Айслинн Бейкер была католического ирландского рода, но выйдя замуж за мистера Бейкера в Лондоне, приняла пуританский закон и веру. Мистер Роджер Бейкер, пастор и ученый, отправил свою жену через Атлантику, в Хэйвенсгейт, где желал поселиться сам, но судьба распорядилась иначе: муж Айслинн погиб в море. Оставшись одинокой вдовой в незнакомой стране, Айслинн, несмотря на свою дикую ирландскую кровь, перенесла это испытание с честью. Будучи несчастной и покинутой женщиной, она находила в себе силы утешать других. Не было в Хэйвенсгейте дома, чье несчастье она не облегчила бы и не разделила. В городе ее любили, она жила скромно и тихо, не водила блудных дел, хотя была еще достаточно молода, утешала страждущих и снабжала бедствующих. Мистер Бейкер оставил ей неплохое наследство, которое она не прогуляла и не хранила, а употребляла на благие дела, собирая сокровища на небе, а не на земле, как и было ей велено Господом. Все эти достоинства честной женщины в сочетании с удивительной, нежной красотой и мягким голосом, пленили Калеба. Он хотел предложить ей брак, когда срок ее траура по мужу истечет. Айслинн была весьма молода, ей едва минуло тридцать лет, а сам Калеб еще не разменял четвертого десятка, что для мужчины возраст уже достойный, но еще не старый. Он знал, что Айслинн также неравнодушна к нему, что между ними возникло и растет то чувство, которое столь часто сбивает с праведной дороги мужчин и женщин.
Но сейчас в голосе Айслинн не было той затаенной нежности, которую он содержал в себе, обращенный к Калебу. В нем была сталь и злость. Калеб видел, она готова была разрыдаться. Конечно, она ведь была подругой Чэрити, это большой удар для нее. Женщинам можно прощать слабости сердца.
- Вы уже вернулись, миссис Бейкер? - спросил он.
Айслинн уезжала в Нью-Йорк по каким-то делам, связанным с родственниками мужа и оставленным ей наследством, вернуться она должна была только через месяц, а уехала дней семь назад.
- Моя встреча с Бейкерами отменилась, - сказала она как можно более нейтрально, но глаза ее были влажными, полными слез боли. - На подъезде к городу, я увидела дым костра и побежала сюда. Честно говоря, я думала, что увижу пожар, но не беззаконие.
- Беззаконие? Вы, миссис Бейкер, полагаете, что ваша подруга была казнена по ошибке? Ошибки быть не могло, она...
- Преподобный Мэйсон, избавьте меня от этого, - сказала Айслинн, голос ее снова стал жестким. - Я устала с дороги и иду отдохнуть.
Смотря вслед уходящей Айслинн, Калеб вдруг подумал - Чэрити обвинили четыре дня назад, ровно тогда Айслинн должна была двинуться в обратный путь, чтобы, чудовищно спеша, все-таки успеть вернуться сегодня.
Может быть, это было совпадением, может быть.
***
Калеб говорит:
- Братья и сестры, вы пришли сюда за ответами на вопросы, которые не в силах даже задать. Вы пришли сюда, не осмеливаясь поднять голову к Господу и спросить, достойны ли вы его блага.
Калеб говорит, и голос его разносится дальше и дальше, ударяется снова и снова о стены зала. Калеб чувствует себя ангелом, нет, даже больше - он чувствует себя гласом Господним. Он - Бат-коль, он - Метатрон, он погряз в гордыне и наслаждается ею. Вместо амвона, у него стадион, как у какого-нибудь певца, от которого приходят в визгливый, влажный восторг девочки школьного возраста.
Калеб говорит:
- Вы обращаетесь за помощью к Богу, не в силах отринуть руку дьявола! Дьявол уже здесь, он в ваших обедах перед телевизорами, он в деньгах, которые вы спускаете на ветер, он в похотливых подростках, предающихся блуду на парковках, в войсках ваших солдат, убивающих мирных жителей за океаном, в отупляющих обещаниях, даваемых вам и вами, в еде, которую вы запихиваете в себя, не в силах остановиться, в ваших детях, которых вы бросили на улицы, чтобы они наркотиками уничтожали свои тела и души!
Калебу кажется, будто язык у него горит. Он сам почти в трансе, в оглушающем экстазе, и все его ощущения сосредоточены на зале. Он слышит, кажется, биение сотен и сотен сердец, стучащих в унисон с тем, что заперто в груди у него.
Калеб воплощает и воплощается в одном Слове - Вера. Калеб знает, они поверят любому его утверждению. Скажи им Калеб, что Ричард Никсон заключил договор с сатаной, а Моника Ливински была суккубом и воровала семя у Билла Клинтона - они поверят. Скажи им Калеб, что фармацевтические компании выдумывают болезни, чтобы подсадить их на свою продукцию - они поверят. Скажи им Калеб, что Рональд Макдональд - новый пророк, а молочные коктейли - эманация облаков над Новым Иерусалимом - они поверят. Скажем им Калеб, в конце концов, что их обманывали все это время, земле шесть тысяч лет и она центр, вокруг которого вертится солнце - они поверят и в это.
Люди не смотрят записи его выступлений по кабельному телевидению, они с неизбежностью переключают канал, сочтя его одним из тех чокнутых телеевангелистов, проповедующих о мире, как о свершившемся аде.
Но когда они приходят, то плачут от дешевых, как мексиканская шлюха, откровений, которые он предлагает. Люди, забывшие, что такое экстаз осознания Бога надо всем и Бога во всем, люди, включающие вечерние новости, чтобы полюбоваться своей гибнущей страной, все эти чудесные, чудесные люди, запертые в мире, где больше не во что верить.
Так безраздельно принадлежащие ему в минуты первобытной радости, которую он дает им.
Калеб чувствует взгляды сотен глаз, обращенные на него, и это только придает ему сил. Он может говорить бесконечно, ведь говорить, значит воплощаться и быть.
Он может вести за собой толпы. Иногда Калеб думает, а что если заставить их пойти штурмовать отделение полиции? Отправить армию своих игрушечных солдатиков на солдат настоящих.
Что тогда станет с ними? А что - с его душой?
Калеб говорит:
- Вы не видите дьявола, потому, что слишком полно он проник всюду. Потому что он - все, что вас окружает. Посмотрите вверх - туда, где одно только небо свободно от его сил!
А потом, на самой высокой ноте, посреди кульминации, Калеб замечает ее. Рыжие волосы распущены, на губах блуждает улыбка. Айслинн смотрит на него, а он кричит:
- Америка - это ад!
И люди вокруг шумят, как море, потревоженное штормом. Калеб кричит:
- А вы - демоны! Слуги этого ада! Раскайтесь, отказавшись от скверны, выпустите из себя его семя.
Айслинн чуть склоняет голову набок, щеки у нее раскраснелись от духоты.
- И это единственное, чего ждет Бог, - заканчивает Калеб куда тише, и все затихают тоже. Тишина, будто пропасть, разверзается перед ним.
Калеб уходит со сцены, не дожидаясь аплодисментов, в конце концов, они ему даже не нужны.
В гримерке он пудрит нос кокаином, оскаливается, показывая зубы своему отражению. Забавно, теперь он будто бы может заставить свою паству поверить во что угодно. Он, наконец, стал тем, кем мечтал увидеть себя. И одновременно тем, кем всегда боялся оказаться. Трясущийся от кокаина лжец с силой пророка.
Калеб уже и не помнит, как был человеком. Но ему нравится быть колдуном.
Пусть все это игрушки, ведь настоящей веры у него больше нет, но ему нравится играть. Калеб смотрит на свое отражение с судорожно расширенными зрачками и блестящим оскалом зубов. Вот лицо дьявола, его настоящее лицо.
За спиной он видит дьяволицу. Айслинн закрывает за собой дверь, облокачивается о стену и закуривает длинную, тонкую сигарету.
- Отличная работа, мой милый, - говорит она. - Я была уверена, что оставив тебя ни с чем, увижу в процветании, когда вернусь. Ах, эти протестанты.
Калеб вертится на стуле, смотря, как двигаются, будто звезды по небосводу, лампочки на потолке, пока она продолжает:
- Эта сотня лет была для тебя успешнее предыдущей.
- Поскольку тебя не было рядом. Зачем ты сюда явилась? - спрашивает Калеб.
Она затягивается сигаретой и выпускает дым, наблюдает за его движением, как девочки наблюдают за бабочками. Ее губы накрашены алым, не слишком аккуратно, а вырез платья демонстрирует ее тело, как товар.
Шлюха, дьявольская сука, думает Калеб, но это заставляет его засмеяться, он же больше не верит в дьявола.
- Чтобы забрать тебя с собой, - говорит она самым мягким и ласковым голосом. - Но для начала завтра вечером ты придешь ко мне в отель, и мы чудесно проведем время вместе.