Эта дерзкая мысль тотчас отразилась на лице нобиля, вызвав у Хоноры легкий испуг. Она кокетливо захлопала длинными ресницами, всем существом содрогнувшись от той властной самоуверенности, что читалась в угольно-черных глазах чужака.
Я вас не потревожил? вкрадчивым голосом спросил он, бесцеремонно вторгаясь в облюбованный рон-руанкой уютный закуток парка и явно напрашиваясь на более тесное знакомство.
Кого-то ищите? Хонора тоже предпочла обойтись без потока витиеватых любезностей.
Да. Обронил кусочек счастья. Позвольте взглянуть, вероятно, он у ваших ног.
Девушка начала догадываться, кто перед ней, и мигом устремилась из обороны в наступление:
О, эта шутка седа, как лунь. Придумайте хоть что-нибудь иное.
Легко. Очутившись среди догорающего лета, в поисках тепла я заглянул сюда случайно, доверив белым бабочкам стать моими проводниками.
Вам известно, что бабочкиэто лепестки цветов, сорванные дуновением бриза?
Нобиль улыбнулся:
Конечно. В Геллии их называют символом любви и дарят избранницам, перед тем, как признаться в чувствах. А мой народ верит: если шепнуть мотыльку сокровенное желание и отпустить в небо, все задуманное исполнится.
Мэйо из Дома Морган? Хонора поставила босые ступни на землю. Ты переврал известную легенду. Островитяне кладут в ладонь любимого человека бабочку, когда хотят отдать ему самое ценноедушу. Мало кто способен на такой подвиг.
Благодарю за разъяснение. Не ожидал, что слава настолько обогнала меня.
Рон-руанка засмеялась, прикрыв рот ладошкой:
Да, Вида не скупилась на рассказы о вашей встрече.
Поморец в раздумьях поскреб затылок:
У нас имело место легкое недопонимание
Сочувствую, ласково промолвила кокетка и вдруг ее голос сделался тверже кремня. Теперь всем знатным девушкам столицы известно, что Всадник Мэйогнилой червяк, поморский слизень, трусливый дромедар. Одетый словно воин, он боится боли, как нетопырьсвета. Косноязычен и неуклюж, даже любимого раба он целовал столь гадко и нелепо, будто в первый раз. Тот, кто по долгу службы, обязан вставать грудью на мечи врагов, сбежал, дрожа в коленях, от прикрытого кожей деревянного жезла. Конечно, слухи преувеличены стократно, но думаю тебе полезно знать: рассердив женщину, готовься к бою с драконом, чей языкзлоба, а дыханьеяд.
Краска прилила к щекам нобиля. Усилием воли подавив вспышку гнева, он сдержанно ответил:
Дай мне малейшую возможность опровергнуть коварные наветы, и ты узнаешь совсем другого Мэйо.
Провинция Чудовищная скукаХонора походкой лисы шагнула к наследнику Макрина. Мужчина берет женщину, словно бык покорную телку. Она мычит и стонет в такт громкому сопенью, что приближает рев торжества. Однообразно. Пресно. Нудно. В трактате «О любви» ты изучил лишь первую страницу, а помышляешь себя тонким знатоком. Трясешься, боясь расстаться даже с крошками пыльцы, не то что с целой бабочкой. Самопожертвование, Мэйо. Тебе известно это слово?
В угоду Пиксу укажи алтарь и я залезу на него всем телом.
Забава с баубонами по нраву Виде и Креону. Я обожаю кое-что послаще.
Прекрасно! ухмыльнулся нобиль. Готов поспорить, мне придется ублажать какого-то зверька. Барана, пса или козла?
Девушка набросила ему на плечи шелковую накидку:
Не говори чепухи! С животными пусть развлекаются животныерабов в избытке. Мылюди, и должны познать иные грани удовольствия, соединив края накидки у пояса юноши, рон-руанка повела его за собой к пристани.
Мэйо хранил молчание, напряженно обдумывая, как лучше поступить.
Твое имя значит «море», верно? Хонора напомнила нобилю сон о зеленогрудых сиренах, увлекающих добычу в жадную пучину. Я хочу послушать, как ты кричишь. Говорят, когда поморцам не хватает воздуха, на их шеях открываются жабры. Ни разу этого не видела.
Я тоже, украдкой вздохнул наследник Дома Морган.
От боли у многих темнеют глаза, воодушевленно продолжила девушка, Твои и без тогогусто-черные. Оникак зеркала, отлитые из страданий
Озарение пришло внезапно. Он понял, что нужно делать. Прежде всего, перестать слушать ее болтовню. Поморец давно приметил: зачастую женщины пытаются наказать мужчин молчанием. Нет, тишинаэто благословенный дар. Худшей кары, чем многочасовое суесловие, пустые вопросы и резкая перемена тем, сложно вообразить.
Мэйо не умел быть покорным и терпеливым. Накапливая раздражение, он превращался в абсолютно неуправляемого зверя. Оставалось только распахнуть клетку и выпустить бестию на волю.
Хонора не желала подчиняться. В мечтах она была подобна богиням-воительницам и швыряла молнии, храбро вступая в схватки с земными мужчинами
Они схлестнулись на закате, у прибрежной полосы двумя могучими, безжалостными стихиями. И Мэйо закричал, когда нарождающаяся шквальная буря подняла волны до внезапно потемневшего неба, рассекаемого белыми всполохами.
Поминутно прикладываясь к глиняной кружке, Нереус пил дешевое, щедро разбавленное вино. Собравшиеся вокруг костра невольникифавны и нимфынаперебой хвалили пойло Дома Ленс. Привыкшим к воде и уксусу рабам напиток действительно казался волшебным нектаром. Геллиец, милостью Мэйо успевший перепробовать сотни дивных зелий, мог побиться о заклад, что хозяин, случись кому-либо подать ему такую дрянь, немедля помочился бы в амфору и вынудил бы наглеца осушить ее до дна.
Островитянин хотел быстрее напиться, поэтому не ел даже хлеб. Проглоченная без меры жидкость давила на желудок, но голова по-прежнему оставалась ясной. Это угнетало еще больше. Нереус краем глаза следил за пирующими, музыкантами, плясунами, обнимающимися парочками и теми, кто предавался любви во славу Пикса. Охваченные похотью рабы не гнушались скакать на поляне голышом, звонко хлопая друг друга по задам и ляжкам. Иные исторгали съеденное, стоя на четвереньках. Карлики и карлицы, толкаясь, сыпали густой бранью и визжали, точно поросята.
Сунув полено в костер, геллиец с грустью подумал, что это красивое место, где еще утром тянулась к небу трава и пели непотревоженные птицы всего за несколько часов превратилось в вытоптанный, загаженный и облеванный клоповник. Сидеть тут было мерзко, уйтинельзя. Вечер наползал до одури медленно, словно в его колесницу запрягли четверик улиток. Мэйо не звал к себе. Он остался за незримой границей, отделявшей богатых от бедных, людей от скота.
«Пока не отыщут способ клеймить души, их будут попросту калечить, размышлял островитянин. И даже не со зла. От скуки, из любопытства и извращенного наслаждения, с которым ребенок отрывает крылья бабочкам»
Не по годам приметливый и рассудительный, Нереус видел многие детали, отнюдь не добавлявшие праздничного настроения. Осоловелые глаза рабов были пустыми и блеклыми. Тела нередко покрывали шрамы, синяки и следы ожогов. У кого-то недоставало пальцев, иной хромал.
Почему ты такой грустный? спросила высокая шатенка, опускаясь на землю рядом с островитянином.
Лето кончается. Не люблю осень.
Осеньхорошее время. Сытное. Скоро букцимарии. Мы будем целый день как господа.
В Тарксе не отмечали этот праздник и геллиец совсем позабыл о нем. На родине Нереуса букцимарии могли длится до трех дней. В домах вешали цветочные гирлянды. Женщины, вне зависимости от положения в обществе, надевали пестрые платья, украшения и венки. Мужчины лили на жертвенники мед, благовония, вино и пировали, распевая фесценнины. Главной особенностью торжества было то, что хозяева и невольники практически менялись местами: нобили прислуживали своим рабам, которым дозволялось нещадно бранить владельцев.
Едкая улыбка тронула губы Нереуса. Он решил непременно воспользоваться удобным случаем и высказать все накопившееся поморцу, обложив его такими крепкими словами, которых благороднорожденный ритор отродясь не слышал.
Я рада, что сумела повеселить тебя, сказала темно-русая нимфа.
Спасибо, геллиец сорвал цветок и преподнес незнакомке. Живи в здравии и благополучии.
Твой земляк, вольноотпущенник Теламон, говорит речь у старого грота. Я боюсь идти туда одна через ручей Лилий
Для меня радость стать провожатым и охранять такую красивую девушку.
Гликка, она смутилась не понарошку, безо всякого кокетства, подкупая этой простодушной искренностью.