое время. Так редко теперь попадается случай этим заняться.Он сделал еще глоток вина, потер здоровой рукой другую, всегда сжатую.Начнем?
Он заморозил голосовые связки Джема, так что головорез мог издать лишь жалкое подобие квохтанья. Но его мозгах, он был охвачен паникой, прекрасной разновидностью ужаса.
"Это глюки,говорил себе Джем,это не взаправду."
Бестер погрузился в его мысли как скальпель в масло.
"Нет, боюсь что нет. Это более взаправду, чем ты можешь вообразить."
И "скальпелем" он принялся "стачивать" Джема кусок за куском.
Он уверился, что злодей чувствует, что умирает, наблюдал, как тот в последний раз пытается вырваться. Его расширенные глаза гасли и туманились, его глотка пульсировала, тужась закричать, но Бестер этого не позволил.
И вот он был мертв, хотя его тело еще функционировало. Все, что только что было Джемом, было извлечено из него.
Бестер взял паузу, отпил еще вина, пока дышащее тело пялилось в потолок. Он отошел и, поскольку кишечник и мочевой пузырь Джема самоопорожнились, открыл окновпустить свежего воздуха. Он потянулся, попробовал размять мышцы шеи, включил телевизор посмотреть, сообщается ли что-нибудь о пожаре. Это заняло десятисекундный эпизод в местных новостях. Картинка показала отель, Луизу, пожарные машины, но себя он не увидел.
Он пошел в кухню и приготовил кофе, затем вернулся туда, где с открытыми глазами лежало тело. Затем с должным вниманием и тщательностью он стал собирать Джема вновь.
Было почти утро, когда он возвратился в отель. Разбитое окно было загорожено картоном. Он отпер ключом дверь, навстречу ему ударил едкий сырой запах гари.
Единственная лампа была включена на одном из необгоревших столиков. Луиза с усталым видом сидела в ее свете перед пустой бутылкой.
Вы заключили другой контракт, догадываюсь, и пришли за своими вещами?
Нет. Я, напротив, думал немного поспать.
Она покачала головой.
Отель закрыт.
Почему? Ущерб-то ничтожный.
Ничего себе ничтожныйв окно метнули зажигательную бомбу.
Вы не хотите закрывать отель.
Кто вы, чтобы говорить мне, чего я хочу? Вы обо мне ничего не знаете.
Я знаю женщину, которая, когда я ее увидел в первый раз, защищала то, что ей принадлежало. Я знаюона не отдаст это так просто.
Ничего не просто. Всене просто. Пять лет я пыталась держать это место на плаву. Пять летнаблюдая, как иссякают мои сбережения. Достаточно. Мне конец.
У вас нет денег на ликвидацию следов небольшого пожара?
Что в этом толку? Они только сделают это снова, или что похужепока я снова не начну платить им, чего я позволить себе не могу.
Возможно, вы удивитесь.
О чем вы?
Просто, вы можете быть удивлены, только и всего. Что-то случается. Что-то меняется.
Некоторые вещинет,она медленно шлепнула по столу.Знаете, сперва я думала, вы на что-то надеетесь относительно меня. Постель. Так? Это причина вашего упорства?
Нет.
Что тогда?
Мне нужно место, где остановиться, вот и все. И я не люблю хулиганов. Не люблю, когда мне диктуют, что я должен делать.
Полагаю, не любите. Вы были на войне, не так ли?
Он замер, не будучи уверен, что говорить. Которую войну она имеет в виду?
Да,наконец решился он.
Я так и думала. Вы ведете себя по-особенному. Я думаю, все худшее, что могли, вы уже повидали, и это "съело" в вас весь страх. И, может быть, больше, чем ваш страх.Она подняла на него глаза, но он не думал, что она ждет ответа.
Вы когда-нибудь любили, мистер Кауфман?
Да.
Что с ней стало?
Ничего, о чем я бы хотел говорить.
Я однажды была влюблена. Безумно, глупо влюблена. Нынче все, что я имеюэто разрушенный отель.Она оперлась о стол.Он бросил меня. Видите ли, это не ваше дело, но я все равно вам расскажу, не знаю, почемувино, возможно. Он бросил меня с моими долгами, моей пустой комнатой, и покинутая, я осталась без какого бы то ни было понятия о любви. Думаю, я больше в нее не верю. С вами произошло то же? Вы покинули ее? Вы прячетесь от своей прежней жизни?