Нежданная его откровенность походила на покаяние и на вызов. Видимо, так оно и следовалосреди толпы, на площади, как каются измученные совестью убийцы.
Захваченный страстью откровения, Юлий не заботился о последствиях, хотя и сознавал ожидающие его впереди стыд и муку.
Вот как ты заговорил, сынок, невразумительно пробормотал Любомир, почему-то утративший кураж.
С немалым удивлением Юлий обнаружил, что неловко стало не емуслушатели его исповеди как будто бы устыдились. Когда княжич замолк, никто не возобновил прежней необязательной беседы. Государь начал прощаться, вдруг обнаружив, что ему давно пора уезжать. Вопреки прежде выраженному желанию остаться, уехала задумчивая Лебедь, и Юлий не решился ее удерживать. Вслед за вельможами очистила берег великокняжеская стража, на той стороне никого не осталось. Опустела дорога.
Давно уж некого было провожать, а Юлий глядел И когда обернулся, увидел Золотинку. Низкое солнце забралось под навес, пожаром горели и переливались лучезарные волосы.
Онапочудилось? пожала плечами и пошла, бросив Юлия на мосту. Боже мой! Никогда еще Юлий не нуждался в снисхождении, как сейчас.
Недолгое время спустя Юлий, насилуя себя, на виду у всего стана, направился к шатру волшебницы и окликнул служанок.
Внутри было совсем темно, горела поставленная между лилий свеча, а волшебница сидела на утвержденном посреди обширного ковра стуле и глядела на вход.
Вот ты как, сказала она, невольно подражая интонациям и даже ухваткам Любомира, чего юноша не заметил. Пришел
Она говорила бесстрастным ровным голосом, пустота которого сразу же ужаснула Юлия.
Жена за порог, а ты сюда.
Несколько мгновений он силился возразить, не имея ни слов, ни голоса.
Бывает так, наставительно продолжала волшебница, не меняя торжественного положения на стуле, человек думает, располагает одновыходит совсем другое.
Княжич стал неподвижен и вышел вон, путаясь в занавесях. Через мгновение Зимка вскочила в побуждении схватить и удержать.
Они совершенно не понимали друг друга. Никто из них, ни Зимка-Золотинка, ни Юлий, не подозревал о разделявшей их пропасти недоразумения. Ведь принявшая облик Золотинки Зимка, несомненно, любила наследника. Она его обожала в полном значении слова. Возбужденное тщеславие Зимки мало чем отличалось от подлинной и глубокой страстиот любви. И если уж суждена была Зимке когда-нибудь большая, все переворачивающая и, без особого преувеличения, испепеляющая любовь, то, значит, пришла для нее пора.
Несчастье же Зимкино заключалось в том, что опыт прошлого приучил ее к «короткоходовым» чувствам. Предвосхищая страсть, которая озарит когда-нибудь ее жизнь, Зимка с отрочества уже запасала впрок взгляды, жесты и даже самые чувствования, которые отрабатывала на безответных своих поклонниках, рассматривая их как черновые заготовки избранника. В течение какого-нибудь достаточно теплого вечера, за несколько часов успевала она иной раз выказать такое богатство и разнообразие чувств, какое другому, менее поворотливому человеку хватило бы на полгода самых бурных переживаний. Увлекаясь, переходила она от обиды к негодованию и тосковала, приложивши ко лбу ладонь, и выражала слабой улыбкой готовность к прощению, и сразу затем садилась к ухажеру на колени, чтобы в этом беспроигрышном положении осыпать его ревнивыми упреками и расплакаться, зажавши лицо в ладонях, и броситься бежатьв место дикое и безлюдное между двумя розовыми кустами, где привыкла она переживать отчаяние И особенной расслабленностью жестов, мягко-устало звучащим голосом, приоткрытыми для поцелуя губами искупала она потом размолвку. Не позволяя, впрочем, разгоряченному было поклоннику особенно уж раскатывать губу.
Воспитанные Зимкой ухажеры отвечали ей такими же клокочущими впопыхах чувствами.
Так что действительно влюбленная, влюбленная первый раз в жизни, Зимка-Золотинка не умела выразить себя ничем иным, кроме нелепых дерганий, самый размах и ненужность которых свидетельствовали о захватившей ее страсти.
Вычурные замашки Зимки не были, однако, бездушной игройЗимка ревновала. Онасовершенно справедливо! относила поразительные признания княжича к своей предшественнице и, раздваиваясь, переходила от торжествующей ревности к упоительной злобе. И так она путалась тем мучительнее, что самый предмет ревности уже не существовал, надежно похороненный в бесчувственной каменной глыбе. Но Зимка-то, может быть, как раз и ощущала особое унижение оттого, что счастливой соперницей ее оказалась безмозглая каменная глыба! Нарочитая Зимкина холодность проистекала из доподлинного, хотя и крайне невнятного движения души.
А Юлий Боже мой! какое счастье доставила бы ему Зимка-Золотинка одним ясным и добрым взглядом. Если бы только умела она улыбнуться, как улыбнулась однаждыбез всякого умения! Золотинка.
Юлий ведь не нуждался в окриках. Излеченный Золотинкой, он умел понимать обычный человеческий разговор
Ах, вам нужно притворство! оставшись одна, не раз и не два восклицала Зимка в отчаянии. Что ж, получайте! Вот вам! И бросалась ко входу на всякий шум, заранее приготовив виноватую и всепрощающую улыбку. Такую, что могла обернуться и тем, и этим в зависимости от обстоятельств.
Красиво устроенная среди лилий свеча оплыла, цветы пожухли. Сгустившаяся ночь оглашалась случайными голосамиони легко проникали под полог шатра. Но напрасно Зимка прислушивалась к отголоскам разговоров, к чужому смеху и чужим ссорамЮлий не возвращался. Короткоходовые чувства девушки давно исчерпали себя; не имея ни терпения, ни мужества выносить последствия собственной опрометчивой искренности, как она понимала сумасбродство, Зимка вышла на воздух со скоропалительным намерением разыскать Юлия и будь что будет!
Был поздний час, по стану горели поредевшие костры, а небо сияло крупной россыпью звезд. Зимка сообразила, что не знает, куда идти. Кого спросить? Затруднения такого рода не приходили ей до сих пор в голову. Она озиралась, немало обескураженная темнотой, смутной игрой теней возле костров и где-то разносившимся лаем.
Ваша милость, барышня! возник из мрака голос. Позвольте вам служить!
Успокоительное и разумное, в сущности, предложение позволило Зимке справиться с первым испугом настолько, чтобы присмотреться к человеку. Отсветы дальнего костра обозначили толстую плешивую голову почти без шеи, которую замещал перетекающий в жирную грудь подбородок; откормленное брюхо и пологими склонами плечичерты все внушительные, без мелких подробностей, излишних при недостатке света.
Не дожидаясь согласия и не рассчитывая особенно на ответ, ночной человек продолжал слегка задыхающимся полушепотом:
Не извольте беспокоиться, барышня! Если вы ищите наследника он замялся, оставляя барышне возможность возразить, и сразу за тем прошептал еще жарче:Я все устрою!
Что ты устроишь? вздорным голосом сказала Зимка. Неожиданная проницательность незнакомца оскорбляла Зимкины представления о сокровенной и неповторимой природе переживаемых ею страданий.
А незнакомец, совсем, видно, не понимая тонких чувств, гнул свое, слегка только заторопившись:
С вашего позволения, барышня, я проследил наследника. На мосту онудалился в тоске, сударыня! Оглашая уснувший дол жалостливыми стенаниями и пенями. Как он отсюда выскочил, барышня, не в себе, я вслед за ним шасть
Зачем? не сдержалась Зимка.
Услужить, барышня! Без всякой другой цели, без всякой другой цели! Поверьте, барышня, почел, выражаясь фигурально, своим долгомуслужить.
На этот раз Зимка вовсе не нашла, что возразить, и с некоторой растерянностью (она не достаточно хорошо еще понимала, что никакие душевные движения высокопоставленных особ не бывают их частным делом) и с некоторой растерянностью молвила:
Да сам-то ты кто будешь?
Ничтожество! Совершенное ничтожество! успокоил ее ночной человек.
И в самом деле, Зимка почувствовала облегчение.
Но я умею быть полезным, угодливо добавил он.
Что ты еще умеешь?
С вашего позволения, ем стеклянные рюмки.
Сумасшедший? Зимка поежилась, подумывая кликнуть служанку.