Но краснели набухающими почками над стрехой сучья старых тополей. И под гнилыми водостоками проросли и уже споро вытянулись юные березки, а за низким штакетником у порога проклюнулись сквозь прошлогоднюю листву первоцветы. И гонцу казалось, что она уже однажды здесь была.
Спадарыня Бирута, ау?!
Разбухшая дверь распахнулась, заставив Мирека отпрыгнуть. На крыльце воздвиглась царственного вида толстуха в венце каштановых с сединой волос, с цветастым платком, сдвинутым за плечи. Вытерла о передник большие красные ладони:
От оглашенный!
Подмигнув хитрым глазом, Мирек приложился к распаренной руке. Тетка вскинула подбородок. Поверх склоненной головы паныча разглядела Гайли и попятилась, ткнувшись спиной в косяк:
Уль-ка Сгинь!
Гайли поставила щенка на землю. Грязными пальцами потерла звездочки над бровями.
Всем вдруг стало как-то неловко. Захотелось уйти со двора или хотя бы укрыться за конскими спинами. Громко вздохнула Франя.
Ладно,звучным голосом припечатала Бирутка,проходите. Януш!! Коней в стойло
Да мы сами,заторопился Мирек.Еще наши в лесу есть. Тут как, тихо?
Было тихо, пока ты не орал,засопела хозяйка.Панночка Франя, пожалте в хату.Обдала Гайли холодом.Ну, и ты тоже.
Не пойму, что на нее нашло,быстро шептала на ухо Гайли панна Цванцигер, пока они, поддерживая саквы, спешили за толстухой по коридору.Они хорошие, и накормят, и спрячут. У тутошней панночки родителей в прошлый мятеж убили, а она все равно не боится. Мне бы быть такой отважной.
А разве не Бирута хозяйка?
Не-ет,Франя затрепетала рыжими ресницами,она стряпуха. А хозяйкаВолчья Мамочка.
Спросить, отчего здешнюю панну так окрестили, гонец опять не успела. Взвизгнула петлями дверь, и в глаза плескануло солнце. Соткало из пыли, повисшей в воздухе, серебристую паутину.
Проходьте. Раненых много?
Двое. Одного пулей в руку царапнуло, второго саблей задело.
Стряпуха кивнула.
Вы голодные?
Нет. Нам бы умыться.
Принесу. Ночевать останетесь? Я баню истоплю.
Губки Франи дрогнули. Не нужно быть гонцом, чтобы понять, как же ей этого хотелось.
Останемся,кивнула Гайли. Вздохнула, увидев в настенном зеркале свое мурзатое отражение.
Ой! Я сейчас,полезла в сумки Франя.
Бирутка, облив Гайли презрительным взглядом, выцедила сквозь поджатые губы:
Не надо. Наша панночка любит в мужское одеваться, так что-нить тебе подберу.
И ушла, прикрыв двери так осторожно, что Гайли показалось, будто стряпуха ими хлопнула от всей души. Деликатная Франя, сославшись на что-то срочное, ушла тоже. Недаром же гонец больше всего на свете мечтала остаться одна. Проку от нее все равно немного. С ранеными Бирута управится, а к хозяйству чужую не подпустит. Кто же эта Улька, чтобы от одного вида так напугаться?
Оставив чужие загадки на потом, Гайли выложила на постель свои вещи и занялась методичным осмотром, не трогая пока сапоги, одежду и бельеуж слишком неприятно было бы снова натягивать на себя грязное. Только вытряхнула шерстяной тяжелый плащ да вывернула карманы. Ничего существенного в них не нашлось, кроме денег и размокшей корки хлеба. На табурете Гайли поставила в столбики дюжину золотовок и две с четвертью марки мелочью. Хлеб же, с трудом отворив разбухшую раму, раскрошила на подоконник. За корку немедленно стали драться синицы и воробьи. Их ор, плеск мелких крылышек в голубом небе, запахи разогретой земливсе это была весна. Гайли постояла, закинув голову, зажмурившись, вбирая в себя тепло и свет. Моргнула и вернулась к обыску. Вывалила все из сумки, осмотрела подкладку, кармашки и ремешок. За кожаной подкладкой нашлись три "голубенькие"общим счетом сорок пять марокхватит на небольшое стадо коров. Хмыкнув, Гайли повертела в руках тонкий серебряный кубок с чернью и парную к нему баклажку. Отвинтила крышечку, заглянула внутрь, понюхала, отпилавнутри оказалась приторно-сладкая романея. Развязала узелки, попробовалаподмокшие соль и сахар. Перебрала, обнюхала и лизнула сложенные в отдельные холщовые мешочки растертые в порошок крапиву, серпорезник, чабрец Запас трав в сумке оказался весьма основательным, хотя и меньшим, чем ей казалось. Кроме того имелись свернутое в трубку тонкое льняное полотно, запасные обмотки, шило, охотничий нож в деревянных ножнах, обтянутых рыжей кожей. Охапка кожаных шнурков; коробок из почерневшего серебра с совершенно сухими спичками, липовая ложка, сушеное яблоко; иголки, нитки, ножницы, стальная шкатулка с пол ладони величиной, прячущая зеркальце; перламутровый черепаховый гребень В общем, ничего необыкновенного. Ничего такого, что могло бы объяснить, чем Гайли занималась всю зиму.
Единственное, что отчетливо показалось страннымгрязь на одежде, добротной, но достаточно поношенной, чтобы в ней было удобно путешествовать. К гонцам дорожная грязь не липла, это являлось правилом, не знающим исключений. До сего дня. Гайли почесала голову. Хоть живность в волосах не завелась, и на том спасибо. Уже привычно она подергала на шее удавку-ружанец из зеленых скользких камней. Замок сломался, а через голову снять ожерелье не получалось. Никаких других украшений не было ни на Гайли, ни в сумке. И пропал нательный крестик. Крестик подарил Гивойтос: изящный серебряный, на тонкой серебряной же цепочке, с эмалью и гранатовой каплей посередине. Гайли огорченно вздохнула и взялась расчесывать волосы. Только подумать как следует ей так и не дали.
Громко, демонстративно постучав, вплыла пухлощекая Бирутка. Губы ее были все так же поджаты, руки сложены под передником. За Бируткой переминались незнакомые рослые мужики в плотных серых свитках и лаптях, развозили на пороге грязь, мяли шапки в руках, скребли головы.
Бежит молва вперед скакуна,фыркнула стряпуха.
Так панна-гонец, ратуйте!
Гайли небрежно заколола на темени грязно-рыжую гриву:
Что случилось?
Мужики, назвавшиеся Пилип и Андрей, единым движением переступили с ноги на ногу, приведя чистюлю-стряпуху в ярость:
Зверя как бы у нас
Как бы большая.
"Чудовище обло, огромно, стозевно, и лайя"
Гости с искренним, почти божественным обожанием в глазах взглянули на гонца, с трудом подавив в себе порыв пасть на колени.
Ага, лает,изрек первый тоненько.
Точно, лает,басом подтвердил другой.Страсти какие!
Панна матухна
Ратуйте.
Все для вас
В костеле, ирод
Божечка
Вы братья?
Мужики недоуменно переглянулись:
А? Ага.
И где ваш костел?
Хорошо бы не новодел, один из узлов Узоракак в Навлице. Вот где непременно надо побывать. Потому что последнее, что она запомнилагнилой деревянный запах старых склепов на навлицком кладбище, солнце и треньканье синицы в полуголых рябиновых ветвях. Там лежат корни ее очередного беспамятства и боли в руке
Гонец перевела взгляд на правое запястье, обмотанное грязным бинтом. С осени? Чем же можно так пораниться, чтобы до апреля не зажило?
Так мы на телеге, как на пуху, живо туда домчими обратно.
И заплатим.
Где ваш костел?переспросила женщина раздельно и жестко.
В Рысяхотозвались мужики жалостно.Девять верст. Но мы ж, как на пуху
"Пропала моя банька",огорченно подумала Гайли.
Лейтава, Рыси, 1831, апрель
Рыси были селом непримечательным. Кроме того, разве, что получили название от самого Гядимина. Будто охотящемуся невдалеке князю прыгнула на плечи рысь, обломала когти о железную бармицу и была благополучно затыркана копьем. Но это легенда. А вот корчма на перекрестке, известная даже в Вильне свиными ребрышками и пивом, сгорела у местных на глазах. Каштелян Доленго и шляхтич Йозеф Баня проездом и выпив, поспорили, кто лучше фехтует. Заплатили полностью корчмарю Ицке, подожгли дом и, войдя в него с двух сторон, стали биться на саблях. А поскольку оба мастера были преизрядные, и урона один другому все никак не могли нанести, то и выволокли их из огня основательно обожженными.
Байки сыпались, как из меха, и лишь к концу пути мужики стали примолкать и задумываться. Лошаденка тоже задумалась и двигалась почти шагом, что гонцу не понравилось. Гайли отобрала из вялых рук старшего брата вожжи, остановила чубарую и в упор уставилась на мужиков суженными сердитыми глазами:
Ну, а все же. На кого похож ваш зверь?
Спутники дружно развели руками.
После десяти минут уговоров и даже угроз, а также препирательств между братьями по поводу вида и величины внешность неведомой зверюшки кое-как обрисовалась. Была тварь, сидя на задних лапах, ростом с копну, только тощая. Черна, но как бы пегая ("Плесенью такой покрытый али лишаем"). Хвост имела львиный, морду квадратную ("Ряха прям, как у нашего аканома!"). И, кроме того, были у нее медные крылья, острые по краям, словно ножи. На вопрос, не примерещилось ли чудовище спьяну, Андрей с Пилипом уверили хором, что оба непьющие. За то их "обчество" и снарядило. И когда даже пан ксендз при виде "звери" из костела сбежал! "А особа духовная, в непотребстве каком не замечен". Гайли хмыкнула и почесала голову. По описанию выходила геральдическая тварь. Если та, конечно, может ожить. В угорский городок Пальмира, к примеру, чтобы отпугнуть болотных духов, навезли подобных зверей числом чуть ли не шестьсот: медных, каменных, деревянных; любых размеров и обликов. И рыкающих, и подчиненных, и атакующих. С крыльями, со щитом, с поднятой лапой и человечьей головойэтого из самой Та-Кемской страны. И даже вовсе без головы. Когда городка тогоодна перспектива. Самое нежданное, подумалось гонцу, в болотах тонуть действительно перестали. Даже спьяну.
А клюв у него есть?
Не, нету,закрутили шеями мужики.Морда собачья, только стесанная.
И лает.
За выяснениями незаметно прошел остаток дороги, и соломенная крыша сарая или хлева, которая лишь маячила на повороте, неожиданно приблизилась вместе с бревенчатыми стенами под ней, мелькнула в окошке задумчивая коровья морда, и колеса заскрипели по гравию. Пахнуло навозом и травой. Березы, растущие вдоль улицы, качнули розовыми ветками. А в остальном, хотя солнце стояло еще высокопустынная тишина. Даже кур не видно. Ставни прикрыты, ворота заперты. Точно село изготовилось к осаде. А ведь праздник, день Мартына-лисогона, когда лисица норы меняет: старые на новые. А еще на лисиц нападает куриная слепота. Вот так выскакивает желтенькая из-под забораи нападает, какие там куры! Гайли спрыгнула с телеги, отщипнула липкий ядовитый цветок, которому не повезло вылупиться первым. Уже здесь она начинала чувствовать страх и злобу, выплеснувшие на окруженную каменными склепами площадь. Вот где людей было много. Они или ходили, или стояли группками, словно и дела у них иного не было. Тут не оказалось ни малых, ни старых. В основном, молодые крепкие мужики. Хотя встречались и бабы, решительные и истеричные. И почти все были вооружены. Кто дрекольемиз-за чего пострадали заборы, кто поосновательнейухватами, косами, вилами. Имелись двустволки и дробовики, и даже вполне исправное на вид кремневое ружье. Народ переговаривался, иногда возвышая голос до крика, переминался, курил. Несколько мужиков степенно и основательно таскали к деревянным стенам костела дрова. Над костеломмаленьким, домашнимраскачивала ветками старая береза. На нейтак же нервно, как люди на площадиперекликались вороны. От мужика к мужику мельтешил ксендз в черном подряснике, размахивал руками.
напихать дровишек в окно, да походню кинуть
воет?
Да не слыхать
Телегу с ходоками и гонцом заметили не сразу, а когда заметили, без особой спешки потянули шапки с голов. Андрей с Пилипом закивали, ощерились радостно и гордо.
Ну что, не сбег?спросил старший брат.
Тут. Сидит!разноголосо откликнулись в ответ.Вот, выкурить хотим.
Панна,кинулся к Гайли ксендз,пожалуйста! Спалят же, вандалы
Толпа колыхнулась и глухо заворчала.
Гайли спокойно указала ресницами на припертые двери: разбирайте. Пилип с Андреем первые засучили рукава, принялись оттаскивать бревна. Гайли привычно потянулась душой за стены, ища сидящего внутри. Ответ пришел. Существо в костеле было смущено и растеряно, но не враждебно, и женщина вошла, перекрестившись на пороге.
Узла здесь не оказалось. И все равно было красиво. Кованое железо на окнах казалось легче кружева, распускалось цветами. Плясала в воздухе золотая пыль. А на мозаиках нефа лежал зверь с львиным телом, собачьей головой и медными орлиными крыльями, лениво заметал смальты кисточкой хвоста, и те сверкали на вечернем солнце.
Тяжелая голова повернулась на шаги:
Г-гонец? Здр-рав-вствуй
Симарьгл,Гайли улыбнулась. Точно такие звери охраняли вход в замок Гивойтоса: пегая каменная шкура, сложенные медные крылья, улыбчивая морда с сонно прикрытыми, но все равно любопытными и ласковыми глазами.Здравствуй. Зачем ты разогнал верников?
Длинный хвост нервно застучал по полу:
Наж-жалов-вались н-ну-у они пели.
Красиво?
Ш-шутишь?Симарьгл облизнулся лиловым языком.Я не в-винов-ват Они так красиво пели. Н-ну-у я вошел на крыльцо.
А потом?
Бульдожья голова стыдливо понурилась: зверю совсем не хотелось рассказывать, как он вполз в притвор, а затем носом приоткрыл дверные створки. И беззвучно повлекся между скамьями. И вел себя тихо, как мышка, пока звучный голос органа не пробудил душу и не заставил вплести в песнопения собственный трубный вой. Верники скажем, закричали. Скажем даже, перепугали и смутили Симарьгла. И он заметался вместе с ними, наступая им на ноги, взмахами крыльев загасив свечи и опрокинув несколько курильниц. Ксендз, отпихиваясь ногой от служек, забился под наалтарное покрывало короче, через неполные пять минут поле хвалы осталось за псом, в которого не многие и верили.
Гайли от хохота рухнула на ступеньки:
Ой, н-не м-можу! Во-во
Не долго думая, невезучий меломан сунул кисточку хвоста в чашу со святой водой, полагающуюся у двери. Окропил обильным дождичком помирающего от смеха гонца и со скорбным выражением на морде вытянулся на плитах.
Спасибо,вытирая мокрое лицо, серьезно сказала Гайли.Пойдем объясняться?
Симарьгл отрицающе заворочал башкой. Паникеры могли ведь уже опомниться и совсем по-иному выразить отношение к объекту языческой конфессиикамнями и палками, например. Бока чесать лучше лапой. Зверь сделал попытку отползти, но был пойман за загривок. Гайли вполне дружелюбно потрепала свисающие уши:
А скажи-ка мне вот еще. Откуда ты вообще взялся?