Только вот Холден готов не был.
Теперь, когда родители выбрались из земного колодца, ему на удивление хотелось остаться с ними. Он большую часть взрослой жизни провел вне планет. Спроси его кто, сказал бы, что и не скучает по Земле. По некоторым людямда. По местам детствапожалуй. Но тоски по целой планете не было. Только теперь, когда по ней нанесли удар, возникло желание защитить. Может, так всегда бывает. Он перерос дом своего детства, но в душе не сомневался, что дом этот никогда никуда не денется. Может, изменится. Может, немножко постареет. Но сохранится. И вот его не стало. Остаться хотелось, как хочется вернуться в недалекое прошлое, где беды еще не случилось.
Пришло сообщение от Фреда Джонсона. Они с техником-оружейником Сан-ю Стейнбергом и Гором Дрогой заканчивали последнее совещание. Как только приварят на место новую обшивку и проверят герметичность под давлением, можно отправляться. Если у Холдена на Луне остались дела, пора ими заняться.
У него на Луне осталось одно последнее дело.
Горелки вспыхивали, гасли и снова вспыхивали. «Росинант» чуть-чуть менялсяне впервые за эти годы. Малые перемены, складываясь, превращали былой корабль в будущий. И людей тоже.
Вы в порядке? спросила Бобби.
А что?
Вздыхаете.
Это с ним бывает, влез Алекс.
Вздыхаю? удивился Холден, лишь сейчас вспомнив, что Бобби подключена к каналу «Только для Росинанта». И хорошо, что так. Я не заметил.
Не расстраивайся, посоветовала Наоми. Это даже мило.
Ну-ну, отозвался он. Наоми, вы когда кончаете? Фред уже в пути.
Ага, ответила она, и, возможно, ужас в ее голосе ему только померещился. Хорошо.
* * *
Карт, на котором они проезжали по лагерю беженцев, шел по электромагнитным направляющим. Колеса рокотали и поскрипывали довольно громко, так что Холдену пришлось повысить голос.
Если бы ей по-прежнему платила ООН или Марс, другое дело, говорил он. А если мы предлагаем ей постоянную работу на корабле, это надо хорошенько обдумать.
А чем она плоха? возразила Наоми. Знает корабли типа «Роси» как никто из нас. Ладит с командой.
Что ты имеешь против Бобби на борту?
В коридорах на глубине было сыро и тесно. Системы жизнеобеспечения работали на полную мощность и даже сверх того. Люди шаркающей походкой сторонились с дороги карта, кое-кто провожал его взглядом, но многие смотрели как на пустое место.
Территория беженцев пахла потерями и ожиданием. Чуть ли не каждый из мелькнувших вдоль дороги людей лишился корней. Холден с Наоми относились к счастливчикам. У них остался дом, хоть и изменившийся немножко.
Дело не в Бобби, ответил Холден. Бобби я рад. Но вот условия Мы что, будем ей платить? Или перераспределим права на «Роси», приняв и ее в долю? Не уверен, что это хорошая мысль.
Почему? подняла бровь Наоми.
Потому, что это станет прецедентом, который может относиться к любому принятому в команду.
Ты о Клариссе.
Я не хочу давать Клариссе Мао долю в «Роси», сказал Холден. Просто я Она здесьладно, пусть будет так. Я и сейчас не в восторге, но ладно, переживу. А Бобби я бы хотел принять в команду на полных правах, но просто не могу согласиться, чтобы Кларисса когда-нибудь назвала мой корабль своим домом. Одно деловзять ее на борт, а другоеделать вид, что она как Бобби.
И ты. И я.
Нет ей прощения? то ли поддразнивая, то ли всерьез спросила Наоми.
Прощениясколько угодно. Горы прощения. Но и границы тоже.
Карт вильнул влево и затормозил. Скрип колес затих. Отец Антон ждал в дверях, улыбнулся и кивнул, когда они выбрались из тележки и прыгуче зашаркали к нему. Квартира родителям Холдена досталась лучше многих. Маленькая, тесная, зато отдельная. Матерям и отцам не пришлось делить ее с посторонними. В воздухе витал запах фирменного желтого карри мамы Тамары. Отец Том и отец Цезарь стояли в дверях одной из спален, обнимая друг друга за талии. Отец Димитрий облокотился на валик старого дивана, а из кухни показались матери Элиза и Тамара. Отец Джозеф и мать Софи сидели на пуфиках, разложив между собой магнитный шахматный столик с разбежавшимися в ходе игры фигурами. Все улыбались, как и он, и никто не улыбался искренне.
Опять прощаться. Когда Холден уходил в обреченный рейс военного флота, тоже случилась такая минута. Может, он вернется через несколько недель. А может, никогда. Может, они останутся на Луне или переберутся на Лагранж-4. Или будет иначе. Может, лишившись фермы, десятилетиями удерживавшей семью вместе, они разведутся. Океан грусти вдруг накрыл Холдена, и очень трудно было это скрыть. Уберечь родителей от своего отчаяния. Как они оберегали его.
Они обнималисьпо одному, потом все вместе. Мать Элиза взяла Наоми за руку, попросила заботиться об их мальчике. Наоми торжественно пообещала сделать все, что в ее силах. Холден радовался, что Наоми участвует в этой, может быть, последней встрече, пока прощаться не подошел отец Цезарь.
Ты молодец, мальчик. Мы все тобой гордимся.
Спасибо, сказал Холден.
Ты задашь жару этим сраным головастикам, да?
Наоми за левым плечом Цезаря застыла. Ее улыбка, до сих пор теплая, мягкая, веселая, стала вежливой. Холдена словно пнули в живот. А Цезарь даже не догадывался, что сказал грубость. Холден не знал, что делать. Просить отца, чтобы извинился, или не портить последней минуты. Наоми, заговорив с матерью Тамарой, теребила себя за волосы. Занавешивала ими глаза. Дерьмо
Знаешь, начал Холден, это
Так он и сделает, перебила Наоми. Положитесь на него.
Она встретила его взгляд, ее глаза были темными и жесткими. В них ярче неоновой вывески светилось: «Не усугубляй». Холден усмехнулся, обнял напоследок отца Цезаря и стал отступать к двери, к карту, к «Росинанту». Все восемь родителей столпились в дверях, провожая. Он чувствовал их взгляды, даже когда карт, свернув за угол, покатил к докам. Наоми молчала. Холден вздохнул.
Ладно, сказал он. Теперь понимаю, почему ты не хотела Я должен извиниться
Нет, сказала Наоми. Давай не будем.
По-моему, я должен перед тобой извиниться.
Она повернулась так, чтобы смотреть ему в лицо.
Извиниться должен бы твой отец. Один из твоих отцов. Но я его от этого избавлю.
Хорошо, сказал Холден. Карт вильнул вправо. С дороги шарахнулся мужчина с густой бородой. Я собирался за тебя вступиться.
Знаю.
Просто надо было.
Знаю. И тогда я стала бы причиной всеобщей неловкости, и все бы сбились с ног, заверяя меня, как они уважают астеров и вовсе не имели в виду меня. А ты их сын, и они тебя любят. И друг друга любят. Поэтому, кто бы что ни говорил, виноватой вышла бы я.
Да, признал Холден. Но тогда мне не было бы так стыдно. А сейчас стыдно.
Это твой крест, милый, устало бросила Наоми.
Команду Фреда Джонсона они застали на загрузке в шлюз последних припасов. Новые заплаты на боку «Роси» бросались в глаза. Карт, высадив их, скрипя и рокоча укатил прочь. Холден замешкался, разглядывая корабль. На сердце у него было смутно.
Ну? спросила Наоми.
Ничего, ответил он. И добавил, помолчав: Было время, когда все казалось мне простым. Или хоть кое-что.
Он не меня имел в виду. Правда, не меня. Потому что я для него человек, а головастики, астеры они не люди. У меня на «Пелле» были друзья. Настоящие друзья. Люди, с которыми я выросла. Люди, за которых я тревожилась. Люди, которых я любила. С ними то же самое. Они убивали не людей, они убивали землян. Марсиан. Пыльников. Приземков.
Приземков?
Угу.
Этого я еще не слышал.
Наоми взяла его за руки, прижалась всем телом, пристроила подбородок ему на макушку.
Это считается грубым словом.
Холден прислонился к ней, насколько позволяла слабая сила тяжести. Ощутил тепло ее тела. Как поднимается и опускается грудь при дыхании.
Мы не люди, сказал он. Мыистории, которые люди рассказывают о нас друг другу. Астерыфанатикитеррористы. Землянеленивые обжоры. Марсианешестеренки в механизме.
Мужчинывоители, дополнила Наоми и продолжила пустым голосом: Женщиныкормилицы, они ласковые и сидят дома с детками. Так всегда было. Мы имели дело не с людьми, а с нашим о них представлением.