- Успокойся, - сказал он. - Все хорошо.
Но сестра вместо того, чтобы последовать совету, ударила его кулаком в грудь.
- Эша! - Сингур перехватил тонкое запястье. - Прекрати.
Тогда она вырвалась, круто развернулась и скрылась в кибитке. Зато из соседней телеги тотчас показалась Эгда, а за ней и Пэйт. Видимо, услышали разговор и ворчание псов, которые нового попутчика терпеть не могли.
Балаганщик даже подумал, в который уж раз - отчего собаки, обычно спокойные, никак не хотят принять Эшиного брата? Хотя, только ли собаки? Старик озадачился и припомнил, что и лошади-то рядом с вальтарийцем тоже беспокоятся, прядают ушами и тревожно фыркают. Даже когда чистит, видно, что смирные коньки обмирают и дергают боками. Вот и псы нынче опять рычали с пустой угрозой в голосах, вроде как пугали чужака, мол, не подходи, но на деле слышно было - сами боятся.
Сингур впрочем, не обращал никакого внимания.
Пэйт шикнул на собак, подошел к вальтарийцу и сказал, виновато отводя глаза:
- Я забрал ставку, но считарь ихний сказал, что у него не лавка каменьев, сколько стоит перстень, он-де может определить только на глаз. Вышло много, но все равно меньше, чем должно было.
Сингур пожал плечами:
- Не беда, возьми столько, сколько уговаривались.
Балаганщик кивнул, не зная, что еще добавить. Его попутчик не собирался уходить, да и Пэйту теперь было как-то неловко его гнать - деньги с поединка старик получил такие, что окупил не только дорогу со скудными трапезами двоих навязавшихся спутников, но еще остался в немалом прибытке. Очень немалом.
- Идем, покормлю тебя, - сказала Сингуру Эгда. - Голодный, небось?
Мужчина пожал плечами. Не голодный, но поесть надо. Он устроился на старой циновке возле огня. Эгда положила ему из старой сковородки остатки тушеных с острым перцем помидоров, дала пресную лепешку. Вальтариец медленно ел, глядя в пламя. Близняшки тут же подсели к мужчине с двух сторон.
- А ты откуда так ловко драться выучился? - зашептала Хлоя, которая больше всего боялась, что дед или тетка заметят, напустятся, выбранят и заставят прекратить расспросы.
- Жизнь выучила, - просто ответил Сингур.
Сестры переглянулись и Алесса спросила:
- Ты что же и раньше на поединочные круги выходил?
Сингур усмехнулся, вспомнив свою самую первую победу:
- Выходил.
- А еще пойдешь? Завтра? - перебила сестру Хлоя.
- Пока не знаю, - ответил им собеседник. - Но скоро видно будет.
Девчонки снова с удивлением переглянулись.
- Скажи, Гельта можешь драться научить? - спросила Алесса. - Трудно это?
Мужчина усмехнулся:
- Научить любого можно, да только, зачем ему? Братцу вашему и без того неплохо, никакой нужды нет претерпевать и лишаться.
Близняшки смешались, не зная, что на это ответить.
- А сестра твоя нынче расхворалась, - склоняясь к самому уху вальтарийца, известила Хлоя. - Утром как вы ушли, она прямо места себе не находила, среди повозок бродила, все на небо глядела, потом заволновалась, стала белая вся, а когда деда с Гельтом вернулись, задыхаться взялась. Уж они успокаивали, успокаивали, да только без толку - она руки к груди прижала и давай сипеть, будто дышать разучилась...
- Вот как? - Сингур отставил тарелку и отправился в кибитку, в которой скрылась от него сестра.
Девушка лежала на низком топчане, прижав к груди тощее лоскутное одеяло.
- Эша, - брат опустился рядом. - Ты сегодня задыхалась?
Она смотрела в пустоту.
- Поговори со мной, - негромко попросил он. - Почему ты обижаешься?
Сестра рывком села, отбрасывая покрывало. Тонкие пальцы замелькали в воздухе. Собеседник едва успевал понимать, что до него пытаются донести.
- Нет, я не думаю только о себе, - сказал Сингур, когда она прервалась. - Я думаю о тебе. Ты же понимаешь - еще год, может, полтора и все... Нам нужны деньги. Тебе нужны деньги. А я не умею зарабатывать иначе.
Пальцы снова заплясали стремительный танец. Лицо Эши раскраснелось от гнева.
- Зачем еще мне тебя спрашивать? - удивился в ответ на безмолвную тираду мужчина. - Это я иду на круг, а не ты.
Девушка вздрогнула, спрятала лицо в ладонях, отгораживаясь от собеседника, давая понять, что не хочет его видеть, не хочет говорить. Однако потом, видимо, передумала, отняла руки и медленно-медленно, глядя в глаза брату, стала что-то объяснять, переплетая непослушные пальцы. Он внимал с молчаливой враждебностью. А когда она закончила, ответил:
- Погибнуть может любой. Люди вообще живут для того, чтобы умирать. Никакого другого выхода у нас нет. Особенно у меня. Есть год. Полтора, если очень повезет. Или половина года, если повезет меньше. Нужны деньги. И тянуть с этим нельзя, пойми уже, наконец! Не надо виснуть у меня на руках и осыпать попреками.
Она дернулась, словно он влепил ей пощечину. В глазах задрожали слезы.
- Смотри, что ты делаешь, - сказал устало брат. - Сейчас ты начнешь плакать, потом опять задыхаться, и те деньги, что сегодня были заработаны, придется потратить на бесполезных лекарей и зелья, которые снова не помогут. Давай, ты просто успокоишься и будешь послушной?
Эша медленно кивнула и лицо ее, до этого мгновенья такое живое, словно бы окаменело.
- Так-то лучше.
Сингур хотел добавить что-то еще, но по деревянному бортику кибитки постучали. Мужчина прислушался и усмехнулся.
Когда он выбрался из повозки, у каменной чаши, в которой горел огонь, стояли Пэйт и Эгда, держащие за ошейники псов. Чуть в стороне от балаганщиков невозмутимо покачивался с носков на пятки невысокий обритый налысо незнакомец в богатых одеждах. Не из знати, но и далеко не простолюдин. Сингур, еще когда сидел у костра, слышал, как этот незнакомец подошел к месту стоянки. Слышал он и то, что с лысым пришло еще шестеро крепких мужчин. Однако сейчас они оставались где-то в стороне. Сопровождающие...
- Гладких дорог и спокойных ночей, - приветствовал лысый Сингура на вельдский манер.
- Солнца над домом, - ответил ему вальтариец. - Отчего наш балаган почтили сразу семеро мужей?
В глазах незнакомца промелькнул удивление, а потом он рассмеялся:
- А тебя не проведешь! Заметил? - и тут же протянул пухлую ладонь, с тяжелым перстнем на мизинце. - Меня зовут Атаис Лароб и я держу поединочные круги всех лестниц со стороны моря. Нынче днем ты побил моего человека. Я уже много лет зарабатываю поединками, но такого давно не видывал. Это плохо, когда хороший боец выступает, как одиночка. Вот, хочу предложить тебе выходить от наших лестниц. Хороший заработок. Очень хороший. Я ценю крепких бойцов. Так что мы с тобой можем договориться.
Краем глаза Сингур увидел, как из кибитки выскользнула и замерла безмолвной укоряющей тенью Эша.
- Нет. Я не бьюсь на поединочных кругах. Просто нужны были быстрые деньги, - ответил ее брат.
Атаис осторожно взял собеседника под локоть, отвел в сторону от костра и сказал вполголоса:
- Подумай, не отказывай сгоряча. Это хорошие деньги, да и риск не так уж велик для такого бойца, как ты. Это ведь не арена для знати - до смертоубийства у нас не доводят, а деньги хорошие.
- Нет, - снова покачал головой Сингур. - Мы уезжаем через несколько дней, я не собирался оседать в Миль-Канасе.
Его собеседник не желал сдаваться так легко:
- Ты говорил, нужен был быстрый заработок. Хочешь, предложу несколько поединков, как у нынешнего бойца, которого ты побил? Люди сделают ставки...
- Нет, - опять ответил Сингур, однако тут же, словно смягчившись, добавил: - Но на один поединок выйти могу. Только один. Если тебе это, конечно, будет интересно.
Глаза Лароба заблестели:
- Я бы выставил тебя против лучшего человека Сальхи Гульяны, от их лестниц выходит сильный, очень сильный боец, которого уже больше трех лет никто не может свалить. Если ты уронишь Сальхиного быка, я щедро заплачу.
- Сколько? - спросил Сингур и прямо-таки спиной почувствовал, как напряглась сестра.
- Я дам двадцать золотых талгатов. Но за эти деньги нужно так покалечить Гульяниного быка, чтобы драться он больше не мог. Три года он лишает меня хорошего дохода. А вчера ты еще свалил Тесака, так что теперь Сальхины бойцы и вовсе приободрились.
- Тридцать, - покачал головой Сингур. - Тридцать - покалечить так, чтобы не мог больше драться. Сорок, чтобы умер к вечеру после драки.
Атаис удивился: