Золотинка.
А-а! Золотинка. Ну что ж Так ты, значит, за чем пришел? Чего надо? спросил он тут, словно бы позабыв все, о чем сам же и толковал.
Золотинка не знала, чего говорить, потому что не предполагала вопроса. К тому же, подозревая подвох, она боялась наговорить лишнего. Ясно было только, что и молчать нельзя, потому и сказала наугад:
Я вообще-то не пигалик. Я волшебница Золотинка.
Оборотень?
Ну да. Я девушка. Из Колобжега.
Ну, девушка. Ну, из Колобжега. Эко диво! Нашел, о чем беспокоиться. Считай, что заметано.
Золотинка зябко подернула плечами, смутно чувствуя нечто ускользающее от постижения, недоразумение. Но Сливень не дал ей сообразить. Напротив, он воспользовался ее рассеянностью для коварной выходкивдруг, приподнявшись, махнул крылом, сбил с ног и тотчас прихлопнул сверху. И Золотинка, не прочухавшись, оказалась в когтях.
Длинные членистые когти на переднем сгибе крыла охватили Золотинку, как железные колодки, не позволяя двинуться. Змей вскинул пленника над землей и поднес к пасти. Золотинка чувствовала немалое давление и сквозь сеть волшебной сети не хватало, чтобы разомкнуть железную хватку.
Хе-хе! хмыкнул змей, обдавая зловонным дыханием. Попался!
Сливень, умри! просипела Золотинка, не имея другого оружия, и напряглась в ожидании ответного удара.
Но змей не цапнул ее зубамикожистая голова отшатнулась потом, вполне овладев собою, Сливень брезгливо обнюхал жертву и заметил с притворным, может быть, равнодушием:
Ну, Сливень, Сливень. Знаю, что Сливеньдобрались. Что ж пора. Жить противно, а и подохнуть не сладко. Разве что тебя на тот свет прихватить. Со скуки. И в самом деле, он говорил без злобы, устало и безразлично. А ты ж, наверное, будешь за жизнь цепляться.
Буду, сказала Золотинкаслова ничего не значили.
А где же ты раньше был? как-то лениво, словно понуждая себя к ненужному разговору, спросил змей. Когда я спрашивал, чего надо? А? Ну и сказал бы, хочу, мол, предвечный и всемудрый змей, жить. Хочешь, ну и живи. Черт с тобой. Мне-то что?! А раз уж положенное тебе желание зря профукал, так я тебя, пожалуй, к ногтю.
К несчастью, Золотинка переставала понимать змея: о чем он талдычит? И разговора-то о желаниях как будто не было Не понимая, она избрала не лучший, может быть, путь пререканий.
Ничего я вообще не говорил!
Ну уж, не вертись, не юли, огрызнулся змей. Теперь на вопрос ответишь, я тебя все равно пущу. Так уж заведено. Ты думаешь первый со Сливнем-то вылез? За семь тысяч лет никто не догадался? Никакого олуха не нашлось? Было все это, было сколько раз Вот ты меня Сливнем угостил, ну так и у меня для тебя гостинец в запасе. Вопросец. Чур только долго не думать. С тугодумами у меня вовсе разговор короткий: к ногтю! Жить-то осталось с четверть часа. Так что тянуть не приходится.
Спрашивай! с несколько наигранной бодростью отозвалась Золотинка. Впрочем, было с чего приободриться: змей с неожиданным вроде бы благородством (или как это объяснить?) предлагал маленькому противнику равное оружие, едва ли Золотинка-пигалик со всем своим волшебством сумела бы справиться с этой тысячелетней тушей, когда бы дело дошло до грубой силы.
Что нового под луной? молвил змей.
Это вопрос?
Времени не тяни.
Однако немедленный ответ, по видимости, и не предполагался. Змей опустил крыло, поставив пленника на ноги, и хотя, разумеется, не выпустил его из когтей, ослабил хватку.
Что нового под луной? Ничего! Ничего нового под луной! отвечала Золотинка не столько уверенно, сколько звонко. Сдается, вопрос не имеет ответа, решила она, и нужно это сразу же показать. Имелось еще подспудное соображение, что, ответив быстро, почти не задумываясь, она покажет, что бережет время, и Сливень, может статься, зачтет это ей на будущее.
Но змей сказал:
Раз.
Что раз? Золотинка предпочитала не понимать.
Разнеправильный ответ. Еще будет два. И хана.
Все зависело теперь от такого пустяка, как удачно подвернувшееся на язык слово. Подумать толькооно есть и рядом! Но Золотинка чувствовала, что голова забита какой-то дрянью, лезла на ум заведомо не годная дребедень, которою нужно было отвергнуть с порога. Что нового под луной? Да ничего! И всёдо последней брошенной ветром песчинки, которая легла на землю в новом, никогда прежде не повторявшемся сочетании с другими такими же песчинками. Это ведь как смотреть, что понимать под новым. Змей ставил слишком широкий и потому заведомо недобросовестный вопрос. Скажи ему это и прихлопнет Может, простой ответ будет наоборот: все новое?
Ново, что ты умираешь, ляпнула она вдруг и тут же раскаялась.
Дванеправильный ответ, бесстрастно отозвался змей. Смерть стара как мир, смерть все уравнивает и все стирает, где уж тут новизна. Скорее уж старизна! Да А теперь думай. Думай живее. Знаю я ваши штучки, как дело дойдет до третьей попытки, куда это все ваше высокоумие девается, клещами ответа не вытянешь. Помнится быломолодца одного так и прихлопнул, не дождался последнего слова. Он его с собою в могилу унес.
Глупо, сказала Золотинка.
Уж чего глупее. Обычное дело. Глупость миром и правит. Умно было бы, так я бы не умирал.
А вы, значит, этот вопрос уже задавали? пыталась поддерживать учтивую беседу Золотинка, лихорадочно между тем соображая.
Задавали, задавали, хмыкнул змей. И задавали, и поддавали, и наддаваливсе было. Было, прошло и ничего нового. Хоть умри.
Золотинка думала в том крайнем напряжении мысли, когда мысль, кажется, теряет словесную оболочку и становится прямым, трудно уловимым, однако, постижением, становится образом и понятием. Весь мир перебирала она в воображении, словно видела все с лету, мгновенно перелистывая города и страны, эпохи, лица, все многообразие предметов и явлений, заново рождающихся судеб Нужно было искать дальше, дальше чувствовала Золотинка, не может быть, чтобы змей имел в виду некую единичную частность, когда вопрос предельно широкий. Вот именнопредельно широкий. Где-то в области общих понятий.
Между тем, послушный заклинанию, змей, очевидно слабел. Он словно бы опускался, приваливался набок просел горбом и уронил крылья, которые безвольно пластались по снегу. Правый глаз его представлялся щелью, где застыла гнойная сукровица, другой глаз змей силился держать открытым, но временами чешуйчатые веки начинали смыкаться до такой же щелочки и змей встряхивал головой, понуждая себя очнуться. Когтей он не разжимал, наоборот, бессильно роняя голову, прощупывал жертвущекотал.
Не раз, выходит, слабел он уже вот так, пораженный в сердце роковым «Сливень, умри!»слабел и восставал опять, победив противника одним простым вопросом. Оказавшись в полной, волшебной власти проникшего в тайну имени противника, ловко опровергал он потом эту власть, поставив себя в положении всеведущего судьи над ограниченным, испуганным, потерявшим голову подсудимым И значит, между прочим, отведенный Золотинке на размышления срок точно, до мгновения совпадает со сроком жизни самого змея. В последнее мгновение, с последним ударом сердца умирая, то есть исполнив назначенное, он должен был раздавить ееи воспрянуть.
Все это были однако совершенно несвоевременные соображения. Совершенно! До безумия несвоевременные!
«Блуждающие дворцы, вот что!»чуть не крикнула Золотинка, которая не переставала думать сразу в нескольких направлениях. И прикусила язык, сообразив, что вопрос-то старыйкакие это семь тысяч лет назад блуждающие дворцы?! А ответблуждающие дворцы или нетуже и тогда был. Семь тысяч лет назад, и тысячубыл. Все тот же. Один ответ без перемены на все семь тысяч лет!
Ну что? приоткрыл мутный глаз змей. Пора, дружок Умираю. В самом деле, он уж едва ворочал языком. Судорожно, но слабо и неровно вздрагивала брюшина.
Когти стиснулисьв этом не было даже усилия, безотчетное уже движение, агония Золотинка захрипела, не в силах сдержать чудовищное давление семи тысяч лет никакой сетью.
Жизнь! прохрипела она в нежданном наитии и в мольбе, и уж когда сказала, поняла, что попала: жизнь каждый раз заново! Жизнь, сколько бы она ни повторялась, всегда нова!