Священный для геллийцев и эбиссинцев розмарин отцвел более двух месяцев назад. Теперь этот пышный вечнозеленый кустарник тянулся вверх под жарким солнцем миновавшего зенит лета, окаймляя тропинку к роднику. С противоположной стороны живой изгороди, в низине, на ковре многолетних трав Мэйо присмотрел укромное место для плотских утех. Согласно поверьям, розмарин был растением богини красоты и любви, прекраснейшей Аэстиды. Юный нобиль искренне рассчитывал на ее заступничество, если его здесь все-таки обнаружат.
В этот раз отправившись к источнику за водой для лошадей, поморец умудрился соблазнить не рабыню, а младшую дочь лобастого надсмотрщика, фигуристую, замужнюю жеманницу.
Понимая, что времени у них немного, отпрыск сара до минимума сократил прелюдию и сразу перешел к действию. Пелэгия не возражала, охотно прогибаясь, чтобы ускорить наступление кульминации.
Распутница тихо постанывала, когда руки Мэйо то сильно сжимали ее бедра, то властно разводили их. Глаза девушки с туманной поволокой безумного желания буквально молили о ласках. Чуть приоткрытым блаженной мукой ртом она жадно хватала горячий воздух, обжигающий горло.
Движения поморца были резкими и стремительными, словно он долго копил силы ради этого момента, близкого к исступлению, когда чувства настолько обостряются, что пронзающее блаженство охватывает целиком, без остатка. С хищной улыбкой овладевшего дичью охотника нобиль наслаждался близостью трепетного женского тела, податливого и нежного, получая удовлетворение от абсолютной власти над ним. Нажав на затылок Пелэгии, Мэйо вынудил ее уткнуться носом в землю, а сам, запрокинув голову, любовался чистейшим южным небом.
Издав победное рычание, сын Макрина выгнулся, как тугой лук с натянутой тетивой. Опустошенный и обессиленный он провалился в пучину сладострастной истомы.
Отдыхая на траве, поморец следил через неплотно прикрытые веки, как девушка одергивает нижнюю тунику и расправляет столу[5]с широкими оборками.
Ты не подаришь мне прощальный поцелуй? требовательно намекнул нобиль.
Пелэгия присела и легко коснулась губами шеи Мэйо.
Мой рот истосковался по медвяным сокамон ухватил прелестницу за плечи.
Как можно?! с негодованием воскликнула девушка. Язамужем, а тыпомолвлен!
Невеста далекосын Макрина изобразил глубокую печаль. Тоска по ней терзает мою душу О, сжалься, милосердная, и утоли скорее эту жажду!
Ты так страдаешь по любимойвосхищенно и сочувственно сказала Пелэгия.
Разлука с ней становится порой невыносимойвдохновенно соврал поморец.
Растроганная красавица уступила настойчивым просьбам. И не пожалела об этом. Мэйо в совершенстве владел искусством эбиссинского поцелуя: его язык с проворством пустынной змеи заскользил по краешкам зубов Пелэгии, потерся о них и, трепетно подрагивая, стал исследовать внутреннюю поверхность ее щек.
Увлекшись приятным занятием, поморец нервно вздрогнул, когда услышал за спиной голос Нереуса:
Мой господин!
Раб сошел с тропинки и стоял на склоне холма, придерживаясь рукой за низко свисающую ветку магнолии.
Да как ты смеешь прерывать мою беседу с этой милой нимфой?! рявкнул нобиль. Иди сюда, негодник! Я проучу тебя!
Геллиец упал на колени, воздев над головой скрещенные в запястьях руки.
Мэйо коршуном подлетел к нему, схватил за ворот туники и потащил в ближайшие кусты.
Я буду колотить тебя, покуда лицо не превратиться в мякиш!
Удалившись на приличное расстояние, поморец отпустил невольника и как ни в чем не бывало спросил:
Что случилось?
Ты передумал меня бить?
Я и не собирался! Сказал так для отвода глаз, желая поскорее отделаться от шлюхи.
Шлюхи? Ты знаешь, чья она дочь?
Кретина, по вине которого мы пачкались в навозе. Сначала я отдеру всех его дочек, затем присуну в зад жене.
Нереус покраснел:
А если о том узнают?
Непременно! Ты и расскажешь каждому знакомому, добавив крепкое словцо и красок.
Отец зовет тебя. Я слышал, в доме суета. Велят складывать вещи к отъезду.
Мои?
И твои тоже. Из порта прибыли за лошадьми. Двенадцать лучших жеребцов погрузят на корабль. Мальчишкам приказано ловить Альтана.
Мэйо помрачнел. Альтан был его любимым конем, которого готовили не для скачек, а как боевую лошадь под будущего Всадника.
Все ясно, процедил нобиль. Мы едем в Рон-Руан. Отецна заседания Совета, а яв проклятый легион.
Но тебе же нет шестнадцати!
И что? Его это волнует? Быстрее выдворит из домачище совесть и мигом поубавиться забот.
Мой господин
Не тревожься, я помню о твоем освобождении.
Геллиец закусил губу. Подумав, он сказал с пылом и непоколебимостью:
Свободаэто высшее из благ, ярчайшая звезда на небосклоне жизни, и свет ее манит в любое время суток, но разве право обладать такой наградой заслуживает тот, кто в трудный час лишь о себе печется? Когда страдает ближний, как я могу отворотить лицо? Ты будешь там один, среди чужих людей, с другим рабом, которого не знаешь! А если наживешь врагов, его подкупят и тогда сумеют учинить любую каверзу. Подумай об этом!
Благородный юноша молчал.
Возьми меня с собой, прошу! островитянин хотел упасть к его сандалиям, но Мэйо не позволилостановил коротким жестом.
Рабов в Империи с избытком. Коль плох один, продай, купи еще, поморец сделал паузу. А вот друзей, проверенных бедой, беззлобных, независтливых и честных, пожалуй, отыскать труднее, чем черный жемчуг.
Твои слова являются согласием?
Я обещал, что дам тебе свободу и, держу словодаю свободу выбора. Ты волен поступить, как пожелаешь.
Болтают, будто нет ничего краше зесарского дворца. Хочу взглянуть на это чудо света. И на храм Туроса. И на Арену меченосцев.
А я, подхватил Мэйо, хочу попасть в бордель «Хмельной сатир», затем наведаться к гетере Мелии и посетить общественные термы. А после нанести визит жене почтенного советника
Наставить рога Фирму?
Конечно! Онкоротышка и даже не заметит, что будет слегка ближе к потолку!
Представив скупца в образе получеловека-полуоленя, Нереус посчитал такого кевравра невероятно уродливым и богопротивным. Впрочем, Фирм не понравился рабу и в своем обычном виде, поэтому островитянин неожиданно для самого себя поддержал идею Мэйо еще раз выставить сановника дураком.
Книжная культура Империи находилась на пике процветания. В каждой провинции было минимум по одной государственной публичной библиотеке, а частные исчислялись сотнями. Их фонды состояли из секций, посвященных афарской, эбиссинской, геллийской и срединноземной литературе, а также подразделялись на специализации.
Портики и залы общественных книгохранилищ могли беспрепятственно посещать все граждане. Многие предприимчивые нобили занимались торговлей отдельными редкими книгами и целыми собраниями сочинений. Коллекции пополнялись не только подлинниками, но и искусно выполненными копиями, которые создавали специально обученные рабы-скрипторы[6]. Большой популярностью пользовались трактаты о выборе и хранении рукописей. Даже вольноотпущенники, разбогатев, непременно обзаводились хотя бы одним книжным стеллажом.
Сатирики жестоко высмеивали знать, превращающую библиотеки в роскошные украшения особняков, забывая об истинном предназначении этих сосредоточий мировой мудрости. Философы обличали скудоумцев, которые, имея несметные кладовые свитков, не удосуживался прочесть даже их названия.
В эпоху Клавдия собирание книг стало модой. При библиотеке дворца открылась мастерская, где работали не только писцы, но и знатоки филологии, сверщики текстов, антикварии[7], художники и кожевники. Этот культурный центр использовался также для проведения встреч и ученых бесед грамматиков, философов, литераторов. Отдельные залы вмещали государственный архив. Книгохранилище дворца состояло из девяносто двух тысяч сочинений. Всем этим заведовал вольноотпущенник зесара, возведенный в чин прокуратора. Ему помогал раб-магистор, а за порядком в огромных помещениях следили невольники-либрарии.
Снаружи прямоугольное здание имело три входа с портиками и лестницу во всю ширину фасада. По бокам проходили длинные узкие внешние коридоры. Постоянная циркуляция воздуха в них предохраняла стены от сырости. Изнутри они были пробуравлены тысячами глубоких квадратных ниш, похожих на мраморные соты. Там хранились свитки из папируса, драгоценных металлов и проклеенной ткани, покрытые воском кипарисовые досочки, пергаменные кодексы и книги из слоновой кости. Особо дорогие экземпляры размещались в шкафах.