Девушка подняла голову. На исхудалом и изможденном лице лишь глаза оставались живыми.
Ты знаешь, что это ложь, тихо, размеренно, словно втолковывая простую истину непослушному ребенку, сказала она.
Пулий сглотнул. Вернеепопытался. Губы прилипли к деснам.
Ты больше не можешь нести меня, а я больше не могу идти, спокойным тоном продолжила Ива. Даже если ты вернешься за мной, скорее всего, к тому времени я уже буду мертва. Не отказывай мне в последней милости. Если я тебе хоть сколько-нибудь дорога, подари мне чистую смерть. Будь мужчиной.
Девушка замолчала и свесила голову. Речь отняла остатки сил.
Пулий по привычке вытер ладонь о край туники, хотя рука и так была совершенно сухой. Облизнул пересохшие губы, не сделав их хоть капельку влажнее.
Он оглянулся вокруг, в робкой надежде на малейшую помощь. А точнее сказатьна чудо. Вот, прямо сейчас из-за дальнего бархана появится всадник, возглавляющий караван. Или взгляд ухватится за зеленую капельку, которая окажется спасительным оазисом. Или внезапно небо заволочет тучами и пойдет дождь. Или
Взгляд вернулся к поникшей девушке.
Нет. Ничего этого не произойдет. Не будет ни каравана, ни оазиса, ни дождя. Лишь солнце да проклятая Создателем пустыня без края и конца. Лишь пыль, песок да смерть.
Ива молчала в ожидании его решения. Пулий вспомнил ночные завывания хищников и представил, как звери набрасываются на девушку, разрывая плоть на части. Он должен сделать это. Да. Он должен.
Ладонь легла на рукоять гладиуса.
Пулий сделал шаг в сторону девушки, затем еще один. Идти было тяжелее, чем в лютую снежную бурю. Медленно занес мечпроклятый клинок весил как целый доспех в сборе.
Ива подняла глаза. Ему показалось, что уголки ее губ изогнулись в легкой улыбке.
Спасибо, прошептала она и наклонила голову, подставляя для удара шею.
Пулий снова попытался сглотнуть. Снова не получилось.
Дерьмо!
Он нацелил острие клинка в точку между шеей и ключицей. Сделать все быстро. Одним ударом. Он осторожно опустил меч к шее, примеряясь, и поднял его повыше: нужен хороший замах.
Пальцы занемели, а по спине поползли мурашки, несмотря на адское пекло.
«Ну же, давай», обратился Пулий сам к себе, но упрямая рука отказывалась повиноваться.
Он еще раз примерился, опуская и поднимая меч. И еще раз.
Давай, трусливый ублюдок!
Ива, видимо, ощутила его нерешительность. Она повернула к нему лицо.
Ох, зачем же ты это сделала!
Ее серые глаза смотрели снизу-вверх одновременно с укором и нежностью. Пулий почувствовал, как земля уходит из-под ног. Все расплывалось, а проклятый меч стал весить в десять раз больше положенного. Пальцы разжались сами собой, и клинок выпал из онемевшей ладони.
Дерьмо, прошептал он и попятился.
Собственное тело показалось совершенно чужим. Будто кто-то другой приказал развернуться, а ноги, которые совсем недавно были едва-едва в состоянии просто идти, понесли прочь, как от стаи голодных волков.
Все вокруг превратилось в однородную серую дымку. Пулий бежал, не видя ничего перед собой. Чудом нога, попав в широкую трещину, не подвернулась. Проклятия Ивы, которые звучали где-то вдали, слились в один протяжный гул, и все же среди этого гула он отчетливо разобрал одно слово«кхера». Пулий знал, что оно означает.
Трус.
И это слово придало ему сил. Он побежал быстрее, позабыв об усталости, голоде и жажде. Он ни о чем не думал, а просто бежал. Так, словно пытался скрыться от собственной трусости и беспомощности, словно пытался убежать от себя самого.
Когда уходишь от погонитвоей целью является спасение. Ты прилагаешь все силы, чтобы выжить. Продлить свое существование в этом мире хотя бы на день или даже на час. Каждый отвоеванный у судьбы мигмаленькая победа. Но, когда ты пытаешься бежать от самого себя, ты заранее обречен на проигрыш. Сколь быстро ни несли бы тебя ноги, как далеко бы ты ни забралсябезжалостное прошлое настигнет тебя.
Каждый миг отдаляет тебя от спасения, потому что обрести его можно лишь простив себя. Любые же попытки скинуть бремя ответственности за свои поступки обрекают на жизнь прошлым.
Пулий не знал, как долго бежал. Когда он пришел в себя, небо приобрело противный лиловый оттенок цвета свежего синяка, а солнце миновало зенит.
Он остановился. В голове гудело. Сердце колошматилось о ребра. Дыхание давалось с трудом, каждый обжигающий вдох причинял боль. Показалось, что под ногами мелькнула какая-то тень. Пулий задрал голову. Глаза щипало от пота, песка и зноя, но он разглядел силуэт черной птицы.
Стервятник явился по его душу. Этого не проведешьпадальщики смерть издалека чуют.
Тут же Пулий ощутил, что его тело плывет, словно по реке. Исчезла тяжесть, и ему показалось, что он летит. А в следующий мигстукнулся затылком о каменистый грунт и голова наполнилась звоном.
Значит, так все закончится. Сдохнет один в безлюдной пустыне и станет кормом для пожирателей трупов. Стало страшно. Даже страшнее, чем в тот раз, когда Ива дала ему нож, и он готовился к схватке с бессом. Но он устал. Смертельно устал. Сил встать или хотя бы пошевелиться не осталось. Да и не заслуживает он лучшего конца. Не сделал он в жизни ничего такого, за что люди могли бы помянуть его, Пулия, добрым словом.
Спас сослуживцев?
Да ладно! Скорей всего, они сейчас мертвы. Те, кому повезло. Остальных же еще пытают дикари.
Спас девушку от мерзкого колдуна?
Точно. И притащил ее в чертову пустыню на погибель. А в трудный мигдаже не смог оказать ей последнюю милость. Бросил погибать в муках. Одну. И ради чего? Чтобы пережить на несколько жалких часов?
Поделом тебе, трусливый ублюдок!
Стоило остаться с Ивой. Вдвоем умирать не так страшно. Пулий всхлипнул.
Конец близок. Помолиться бы В свое время он помнил парочку добрых молитв. Но сейчас, как назло, ни одна на ум не шла. Дерьмо. Все равно Создателю плевать.
К первой птице присоединилась вторая.
Пулий устало закрыл глаза.
Глава 4. Щит императора
Паладин
Погоня за убийцей (если этим словом можно было назвать происходящий в течение следующего часа хаос) окончилась ничем. Императорская стража арестовала с полдюжины зевак, по злому року оказавшихся вблизи здания, с крыши которого стреляли. Но сам стрелок, пытавшийся убить императора, а взаменлишивший Орден одного из магистров, скрылся, оставив лишь свою винтовку.
И, судя по удивлению на лицах бравых гвардейцев, то было крайне необычное оружие. Винтовку принесли во двор Храмадожидаться прибытия дознавателей. Длинный гладкий ствол из черной стали, массивный деревянный прикладона была слишком тяжелой, чтобы можно было быстро бежать с ней. А на стволе, прямо над спусковым крючком, крепился золотистый цилиндр.
Гномий жезл! со знанием дела пояснил один из гвардейцев.
Теперь ясно, как этот ублюдок прицелился с такого расстояния, сплюнув, пробубнил второй.
Ивейн провел пальцами по вороненой стали ствола. Из этого куска железа едва не убили самого властного человека во всем мире! Отправивший пулю на встречу с головой императора с такого расстояния должен обладать зрением хищной птицы «Или зрением паладина», внезапно пришла мысль.
Вдруг разговоры гвардейцев разом оборвались.
Ивейн повернулся.
В ворота прошли четверо мужчин. Все в черной униформе со значками, изображающими ворона, на груди и такими же нашивками на левых рукавах.
Дознаватели.
Двое сходу принялись опрашивать гвардейцев. Одинподошел к оружию убийцы, развернул на камнях большую плащаницу и положил туда винтовку. Последний дознаватель остановился напротив Ивейна и улыбнулся.
Если бы не его ледяные глаза, напоминающие глаза мертвой рыбы, он мог бы показаться приятным человеком, даже несмотря на крупный и чуточку несуразный нос.
Прошу прощения, мужчина посмотрел снизу-вверх, он был совсем невысокого роста, я ищу паладина, спасшего императора.
Почему-то, несмотря на вполне дружелюбный тон, Ивейн почувствовал, как холод сковывает внутренности. Даже собственный голос прозвучал надломленно.
Это, гхм, я.
Взгляд дознавателя задержался на пустом рукаве, одна его бровь изогнулась, но через мгновение невысокий человек снова улыбался. Он протянул ладонь.