- Мне жаль, что это сообщение так сильно вас огорчило, - сказал граф, и Хорнблауэр понял, что все это время за ним внимательно наблюдали. Его захватили врасплох, что с ним случалось редко, но он уже взял себя в руки и выдавил улыбку.
- Это значительно облегчит нам путешествие по Франции, - сказал он.
- Да. Я подумал о том же, как только прочитал. Поздравляю вас, капитан.
- Спасибо, - сказал Хорнблауэр.
Однако лицо у графа было встревоженное - он хотел что-то сказать и колебался.
- О чем вы думаете, сударь? - спросил Хорнблауэр.
- Всего лишь о том, что в некотором смысле ваше положение стало теперь более опасным. Вас объявило погибшим правительство, которое не сознается в ошибках - не может себе этого позволить. Боюсь, что оказал вам медвежью услугу, столь эгоистично навязав вам свое гостеприимство. Если вас поймают, вы будете мертвы; правительство позаботится, чтоб вы умерли, не привлекая к себе дальнейшего внимания.
Хорнблауэр с непоказным безразличием пожал плечами.
- Так и так бы меня расстреляли. Разница невелика.
Он переваривал сообщение, что современное правительство балуется тайными убийствами, и даже готов был счесть это напраслиной - он бы поверил, скажи ему такое о турках, даже о сицилийцах, но не о Бонапарте. Он немного ужаснулся, поняв, что тут нет ничего невозможного - человек, обладающий безграничной властью и поставивший на карту все, окруженный сатрапами, в чьем молчании уверен, не станет выставлять себя на посмешище, если может обойтись простым убийством. Мысль была отрезвляющая, но он заставил себя бодро улыбнуться.
- Ответ достойный представителя мужественного народа, - сказал граф. Однако о вашей смерти узнают в Англии. Боюсь, мадам Оренблор будет опечалена?
- Боюсь, что так.
- Я бы изыскал способ отправить письмо - моим банкирам можно доверять. Другой вопрос, разумно ли это.
Если в Англии узнают, что он жив, узнают и во Франции - его снова начнут искать, на этот раз еще тщательнее. Мало пользы Марии узнать, что он жив, если в результате его убьют.
- Я думаю, это было бы неразумно, - сказал Хорнблауэр.
Он ощущал странную двойственность: Хорнблауэр, для которого он так хладнокровно планировал будущее, чьи шансы выжить он оценивал так математически точно, был марионеткой в сравнении с живым Хорнблауэром из плоти и крови, чье лицо он видел в зеркале, бреясь сегодня утром. Он знал по опыту, что эти двое сливаются лишь в самые опасные минуты - так было, когда он плыл в водовороте, спасая свою жизнь, или ходил по шканцам в разгар боя - и в эти минуты приходит страх.
- Надеюсь, капитан, - сказал граф, - что новости не слишком вас огорчили?
- Ничуть, сударь, - сказал Хорнблауэр.
- Чрезвычайно рад слышать. Возможно, вы с мистером Бушем не откажете мне и мадам виконтессе в удовольствии видеть вас сегодня вечером за карточным столом?
Вист был обычным вечерним времяпровождением. Граф любил игру, и эта общая черта тоже связывала его с Хорнблауэром. Однако, в отличие от Хорнблауэра, он основывался не на просчете вероятностей, а на чутье, на некой инстинктивной тактической системе. Удивительно, как он иногда первым же заходом попадал партнеру в короткую масть и забирал у противников верные взятки, как часто в сомнительной ситуации интуитивно угадывал выигрышный ход. Иногда эта способность покидала его, и он сидел весь вечер с горькой усмешкой, проигрывая роббер за роббером безжалостно точным Хорнблауэру и невестке. Но обыкновенно сверхъестественная способность к телепатии приносила ему победу - это бесило Хорнблауэра, если они были противниками, или донельзя радовало, когда они играли вместе - бесило, что его мучительные расчеты шли прахом, или радовало, что они полностью оправдались.