Из отверстий внезапно вырвались тугие струи ядовито-зеленого порошка, которые ударили Бакру прямо в лицо и залепили ему глаза. Ослепший вор, почувствовал нестерпимую резь и дико закричал. Но тут же, в его широко открытый рот хлынул порошок. Влажно всхрюкнув, Бакр кулем повалился на пол. Вся комната наполнилась едкой летучей пылью. От нее не было спасения.
Обезумевший от ужаса, Салех бросился прочь от ужасного саркофага. Ноги сами несли его вверх по ступенькам к спасительному коридору в конце, которого была дыра, ведущая к спасению. Но уже через мгновение ему выжгло глаза зеленой гадостью. Лопнув, они вытекли на ступени, покрытые, словно ковром, зеленой пыльцой. Потеряв ориентацию, как кролик, укушенный скорпионом, Салех на четвереньках тыкался головой вдоль стены гробницы, тщетно пытаясь найти выход.
Два, запорошенных зеленым порошком, тела еще какое-то время пускали разъеденными ртами зеленые пузыри, а потом затихли. Смертоносный самум еще некоторое время бушевал в подвергшейся поруганию гробнице, но постепенно зеленые хлопья, медленно кружась в воздухе, начали опускаться вниз. Внезапно, в недрах прямоугольной глыбы саркофага раздался сухой щелчок, и все стихло.
Глава 4
Великобритания, 1888 год.
Останков Габриеля хватил ненадолго. Личинка скарабея день ото дня набирала аппетит.
К этому времени сэр Роберт уже дал своему еще неразвившемуся скарабею имя и ласкательно называл его Томми. Как ни странно, ужасная личинка чудовищного насекомого, по логике вещей, начисто лишенная мозга, души и понимания, с первых же дней выучилась узнавать своего хозяина и благодетеля. Когда, там, в Египте, старый араб Абдалла говорил о щенячьей преданности «черных чудовищ» к своим хозяевам, сэр Роберт счел это поэтической гиперболой. А вернее будет сказать, обычным жульничеством прохвоста лавочника, по своему обыкновению, бесстыдно набивавшего цену своему залежалому товару.
Тем не менее, Томми, обладая острыми, словно бритвы жвалами, которыми мог спокойно перекусить человеку не то, что руку, но и шею, ни разу даже не поцарапал своего хозяина. Сэр Роберт затруднялся объяснить, каким образом Томми выделял его, из числа своих последующих многочисленных жертв. Скорее всего, дело было в запахе, хотя возможно Томми видел во внешнем облике сэра Роберта явственные различия от посторонних людей. Как бы то ни было, их взаимоотношения были сродни обоюдной привязанности, между преданным псом и его любимым хозяином.
Вскоре сэр Роберт, нашел весьма остроумный, по его мнению, способ разрешить проблему с провиантом для своего любимца. Он поручил дворецкому отправить какого-нибудь мужика посмышленее в цыганский табор, что остановился неподалеку от соседней деревни. То обстоятельство, что добираться до него нужно было, через глухую лесную чащу, было как нельзя кстати. Мужику было выдано несколько звонких монет, одна из которых предназначалась ему, для передачи старшему в таборе цыгану. Требовалось срочно найти кормилицу для грудного ребенка.
На недоуменный вопрос старого цыгана, почему родители ребенка не найдут для него кормилицу из женщин своего круга и вероисповедания, посланец признался, что ребенок был зачат в грехе. Именно поэтому его родители предпочли оставить свои имена и положение в тайне. Если они наймут женщину из деревни, то позорная тайна тут же станет известна всей округе.
Цыганский барон выкурил не одну трубку, прежде чем дал свое согласие. Что-то во всем этом ему определенно не нравилось. Тем не менее, польстившись на легкие деньги, он отправил с посланником уже немолодую толстую цыганку с огромными, словно дыни грудями. Пересчитывая полученные в оплату деньги, барон предупредил посланника, что тот лично отвечает перед ним за то, чтобы с его женщиной ничего не случилось. Тот легкомысленно дал согласие и, радуясь удачно выполненному поручению, повел женщину через лес в сторону имения сэра Хаксли.
Дворецкий встретил женщину, как и было условлено в маленьком охотничьем домике, принадлежавшем сэру Роберту. Щедро наградив человека приведшего цыганку, дворецкий отослал его восвояси. После чего удалился и сам. Цыганка была немало удивлена, когда из небольшой комнаты в сторожке вышел незнакомый благородный господин. При его появлении она встала и уже хотела бежать к двери, когда увидела, что тот нежно прижимает к груди завернутого в дорогие пеленки ребенка. Сразу успокоившись, кормилица распустила свой корсаж и вытащив огромную грудь с торчащим фиолетовым соском протянула руки для того чтобы взять ребенка.
Сэр Роберт, а это был именно он, с глубокой нежностью в затуманившемся взоре, протянул свое дитя цыганке.
Об одном прошу, добрая женщина, накормите его как следует! попросил он.
Как зовут мальчонку ваша светлость? из вежливости спросила цыганка.
Томми! ласково ответил сэр Роберт. Моего мальчика зовут Томми.
Это было последнее, что несчастная женщина успела услышать. Едва она приняла из рук отца ребенка, как в том месте, где у дитяти должен был быть жадно ищущий грудь кормилицы ротик, дорогую кружевную пеленку прорезали два кривых, острых ножа. Прежде чем цыганка успела скинуть с себя кошмарное создание, Томми уже вгрызся ей прямо в обнаженную грудь. Во все стороны брызнула кровь. Женщина попыталась закричать, чтобы позвать на помощь, но вместо крика из ее рта вырвалось лишь хриплое бульканье, а следом хлынула черная кровь из истерзанного легкого.
На следующий день к дворецкому прибежал напуганный посыльный, тот самый который привел к нему цыганку. Он сказал, что кормилица так и не вернулась к вечеру в табор, как было условлено. Дворецкий принес эту тревожную весть сэру Роберту, на что тот холодно посоветовал, поискать женщину в лесу. Ее могли задрать волки, бродячие собаки. Поговаривали, что в лесу появились солдаты дезертиры. Да мало ли что могло произойти с одинокой женщиной, пошедшей через лесную чащу без крепкого, вооруженного провожатого?
Видимо цыганского барона все же не удовлетворили предложенные ему объяснения. Через неделю поле того, как табор неожиданно снялся и ушел в неизвестном направлении, посыльный был найден в лесу повешенным.
После этого сэр Роберт начал сезон охоты на бездомных бродяг и одиноких пьяниц. С ними дело обстояло довольно просто. Удар суковатой палкой по голове, посреди лесной глухомани и вся недолга!
Проблемы начались тогда, когда народ из окрестных деревень стал замечать, что куда-то вдруг разом пропали все местные бродяги и попрошайки, бывшие на протяжении многих лет неотъемлемой частью местного пейзажа. Это обстоятельство весьма озадачило местного констебля. О чем он и не преминул при встрече простодушно поделиться с сэром Робертом Хаксли, бывшим негласным предводителя местного дворянства.
Пронзительный звон этого первого тревожного колокольчика заставил сэра Роберта предпринять весьма решительные шаги. Он счел за благо не ждать того момента, когда ситуация выйдет из-под контроля, и счел за лучшее переехать в свой Лондонский дом. Естественно, что Томми, к тому времени изрядно выросший, отправился в столицу вместе с ним.
В Лондоне их охотничьи угодья были не в пример Йоркширским значительно обширнее, так как охватывали значительную часть местных трущоб. По здравому размышлению, сэр Роберт пришел к выводу, что самым подходящим и наиболее легким для его целей жертвами могут стать представительницы многочисленного племени падших женщин. А попросту говоря, проститутки.
Между тем, первая же попытка побаловать не в меру прожорливого Томми человеческой плотью, едва не обернулась для сэра Роберта полным фиаско. Нарочно выбрав для своих целей самое страхолюдное создание, которое он только сумел отыскать в лондонских трущобах, он уединился с вышеозначенной «дамой» в темной вонючей подворотне, где им никто не смог бы помешать.
Проститутка, повернувшись к кавалеру спиной, принялась задирать свои многочисленные грязные юбки. Сэр Роберт, поставив на мостовую бывший при нем докторский саквояж, торопливо расстегнул замки и выпустил находившегося там Томми.
Оказавшееся на воле огромное насекомое опрометью кинулось к раскорячившейся проститутке и с ходу запрыгнуло ей на спину. Оно тут же прогрызло ей в боку огромную дыру, прямо через платье и корсаж. Несчастная женщина взвыла от ужаса и принялась звать на помощь, но после того, как сэр Роберт при помощи острого охотничьего ножа перерезал ей глотку, кровь хлынула у нее изо рта и она затихла.
Закончив свое кровавое пиршество Томми, юркнул обратно в саквояж. Когда сэр Роберт защелкнул замки, вдалеке в темноте послышались быстрые, тяжелые шаги. Он едва успел подняться с колен и отпрянуть от распростертого на мостовой окровавленного, выпотрошенного тела женщины. Впрочем, шаги звучали еще достаточно далеко, и сэр Роберт успел благополучно выскользнуть из сумрака подворотни, привести себя в надлежащий вид и придать лицу скучающе-озабоченное выражение.
Неожиданно прямо перед ним из темноты возник темный силуэт, который было невозможно спутать ни с каким иным, из-за его высокой полицейской каски. Это был лондонский бобби.
А ну стой! вскричал он, угрожающе выставив впереди себя полицейскую дубинку.
Что вам угодно? резко спросил Сэр Роберт, вложив в интонацию всю спесь и презрение своих высокородных предков к беспородным мужланам.
Полисмен, ожидавший увидеть пьяного бродягу, несколько смешался, когда разглядел, что перед ним богато одетый господин с докторским саквояжем. Коснувшись своей каски, он виноватым голосом спросил:
Прошу прощения, сэр! Вы случайно не слышали женский крик?
Конечно же, слышал, безразлично пожал плечами сэр Роберт. Я, как изволите видеть, возвращаюсь от больной дамы, к которой меня вызвали посреди ночи. Если не ошибаюсь, то крик раздавался вон из той подворотни. Но должен сказать, что подобные вопли для этой части города отнюдь не редкость. Констебль, надеюсь, вы не будете возражать, если я продолжу свой путь? Я бы очень хотел успеть добраться до своего дома засветло и хоть немного поспать, прежде чем начать дневной прием в больнице.
Да, да, конечно же! Быть может, вам стоит взять кэб?
Благодарю вас, не стоит. На вашем месте, констебль, я бы все-таки узнал, отчего та женщина так пронзительно кричала. Мало ли что, сэр Роберт обворожительно улыбнулся и, кивнув полисмену, исчез в густом тумане, накрывшем ночной Лондон.
Глава 5
Древний Египет, Ливийская пустыня, юго-западнее Мемфиса
Несмотря на то, что Абу сидел в тени отбрасываемой утесом, его окончательно разморило на пекле, и он уже давно клевал носом. Он в очередной раз провалился в сон, из которого его вырвал какой-то непонятный звук, который доносился из лаза, ведущего во взломанную ими гробницу. Протерев глаза, молодой вор прислушался, отчаянно зевая. Когда он, наконец, понял, что из неровной черной дыры, пробитой в каменной кладке, несутся истошные вопли его родственников, сон с него как ветром сдуло. Первым порывом Абу было бежать и посмотреть, что там происходит. Но сделав несколько порывистых шагов, он внезапно остановился. А вдруг мумия, покоящаяся в саркофаге ожила и схватила своих обидчиков? Абу не хотел, чтобы она добралась также и до него.
Но что он скажет дома, родным Бакра и Салеха, и в особенности их женам? От одной только мысли, что ему придется держать ответ перед этими двумя жирными демоницами, Абу стало плохо. Во рту у него пересохло, а в животе кишки завязались узлом. Да они его даже слушать не станут, а просто забьют своими скалками, а после затопчут своими толстыми, словно колонны храма ногами до смерти. И матери его тоже достанется. Нет, что бы там не случилось с эти двумя старыми негодяями, их все равно нужно было срочно вытаскивать из гробницы.
Ругаясь, на чем свет стоит, Абу подбежал к чернеющей в самом низу скалы дыре. Он уже собирался нырнуть в нее, когда вдруг почувствовал какой-то необычный едкий запах. Это не остановило его и, прикрывая рот и нос руками, щурясь слезящимися глазами, он приблизился к лазу, ведущему в гробницу, но тотчас, же отскочил обратно, кашляя и чихая. Он успел заметить, что внутри весь коридор засыпан каким-то зеленым не то порошком, не то песком. В голове его вертелись мысли одна страшнее другой. С Бакром и Салехом определенно случилось, что-то страшное. Но как войти в гробницу, как это сделать, если даже рядом с ней невозможно дышать? Абу в отчаянии взвыл и стукнул себя кулаком по лбу. Но умных мыслей этот жест ему не прибавил. Тем временем, крики в пещере внезапно прекратились.
Абу подошел к осликам стоящим неподалеку. Животные словно чувствуя, что происходит что-то неладное, испуганно жались друг к другу и стригли раскаленный воздух длинными ушами. Вытащив из чересседельной сумки Бакра большой платок, Абу схватил бурдюк с водой и щедро полил ткань. Он замотал лицо мокрым платком и осторожно приблизился к пролому в скале. Набрав полную грудь воздуха, чтобы по возможности не дышать там внутри, Абу проклиная свою несчастную судьбу, полез вовнутрь.
Едкий запах, словно гриф-падальщик острыми когтями раздирал горло, щипал и выедал молодому вору глаза. Мокрая тряпка оказалась плохой защитой от неизвестной отравы. Голова кружилась, не то от недостатка воздуха, не то от витавшей в воздухе едкой зелени. Абу скоро понял, что долго так не протянет и ему нужно торопиться. Бегом, преодолев коридор, он стремительно скатился по наклонной лестнице и остановился.
Брошенный кем-то из дядьев факел валялся на полу, косо освещая часть стены и потолка. Чуть ниже, прямо на ступенях лежал Салех, согнувшись, словно спящий ребенок. Ниже возле самого сначала лестницы распластался его старший брат. Несмотря на пожиравший его душу ужас, молодой вор добежал до помещения с саркофагом. Тяжелая крышка каменной шкатулки валялась на полуэто означало, что дядья все-таки успели открыть ее. Что-то неуловимо странное во внешнем виде саркофага на мгновение привлекло внимание Абу, но нужно было спасать родственников, и он опрометью кинулся назад.
Здраво рассудив, что непреподъемного огромного Бакра он вряд ли сможет вытащить, Абу склонился над Салехом. Схватив тело под мышки, он потащил его вверх по ступеням в сторону выхода. Про себя он отметил, что если кожа Салеха была мокрой от пота, но чистой, то тело Бакра было все сверху донизу усыпано, какой-то зеленой дрянью. Интересно откуда она здесь взялась? Дышать в мокрой тряпке, которая облепила рот и нос, а тем более тащить, вдруг ставшего таким тяжелым Салеха, с непривычки было очень тяжело. Абу не тешил себя иллюзиями относительно того жив тот или нет. Но когда он все-таки вытащил Салеха на яркий солнечный свет, и увидел во, что превратилось его лицо, он едва успел сорвать с себя платок, как его тут, же вывернуло наизнанку. Когда он думал, что все уже закончилось, его тело вновь потряс мощный спазм рвоты. Его полоскало довольно долго. Абу уже решил, что ему пришел конец, но тут его неожиданно отпустило. Рухнув на землю, возле лужи блевотины, он кое-как отдышался. Потом немного придя в себя, он отполз как можно дальше от изъеденного непонятной проказой до самых костей тела Салеха.