Ночью пошел мелкий дождь, но ничто не мешало бегу «Сауди Хасинты». Команда была опытной и знала каждый изгиб пролива. Корабль плавно скользил по воде. Нос разрезал волны, и пенные брызги светились в лунном сиянии. И в эту ночь, когда прекратился дождь, магистр Джоджонах, стоя у палубного ограждения, в полной мере принял истины, рождавшиеся у него в сердце. Он стоял один, во тьме. В лицо ударяли долетавшие на палубу брызги. Где-то на берегу раздавались крики ночных зверей. В парусах шелестел ветер. И вдруг Джоджонах почувствовал, что его жизненное плавание становится яснее.
Словно сам Эвелин находился с ним сейчас, паря над ним и напоминая слова обетане те, привычно произносимые три слова, но стоящий за ними смысл, направлявший всю жизнь Абеликанского ордена.
Джоджонах провел на палубе всю ночь и отправился спать уже на рассвете, предварительно уговорив заспанного Мэтью принести ему поесть.
Он проснулся лишь к обеду, который и разделил с капитаном Альюметом. Тот сообщил, что ранним утром они подойдут к Палмарису.
Наверное, вам не захочется опять простоять на палубе всю ночь, с улыбкой сказал капитан. Утром вы сойдете на берег, и если не выспитесь, какой же из вас путешественник?
Однако вечером капитан Альюмет снова застал Джоджонаха на том же месте. Глаза магистра смотрели в темноту, а внутренний взор был обращен в сердце.
А вымыслящий человек, сказал капитан, подходя к нему. Мне это нравится.
Ты говоришь так только потому, что я стою здесь один? спросил Джоджонах. Я ведь могу просто стоять и ни о чем не думать.
Только не возле этого ограждения, возразил капитан, вставая рядом с магистром. Мне знакомо возвышенное состояние, которое появляется, когда здесь стоишь.
Откуда у тебя Мэтью? вдруг спросил Джоджонах, произнеся слова раньше, чем подумал о них.
Удивленный Альюмет искоса поглядел на него. Потом перевел взгляд на белую пену разлетающихся брызг и улыбнулся.
Вам очень не по душе мысль, что я, человек, принадлежащий к вашей церкви, мог купить мальчика у родителей, сказал проницательный капитан. Однако именно так и обстояло дело, добавил он, выпрямляясь и пристально глядя на магистра.
Джоджонах отвел глаза.
Этот мальчишкаиз семьи нищих, что жили возле Сент-Гвендолин и кормились объедками со стола ваших абеликанских братьев, продолжал капитан, и тон его голоса становился все мрачнее и суровее.
Теперь уже Джоджонах сердито взглянул на Альюмета.
Между прочим, это та самая церковь, в которую пришел и ты, сказал он.
Но это не значит, что я соглашаюсь со всеми теми, кто нынче распространяет ее учение, спокойно ответил Альюмет. А кто касается Мэтью, да, я купил его, причем за хорошую цену, потому что он мнекак сын. Мальчишка постоянно крутился в порту, точнее, всякий раз, когда ему удавалось сбежать от своего злобного папаши. Мэтью не было еще и семи лет, а его спина хорошо знала, что такое отцовские побои. Этот мерзавец лупил его без всякого повода. Вот я и купил мальчишку, взял на корабль и стал учить достойному ремеслу.
Тяжкая у него жизнь, заметил Джоджонах, но в его голосе уже не звучало ни упрека, ни враждебности.
Это верно, согласился бехренец. Одним жизнь моряка по нраву, другие ее ненавидят. Когда Мэтью подрастет и начнет разбираться, что к чему, пусть сам решает. Если к тому времени он, как и я, полюбит море, что ж, тогда лучшего выбора, чем остаться на корабле, и не придумаешь. Я надеюсь, что он останется со мной. «Сауди Хасинта» явно переживет меня. Я буду только счастлив, если Мэтью продолжит мое дело.
Альюмет повернулся к магистру и замолчал, дожидаясь, пока Джоджонах взглянет ему в глаза.
А если окажется, что запах моря и шторма ему не по душе, пусть идет своей дорогой, искренне сказал капитан. И какой бы путь в жизни он ни выбрал, я позабочусь, чтобы Мэтью начал его по-доброму. Даю вам честное слово, магистр Джоджонах.
Джоджонах поверил словам этого человека и чистосердечно улыбнулся в ответ. Капитан Альюмет разительно отличался от большинства грубых и не всегда честных своих собратьев по ремеслу.
Некоторое время оба молчали, глядя на брызги за бортом и слушая шум ветра.
Я знал настоятеля Добриниона, нарушил молчание Альюмет. Хороший был человек.
Джоджонах удивленно посмотрел на него.
Парень, который привез вас в Бристоль, успел нам рассказать, пока вы ходили и искали корабль, пояснил капитан.
Да, Добринион и в самом деле был хорошим человеком, ответил Джоджонах. Какая потеря для церкви.
Огромная потеря для всего мира, добавил Альюмет.
А откуда ты его знаешь?
Я знаю многих отцов церкви. При моей профессии это неудивительно. Я провел немало времени в разных храмах и часовнях. Бывал я и в Сент-Прешес.
А в Санта-Мир-Абель тебе приходилось бывать? спросил Джоджонах.
Сам он, однако, сомневался в этом, иначе он запомнил бы бехренца.
Однажды мы проходили вблизи от вас, ответил капитан. Но погода менялась, и я не решился зайти в вашу гавань. К тому же было не так уж и далеко до Сент-Гвендолин.
Джоджонах улыбнулся.
А вот с вашим отцом-настоятелем я встречался, продолжал капитан. Правда, один раз. Было это не то в восемьсот девятнадцатом году, не то в восемьсот двадцатом. Годы мелькают так быстро, что и не упомнишь. Отец-настоятель Маркворт искал корабль для плавания в открытое море. Я ведь привык плавать по морю, а не по таким лужам. Просто в прошлом году нас долбанули поври со своей «бочки». Проходу не стало от этих поганых тварей. Вот и простояли в порту дольше обычного.
Так значит, ты предложил отцу-настоятелю свой корабль, догадался Джоджонах.
Да, только он выбрал другой, коротко и как бы нехотя ответил Альюмет. Наверное, причина была в цвете моей кожи. Думаю, ваш отец-настоятель не доверял бехренцу, который к тому же еще не был тогда членом вашей церкви.
Джоджонах утвердительно кивнул: уж Маркворт явно не доверил бы плавание на Пиманиникуит человеку, принадлежащему к религии дальних южных земель. По странной иронии судьбы это уберегло Альюмета и его корабль от предрешенного трагического конца.
Оказалось, что вашему Маркворту лучше подходил капитан Аджонас и его «Бегущий по волнам», признался Альюмет. И то сказать: он плавал по Мирианскому океану уже тогда, когда я зеленым мальчишкой только сел на весла.
И ты знаешь, что случилось с капитаном Аджонасом дальше? спросил Джоджонах. Ты слышал о гибели «Бегущего по волнам»?
Любой матрос с Извилистого Берега знает об этой утрате, ответил капитан Альюмет. Рассказывают, что они потонули на самом выходе из залива Всех Святых. Точнее, их накрыло волной, хотя меня это удивляет: Аджонас был настоящим морским волком, и чтобы потонуть на мелководье
В ответ Джоджонах только кивнул. Он не мог решиться поведать Альюмету страшную правду, что Аджонас и его матросы были попросту убиты монахами той самой церкви, в которую бехренец пришел по доброй воле. Оглядываясь назад, магистр Джоджонах с трудом мог поверить, что и он когда-то соглашался с этой жестокой и бесчеловечной традицией. Неужели, как утверждала церковь, так было всегда?
Замечательный был корабль, и команда тоже, почтительно произнес Альюмет.
Джоджонах кивнул, хотя, по правде говоря, он не знал матросов с погибшего корабля. Он встречался лишь с капитаном Аджонасом и его помощником Бункусом Смили, но тот ему совсем не понравился.
Вам бы лучше поспать, святой отец, сказал капитан Альюмет. Завтра вам предстоит нелегкая дорога.
Джоджонах тоже решил, что сейчассамое время закончить беседу. Альюмет, даже не подозревая об этом, дал магистру немало тем для размышлений. С его помощью былые воспоминания предстали перед Джоджонахом в новом свете. «Но это не значит, что я соглашаюсь со всеми теми, кто нынче распространяет учение церкви». Так сказал ему Альюмет, и слова капитана звучали поистине пророчески для разочарованного магистра.
Спал Джоджонах хорошо, лучше, чем когда-либо с тех пор, как караван прибыл в Палмарис и мир вокруг покатился неведомо куда. На заре его разбудил крик матроса, увидевшего огонь портового маяка. Магистр собрал свои нехитрые пожитки и поспешил на палубу, надеясь увидеть палмарисский причал.