Гвалауксерьезный враг. Если бы его сила была только в Черной Магии! говорил Эдвин Алый и глаза его гневно пылали. Он хитер и изворотлив. Многие его подданные верят ему безоговорочно, ибо он обладает даром говорить красиво и пышно, искусно смешивая правду и ложь. Ужасные слухи ходят о
личной охране Гвалаука. Говорят, что он выс
* * *
.оставалось непонятным, ведь Мрак грозил гибелью и ему, и его грязному сброду?.. Это не давало мне покоя!..
Здесь я кладу остро отточенное гусиное перо своё (т. е. перо, конечно, гуся, но я им пишу и оно теперь моё) и ухожу от вас, дорогой читатель, вполне возможно, что в пелену Забвения.
Пиит спускается в Аид.
ПРИМЕЧАНИЕ СТИВЕНСА: Ох, что было, когда я узнал о вероломстве редактора, выпустившего мою литературную главу в виде жалких обрывков! Я был взбешен!!! Я так красиво её развил!.. Но после некоторого времени я немного остыл и махнул лапой на всё в конце концов, нет полной гармонии в жизни, а тот, кто думает иначеидеалист!
РЫЦАРЬ ПРОДОЛЖАЕТ
Гвалаук бледнел от злости, учащенно дышал и шипел сквозь зубы. «К драке» смекнул я и решил пока не доводить дело до мордобития. Надо сказать, что во всех сказочных историях, прочитанных или услышанных когда-либо мною, добрый молодец непременно попадает в лапы к какому-нибудь коварному неврастенику, вроде Кащея. Происходит это по разным причинам, но происходит непременно. От молодца требуют три службы сослужить, либо сажают на лопату и незатейливо пытаются затолкать его в печь.
Нечто вроде этого ожидал и я, но, как вы знаете, услышал несколько нетрадиционный подход к теме. Подмахни, дескать, своей рукой какой-то грязноватый пергамент с непонятными письменами и ты свободен, как птица
М-да, дядя, задал ты мне задачу, тянул я время, пытаясь на ходу сообразить, к чему вся эта комедия. Это чтодобровольное согласие обменять свою голову на ночной горшок?..
Нет, рыцарь! прошипел Гвалаук. Он встал и начал быстро ходить от двери к камину. Какое-то время мы молчали, а затем он уселся в кресло и медленно заговорил, закрыв глаза и надменно вздернув голову:
Я не знаю, что это такоеМрак. Говорят, что он несёт гибель всем. Может быть Но я знаю и то, что постичь его тайну можешь только ты, чужой. Знание причинумение управлять последствиями Мне нужен человек, тут он открыл глаза и его застывший взгляд, взгляд маньяка-убийцы, впился мне в лицо, который сможет заставить Мрак повиноваться!.. Я обещаю, я клянусь тебе сводами священной Башни Великих Тайн, я клянусь тебе жизнями всех, понимаешь, ВСЕХ моих узников, что ты будешь на равных со мною. Договор всего лишь гласитты не будешь стараться причинить мне вред, вот и всё!..
Что-то, вдруг, едва слышно, жарко зашелестело мне в ухо:
Не верь, рыцарь!.. Не верь проклятому упырю! Он возьмет твое сердце, он возьмет твои глаза Он сделает из тебя своего раба и вместо горячей алой крови в твоих жилах будет шипеть и пениться голубая гнилая кровь, кровь скорпиона Не верь ему, рыцарь!..
Господи, я чуть не заорал от неожиданности! Но по физиономии моей вдруг мягко шлёпнула невидимая мохнатая лапа, и я удержался от испуганных вскрикиваний. Тревога и надежда наполнили всё моё существо, и мне немедленно захотелось действовать.
Кис, кстати, как-то сказал мне: «У тебя, рыцарь, деяния рук опережают начало процесса осмысления ситуации. Качество лихого рубаки, фи!».
Господи, пусть именно это поможет мне
Гвалаук хоть и был Магом, но отнюдь не всеведущим и всемогущим, как это могло померещиться изрядно избитому рыцарю на первых порах; иначе бы наш садист не явился бы с таким эскортом. Ручищи двоих по-прежнему покоились на моих плечах, как вериги. 3начит, наш Гвалаук боится Эти буйволы, кстати, как и положено «качкам», дьявольски сильны, но соображают туговато. Да и реакция у них не ахти
Ну, раз, два Три!
Я рванулся вниз, скользнув лопатками по спинке кресла, и на секунду освободился от ледяных лап охранников. Вывернувшись всем телом, я ускользнул от них и попятился, лихорадочно шаря глазами по сторонам, и уперся, в конце концов, в стену! Над моей головой злорадно захихикал какой-то портрет. Гвалаук вдруг захрипел громко и страшно:
Стоять! Я сам вырву его потроха!
С шипением вырвались из его глаз тусклые красные молнии, и загремело, завыло со всех сторон Налетел пронзительный холодный вихрь, взметнувший тучу пепла из камина и рассыпавший злой дождь мгновенно гаснущих искр. Молнии стреляли, вскипали и брызгали огнем. Что-то черное и мохнатое вертелось в этой свистопляске пламени и вспышек, и вдруг раскинул в разные стороны суставчатые железные лапы щетинистый бородавчатый паук. Жуткая помесь тарантула и скорпиона глядела на меня пылающими углями глаз и лязгала ржавыми жвалами.
Глиняноголовые почтительно расступились и отошли на задний план, сгребая заодно кресла и проклятый столик, плавно покатившийся по полу на маленьких аккуратных колесах. Итак, плацдарм был освобожден. Гвалауку оставалось лишь начать трапезу, в которой, так сказать, пассивная роль принадлежала вашему покорному слуге
Чудовище, явно растягивая удовольствие и заранее вытягивая зазубренные жвала, паучьим скоком стало подбираться ко мне. Скакнетзамрет, а потом отскочит и снова замрет. Бр-р-р Для меня до сих пор загадка, как я не потерял сознание от страха? Взор мой не мог оторваться от жвал, которым не терпелось впиться в мое тело и начать тянуть из меня кровушку
Резкий свист, вспышка ослепительного белого света!
по воздуху, как по горке ледяной, ко мне лихо съезжает взъерошенный и неистовый Кот Ирвинг Стивенс!..
Давай!!! орал он так, что уши закладывало, и с размаху сунул мне в руки что-то знакомое и тяжелое. Пальцы машинально охватили рукоять.
Меч! Мой меч!
Блеснуло лезвие; я весело крутанул клинок над головой и баталия началась!
Получив столь весомую моральную и материальную поддержку, я кинулся в бой. Стивенс завывал сзади, рассыпая зеленые искры вставшей дыбом шерсти. Глиняноголовые вповалку валялись на полу, закрывая ладонями затылки. Вокруг ревело, трещало и грохотало, как в аду. Из портретных рам рвался многоголосый хор проклятий, бушевавший вихрь разворачивал тяжелые золоченые рамы лицами наружу. Колонны обросли узловатыми старческими ветвями, грохотавшими на ветру, как окаменевшие кости. По стенам потоками потекла гнилая болотная жижа. Мертвенно-белый свет струился из трещин в стенах, дрожащих и осыпающихся, как при землетрясении.
Паук упорно тянул ко мне свои когтистые лапы, и я рубил их мечом, как в детстве рубил деревянной шпагой лопухи и репейники. Отрубленные лапы корчились на полу, стараясь вцепиться в ноги. Стивенс кинжалом отшвыривал их в сторону, умудряясь при этом быть и тут, и там, но не путаться у меня под ногами. В воздухе мельтешили какие-то уродливые полупрозрачные тени. Мелькали голые хвосты, перепончатые крылья, пузырчатая кожа и членистые усы. Под ногами кишмя кишели маленькие уродцы, сновавшие, как крысы, и с омерзительным писком удиравшие от Стивенса Словом, лишь гений покойного Иеронима Босха смог бы своей фантастической, ошеломляющей кистью запечатлеть это побоище.
Вот черт, лап стало что-то совсем уж много
Да, как говорится, удивляться не приходится, они отрастают и множатся! Их густая поросль всё настойчивее теснила меня в угол. Мысль о Лернейской гидре метеором пронеслась в голове и тут же пропала. Может быть, прижигание культей по рецепту Геракла и дало бы необходимый эффект, но попробуйте на практике сделать это!
Гвалаук добрался до камина и вытащил из него несколько головней.
Утирая пот со лба, я подумал, что дело худо, Стивенс тяжело дышал, не говоря ни слова и лишь вопросительно глядел на меня. В любом случае, оставался единственный шанс добраться до туловища проклятого монстра. Пугаться, ругаться, размышлять и настраиваться было некогда.
Отступив до самой стены для разгона, я внезапно прыгнул в гущу шевелящейся чащи когтей и суставов, вложив в этот отчаянный прыжок все оставшиеся силы. Выпад чуть было не вывернул мне плечо, но клинок со скрежетом и свистом вошел в туловище чудовища по самую рукоять!
Десятки лап обхватили меня в агонии. Затрещали ребра, сдавило сердце. Весь мир скользнул вправо и вверх по какой-то немыслимо тошнотворной, стремительной спирали. Последнее, что я помню, это дергавшееся в судороге тело паука, отвратительные пузыри и бородавки перед самыми моими глазами и кровь на них, кровь моего разбитого лица.