Хотел тебя на хуторе оставить, сквозь зубы сказал он, чтобы ты нахлебалась дерьма по уши
Твоего, что ли, дерьма?
Но Протас ее не услышал или сделал вид, что не слышит.
Да мужики тобой погнушались. Не нужно нам, говорят, то, что кочевники пользовали.
Если он рассчитывал ее уязвить, то у него не получилось. Всем известно, что степняки не насиловали веррийских женщин, соблюдали Джавартрогательное отношение к чистокровности рода.
Да и порченная ты ко всему, Протас взялся рукой за железный прут повозки. Не зря даже демон тобой побрезговалведьму сожрал и защитные чары не помогли. А еще бывает, он придвинулся к самому ее лицу, захватит демон человеческое тело и притаится там до поры, а потом созреет, не только душу сожрет, но и всех, кто рядом. Как с Обманутой Девой было, знаешь?
Старую сказку Роксана знала. Лишь до сей поры не подозревала, что предание об обманутой демоном деве может иметь к ней какое-то отношение. Особенно в качестве поучения. Насколько она помнила, жила себе скромная и тихая девушка в одном из лесных поселений. Молодые люди не замечали курносой и невзрачной девицы. Однако внешность нисколько не мешала девице мечтать о самом видном парне в деревне. И тайного обряда не понадобилосьжелание засидевшейся в девках было так велико, что ночью пришел вызванный демон. Как водится в подобных случаях, пообещал помочь заполучить парня в сети. Девица была видно не только некрасива, но еще и глупак сговору с демоном серьезно не отнеслась, мало ли, что во сне привидится? А то, что парень воспылал вдруг к ней неземной страстью приписала целиком к своим заслугам. По осени свадьбу сыграли, скоро и дети народились. И жили бы душа в душу, но пришла пора расплачиваться. Сказка заканчивалась так, как заканчивалось большинство сказок об одержимых демонами: а ночью вселился демон в Обманутую Деву и от дружной семьи осталось лишь то, что в маленьком сундуке отнесли на погребальный костер.
Такова сказка. Только непонятно: какое, пусть даже иносказательное отношение это имело к ней? Роксана смотрела на руку Протаса, сжимавшую прут, на обгрызенные ногти и массивный золотой перстень. Помимо воли взгляд ее коснулся кинжала, пристегнутого к поясу юнца. Просто так, без всякой мысливсе равно не дотянуться. А если было бы по-другому и смотреть бы не сталамгновенье и очутился бы в ее руках. Протас, уловив мимолетный взгляд, отшатнулся: еще свежа была память о том, как легко вошло лезвие под левую ключицу.
Так что, - от испуга он потерял нить своих рассуждений. Чтобы спасти положениесидевшие рядом рабы слышали весь разговор, Протас закончил тем же, с чего и начал. Так что на твоем месте я не стал бы радоваться, что остался в живых.
Зачем тебе мое место? устало отмахнулась Роксана. У тебя и свое-то незавидное.
И пересела от борта вглубь повозки. Пусть Ириния слушает, какие слова из Протаса будут сыпаться, как прошлогодние кукурузные зерна из худого короба.
* * *
Ночь принесла прохладу и далекий волчий вой. Ослепительный свет полной Селии перекликался со светом десятков зажженных факелов.
Большая деревня, к которой ближе к вечеру подъехали повозки с рабами, служила пристанищем еще для одного разбойничьего обоза. Перед каменным домом, на широкой площади, окруженной со всех сторон повозками, давно не видевшие друг друга подельники затеяли шумное братание. Во влажном воздухе, цеплявшемся к громким словам, гремело: "ты ли, Мокий!", "давненько не видались!", "а помнишь как не помнишь?". Хозяева хутора расстарались: из дома, стоящего неподалеку вынесли широкие столы, почти мгновенно уставленные нехитрыми деревенскими яствами.
Голодные рабычто там мутная бурда с кусками овощей! молча взирали на то, как лоснились от обильной еды бородатые лица, как по усам текло молодое вино.
Чего ночь не принесла, так это долгожданного покоя. Измученное тело ныло после тряской дороги, и кратковременная прогулка по нужде облегчения не принесла. Выводили по двое, подозрительно следя за тем, чтобы не возникало у девушек нездоровых мыслей о побеге.
Роксана долго стояла у борта повозки, сомкнув пальцы на железных прутьяхпо привычке ноги еще пружинили, оберегая тело от ям и выбоин. Рядом, где придется, устраивались на ночь рабы. В соседней повозке, отстоящей на расстоянии всего нескольких шагов, заканчивали поздний ужин степняки. Дорога утомила даже Фагран-дэя. Спиной к Роксане, по-прежнему на корточках сидел Ханаан-дэй. Ей не нужно было заглядывать ему в лицо, чтобы удостовериться: глаза его закрыты, а ладони повернуты теперь уже к свету ночной Селии.
Роксана, Леон дернул ее за юбку, заставив оторваться от пристального внимания к ночной жизни кочевников. Что там Протас говорил о ведьме, я не понял?
О какой ведьме? невинно переспросила она, опустившись на дно повозки, устланное скошенной травой.
Не хочешь говорить, он медленно поднял на нее колючие глаза. Не говори. Я не настаиваю. Только не делай из меня дурака.
И отвернулся, скрывая обиду.
На площади стоял многоголосый шум, щедро подогретый спиртнымпока без обвинительных отдельных выкриков, обычно опережающих драку. Роксана мстительно улыбнулась, наблюдая за тем, как огромный Корнил пытался отстраниться от чересчур тесных объятий чернобрового разбойника, не уступавшему главарю в ширине плеч. Захватывало дух от радости, стоило представить себе, чем могло закончиться шумное застолье. Но время шло, а кроме сытых и довольных лиц, взгляду не за что было зацепиться. Устав от созерцания чужого довольства жизнью, Роксана отвернулась и столкнулась с так и не растерявшим обиды взглядом Леона.
Не надоело тебе еще? вскользь поинтересовалась она.
Что не надоело?
Обиды не надоели? Мало тебе от них обид, она кивнула головой в сторону накрытых столов, так ты еще и другие себе придумываешь.
Знаю, он вдруг сжал кулаки и давно не стриженые ногти вонзились в ладони. Если бы не обида, я бы и здесь не оказался.
Она сдержала неуместный вопрос. Вовсе не потому, что ей нелюбопытно было узнать, какая такая обида лишила его свободы. В последний момент остановила ее другая мысль: за откровенность нужно платить. А к ответной откровенности, как ни крути, она не была готова. Но как за молнией следует гром, так и парень, начавший говорить, уже не мог остановиться.
Я с другом Он сопровождал меня. То есть Мы шли на юг. Точнее, шел я, а друг меня сопровождал, темные глаза уставились на сведенные в нервном переплетении пальцы рук. Он сильный был. Я мог на не него положиться. Он спас меня от смерти спасал от смерти не раз. Он хороший был
Та девчонка была,
Чудо как хороша,
Взглядом так обожгла,
Что раскрылась душа.
Я шептал страстно ей
И гордился собой:
"Если будешь моей,
Дам тебе золотой"
Куплет разудалой песни, подхваченный десятками голосов, заглушил голос Леона. Уже и петь начали, мелькнула у Роксаны злорадная мысль, может, все-таки подерутся?
Говорил мне мой друг:
"За один золотой
Все девчонки вокруг
Побегут за тобой".
Но напрасно он рек,
И сомкнулись кусты
Я ее подстерег,
Но сказала: "Прости.
Милый мой голубок,
Мне ответь что-нибудь!"
И ударил кинжал
Мне в открытую грудь!
Нестройный хор голосов перекликался с далеким волчьим воем. Один из разбойников, по всей видимости, любитель застольного пения, оставив всех певцов далеко позади, первым закончил историю о непростой любви.
Завершила свой круг,
Жизнь моя под луной
А в таверне мой друг
Мой достал золотой!
Леон терпеливо дождался конца песни. Потом как-то странно вздохнул, будто именно о такую историю и собирался рассказать, однако разговор повел не о любви.
Он говорил: поплывем по реке, так безопасней будет, пусть и дольше, широко открытые глаза ловили далекий свет Селии. Кочевники, говорит, воды не любят. Он сильный был и храбрый. Ночью плот строил, чтобы нам на юг плыть. А я сбежал. Обидно стало, что он как главный стал. Лошадь у меня быстрая была, уверен был, что он за мной поскачет и догонит раз взялся беречь. И, правда, догнал. Когда в поле за мной разбойники погнались, он наперерез им скакал. И стрелу в грудь за меня принял.