Отставной генерал не мог видеть себя со стороны, зато Антося мучительно всхлипнула: так этот склонившийся со свечой в руках к портрету немец походил сейчас на Гивойтоса. Она вспомнила себя маленькую на солнечной поляне, и запахи пыли, сырости и травы, и торжественное колыхание папоротника, в котором скользнуло черное ужиное тело
Генрих перешел к следующей картине. Это был портрет юной женщины, почти девочки в народном уборе на фоне хмурого леса и бревенчатой, без окон, постройки, торцом выпирающей из-за рамы. Кусочек неба, видный над полегшими черными елями, рябинами и орешником, был густо-лиловым, с примесью желтизны, как перед грозой. Русые волосы девушки растрепал тот же невидимый ветер, она подхватила их хрупкой рукой, а второй придерживала цепь с зеленым камнем в ямке груди. Густые ресницы затеняли испуганные глаза.
Айзенвальд озадаченно потер лоб:
И что ж мне Бирутка вправляла, что зеленые камнигрех?
ЭтоДребуле!
Что?
Осинка, предательница!решительно шагнула к Генриху панна Антонида. Даже в скупом свете было видно, как эти двое похожи: легкие, худенькие, рыжие. Вот только подбородок Антоси был вздернут, а глаза непримиримы. На тонком же лице Осинки читались боль и вина.
Зря дядя ее рядом с отцом повесил. Нехорошо.
Генрих кивнул на человека в короне:
Так это не Гивойтос?
Жвеис. Но они очень похожи.
Айзенвальд закусил губу:
Сколько ей было тогда, Осинке? Года три-четыре? Когда ее пытали в баньке и пугали темнотой.
Я об этом не думала.
"Потерпи три дняи всемерно была бы прощена".
У ксендза Казимира нахватались ересей?произнесла Антя неприятным голосом. Упрямо нагнула лоб:За меня вот некому вступиться.
А ваш жених, Александр Ведрич? Разве не к вам он ехал жениться в конце октября?
Антя отшатнулась. Губы дрожали. Руки незаметно для нее комкали то полы кожушка, то рукава, то платок на голове. Пощечина заставила девушку очнуться. Айзенвальд вытащил письмо от Франи Цванцигер и светил свечой, пока панна Легнич читала. Потом скомкала конверт и листок, жестко отерла слезы с глаз:
Мертвые не воскресают.
Железная девка!
А я уже начал привыкать,насмешливо протянул Айзенвальд,что они у вас только этим и занимаются.
Антя не успела так же едко ответить. Пронзив стены и перекрытия, донесся крик.
Это с той стороны. Можно бы через залу, но дверь заперта!
А как еще?
Панна Легнич на секунду задумалась:
Кажется Бежим.
К ней вернулись решительность и целеустремленность, те самые, что Айзенвальд отметил в вечер знакомства.
Погодите. Они не стреляют, почему?
Уходя, Тумаш забросил на плечо прекрасный штуцер омельской работы, приобретенный Айзенвальдом в Вильне. Студент влюбился в оружие с первого взгляда, до огня в глазах. Был уговор, что в случае опасности Занецкий выстрелит.
И кто из них кричал?
Генрих отставил сумки, проверил, легко ли вынимаются пистолеты. Антя угрюмо ждала. Потом повернулась и, дернув растрепанной косой, размашисто пошла по галерее.
Вот сюда по лестнице и налево, через балкон.
После крика тишина пугала. Напряжение Айзенвальда, наконец, передалось Антониде. Она больше не спешила, двигалась сторожко и бесшумно, как лиса. Почти наощупь одолев винтовую лестницу, они оказались в анфиладе, просматриваемой насквозь. Комнаты под покровом пыли и с голодно распахнутыми дверями были похожи, как отражения в зеркалах. Генрих какое-то время прислушивался, пробуя ощутить чужое присутствие. Звуки были обыкновенные: царапанье мышей за панелями, треск рассохшихся полов, дребезжание под ветром стекла. Волосы на затылке шевелило не предчувствие, а сквозняк. На толстом одеяле пыли, кроме его и Антосиных, не было следов. На балконе над залой, дверь куда Айзенвальд открыл, поковырявшись ножом в замке, воздух было особенно спертым, несмотря на сырость и холод. От него тянуло чихать и першило в горле. Балконы, предназначенные для бальных оркестров, тянулись почти под потолком по всему периметру. Выше был только ряд узких витражных окон и лепная розетка в своде, из которой свисала устрашающих размеров люстра, закутанная в кисею. Все этой Айзенвальд заметил мельком: и световые столбы с вьющимися пылинками, и луч, коснувшийся выпавшей из прорехи хрустальной подвески.
За следующей дверью, в торце, оказался мостик, как бы подвешенный над широкой парадной лестницей и обрамленный балюстрадойна этот раз не из мраморных столбиков, похожих на кувшины, а из тонких деревянных прутьев с позолотой на утолщениях. Напротив нависал такой же мостик, переходящий в лестничный марш, а еще ниже Тумаш с Кугелемживые и на первый взгляд совершенно целыесклонились над сломанной огромной куклой, серой от пыли. Айзенвальд даже не подумал отогнать панну Легничсмешно ожидать сантиментов от той, что готова превратиться в волка, чтобы вцепиться в горло врага. Он окликнул:
Подождите, мы сейчас спустимся.
Панне лучше не надозадрав голову, начал законник.
Глаза Антоси были сухими и жесткими:
Я с вами.
Миновав по очереди арку, зал с полукруглым окном и еще одну арку, они сошли по пыльной ковровой дорожке, придавленной позеленевшими медными прутьями. Кугель с Занецким топтались на лестнице долго и обстоятельно, взбив до грязной каши пыль пополам с занесенным на сапогах и растаявшим снегом. Зато кое-где обозначился цвет ковровой дорожкитравяной с яркими цветочными венчиками. На этих цветах лежало вниз лицом укороченное, с неестественно вывернутыми конечностями тело. Женскоеесли судить по платью и длинным волосам, одинаково седым от приставшей к ним комковатой пыли. Подол задрался, открывая месиво нижних юбок и подошву туфельки с плоским каблуком, запнувшейся за балясину. Второй туфельки видно не было: то ли куда отлетела, то ли пряталась в пыльных камке и кисее. Эти юбки вытащили за хвостик воспоминание: Игнась Лисовский перед расстрелом все кричал, что видел в окне сгоревшей спальни Северинусмутное лицо и руку, отклонившую пыльный тюль. Стены нежилого уже домаи качнувшаяся в проеме серая занавеска. Несколько мгновений Айзенвальд не дышал.
коников мы поставили в конюшне чтоб не ели волчки коников ивотлицо Кугеля было расстроенным и землистым.Конюшни хорошие да Я кричал. Мы бы к вам бежалида ноги не пошли,колобок закинул голову, точно стараясь не спотыкаться о мертвую взглядом.Я привалился вот тут
В том месте, на которое он указал, очистившиеся перила отливали благородным золотом лакированного дерева.
И пан Тумаш сказал Он к вам хотел Да как я один у меня сердце,Кугель пухлой ладошкой подхватил шею, должно быть, показывая, где именно это сердце оказалось.Он меня просто спас!
Айзенвальд кивнул, в который раз подивившись обилию талантов своего секретаря. Занецкий скромно пожал плечами.
Панна Антонида, хотите?Антя отшатнулась от протянутой фляжки, как от жабы. А Генрих взял, с удовольствием втянул ноздрями запах выдержанного лимузенского коньяка. Выпил глоток из круглой крышечки, и сразу стало тепло и почти хорошо.
Лизунчик.
Просто спас,повторил Кугель и облизал бледные губы.Ничего не будем тут трогать. Вернемся в Вильню и известим полицию.
Студент тихо фыркнул. Следовало это понимать так, что погибла неизвестная невесть когда и как: может, сбросили еевон с того мостика, где только что были Айзенвальд с Антосей. А может, случайно упала, или самоубийство. Опять же, следов никаких уже не отыщешь и убийцу, если был такойтоже. Ну, поездят туда-сюда
странно, подумал Айзенвальд. В записях о двубое между Гивойтосом и Александром Ведричем ни словом не упоминалось еще одно тело. Да и непогребенным его бросить не могли. Значит, эта женщина появилась здесь уже потом, хотя, если судить по слою пыли, ненамного позже двубоя
Айзенвальд, наклонившись, отряхнул волосы мертвой. В свете, обильно падающем сквозь оконные проемы, расплескавшиеся локоны зажглись рыжиной. Генрих до крови закусил губу. Все его внутренние рассуждения были лишь попыткой отдалить время, когда он перевернет покойную, чтобы взглянуть ей в лицо.
Я подумал, сперва подумал: кукла,голос студента почти неприметно дрожал.
П-пане Тумаш, ваша правда. Только в-вот заметьте. Если она, Господи помилуй, тут год или больше лежит. Почему ее не погрызли мышки, или пасюки, скажемвысказался нотариус с неожиданной прозорливостью.А не они, так мураши могли до косточек Ой, панна Антонида
Генрих рывком перевернул на спину костяное тело. Из-под спутанных волос на него глянуло высохшее до состояния мумии, желтовато-зеленое лицо Ульрики Маржецкой.
Антося со всхлипом втянула воздух.
Вы знали ее, панна Антонида?!
Антося изготовилась против Айзенвальда, и вопрос Кугеля застал ее врасплох.
Уль Улька. Она жила тут в пуще, неподалеку.
Одна? Бедная! Но сукня на ней вроде господская,вторично выказал проницательность законник: он был явно умнее, чем хотел казаться. Платье и вправду было чересчур хорошо для лесной ведьмы и даже для застенковой панночкииз плотного оршанского атласа с золотыми разводами, ясно заметными, когда с него стряхнули пыль. Табиновая вставка на груди и узкие рукава по запястью обшиты тканым кружевом, верх рукавов и приподнятый в нескольких местах широкий подол скрепляли банты.
В пуще?Тумаш Занецкий удивленно приподнял ровные брови.
Она была знахаркой. Очень неплохой.
Когда вы видели ее в последний раз?жестко спросил Айзенвальд.
Антя обратила к нему потемневшие злые глаза:
Это допрос? Можно, я не буду отвечать?
Что вы, панна ласкава,заворковал Кугель.Просто к бедняжке участие. Раз уж панна покойную знает. Может, ее ищут давно.
Нотариус смешно потер покрасневший нос.
Она пропала два года назад, осенью,Антя сжала кулачки в серых варежках перед грудьюкак, должно быть, делала всегда, когда терялась либо страдала и злилась.Я искала ее. При скорбных для меня обстоятельствах.
Получается, когда умер от укуса змеи Александр Андреевич, сопоставил Генрих. Да, это логично. "Говорят, Улька мертвого может поднять. Только я в это не верю". А вот Антося, в отличие от сестры, верила. Только панна Ульрика Маржецкая, похоже, к тому времени лежала со сломанной шеей здесь, в замке Гивойтоса, совсем недавно убитого на двубое, и ничем не могла Алесю Ведричу помочь.
Погодите,Тумаш бережно отвел с лица мертвой Ульки бурую слипшуюся прядь.Погодите, крейвенская ведьма Я вам говорил что-то такое,он обратился к хозяину.Тогда, у Господи!он хлестко хлопнул себя по лбу.Ульрика Маржецкая!! Та, которую хотел утопить жених.
Кугель, словно деревянная сова на ходиках, крутил головой от одного к другому и на сухие глаза Антоси.
А потом погибла сестра. Так что, панове, ее никто не ищет.
Панны дядя принимал в ней участие?
Умница колобок с самого начала этой поездки подыгрывал Айзенвальду лучше некуда, а этот вопрос был просто жемчужиной. Пока непримиримая панна в растерянности, ответа можно дождаться.
Что бедная девочка по-уличному не была одета и выходила из покоев, когда это с нейобъяснил свою мысль Кугель, наивно хлопая короткими ресницами.
Они были знакомы,ответила Антося сухо.Дядя вполне мог оказать ей гостеприимство.
Но точно панна не знает?
Это жестоко, панове, над теломона резко встряхнула плечами, отворачиваясь. И вытерла варежкой по-прежнему сухие глаза.
Айзенвальд поймал себя на том, что здесь играют, неумело, но старательно представляя друг перед другом нечто, скрывающее истину, все. За исключением, пожалуй, Занецкого. И мертвой.
А панну только Ульрикой звали?
В устах нотариуса закономерный вопрос. Фамилия с указанной в завещании совпадает, тут тебе и наследницы, и мотив. Убивает тот, кому это выгодно.
Этот дом мне не нуженочень вовремя отвернулась Антося: не видно глаз.Он проклят, я говорила. А даже если мне все равно не на что его содержать. И
Простите, панна Антося,прервал ее Айзенвальд.Пока светло, нужно осмотреть тело. Пан Тумаш мне поможет,Занецкий кивнул.А вас с паном Кугелем я попросил бы уйти.
Кугель смешно подал руку крендельком:
Панна ласкава. На крылечко прогуляемся?
Айзенвальд поймал ненавидящий взгляд, брошенный через плечо, и тут же забыл о нем, занявшись делом.
Ох, и зимно во дворе, ох, и зимно!толстяк нотариус, страшно довольный прогулкой, раскачивался и притопывал сапогами, шлепал себя по румяным, как снегири, щекам. Айзенвальд задумчиво оглядел собственные растопыренные пятернипальцы задубели до бесчувствия. И внутренности, было, отогретые коньяком, спеклись в ледяной ком. Генерала не спасло даже то, что тело Ульки накрыли сорванной с окна портьерой. К счастью, она умерла сразу. Разбилась при падении. Кровь, пролившаяся из носа и ушей, быстро свернулась, оставив дорожки под ноздрями, пару слипшихся прядей и несколько пятен на ковре. Бросали бы мертвуюобошлось без переломов. Пьяницы и покойники летят расслабленно, оттого целые; живыесопротивляются. Пальцы Ульки все были сломаны, и позвоночник вогнало в черепно на иссохшем оливковом теле не нашлось порезов и огнестрельных ран. И следов зубов, кстати, тоже. Генрих застегнул на мумии платье, зачем-то удивляясь, как же оно велико, хотя и при жизни, верно, болталось на худенькой Ульрике. А Тумаш хорошо держался: ни обмороков, ни стонов. Помогая хозяину, обмолвился, что изучает медицину одновременно со своей математикойникогда не знаешь, мол, что пригодится в жизни. Вот и пригодилось, так разтак! Без Антоси с Кугелем они суховато обсудили, что панну Маржецкую сбросить вниз никак не могли: лестница достаточно пологая, но толкни ее с силойупала бы, перекатившись, не там, где нашли, а у самого подножия. И случайно упасть не могла, даже в обморокеперила достаточно высокие. Значит? Мужчины переглянулись и замолчали: двух лет без погребения достаточно, чтобы искупить всякий грех.
Версию убийства исключало и то, что одежда оказалась целая, только платье чуть разошлось по шву сзади у талии. Но это могло случиться и сегодня, когда труп вертели и раздевали. Кроме обуви и одежды при Ульрике нашлась лишь связка ключейсовершенно такая же, как у Кугеля. Нотариус забрал ключи себе.
Что станем делать, панове?возгласил он.
Тут есть домовая церковь, панна Антонида?спросил Айзенвальд, устало наклоняя голову к плечу.Положим панну Маржецкую там. А завтра отвезем в Навлицу, похороним по-христиански.
Там,Антя мотнула головой вправо,за прихожей, где мы вошли, но в другом крыле.
Занецкий с тоской посмотрел на лестницу. Антя вдруг улыбнулась:
Что вы. Пройдем через залу. С этой стороны не заперто.
Айзенвальд вынул из теплых меховых глубин шубы "Нюрнбергское яйцо", взглянул на позолоченный циферблат: с момента их приезда в замок прошло всего полтора часа.