Ещё один мощный рывоки четверо из пятерых позади. Пятый, к которому приближаюсь огромными скачками, главарь. Сервий. Мелкий, вертлявый, очень агрессивный и злопамятный. Его боится даже здоровяк-переросток Фаба, и опасаются взрослые. Причина проста, поганецвнук того самого деда, который чуть не продавил моё сожжение. Поэтому, сучёнышвраг номер один.
Счёт на мгновения. Сзади вот-вот налетят замешкавшиеся подхалимы, и тогда меня задавят числом. Атакую Сервия с бешеным напором, таким, что сам себе поражаюсь. Закручиваю обманку, изобразив удар и в последний момент прокрутив палку на триста шестьдесят. Со всей дури, просто и без затей, разрывая связки, бью повторно. Потом молочу ещё и ещё.
Парню ничего не остаётся, пытается блокировать. Палки сталкиваются со смачным терском. После очередного удара дрын Сервия отлетает назад, вместе с хозяином. Мой продолжает движение вниз. Опять выкручиваю кисть, и, продолжая движение, быстро и резко бью сбоку по ногам, даже не пытаясь закрыться от ответного удара. Он направлен мне в лицо, но замах несильный, я знаю, что, по крайней мере, не убьёт.
Получаю ощутимо, во рту появляется вкус крови, и, кажется, я лишаюсь пары зубов. Но и Сервий валится на землю. Пнув его, отскакиваю, словив спиной чью-то дубину. Больно, сбивает движение, но я уже развернулся и бью в ответ. Свист, треск, крики, обступающие со всех сторон смазанные тени
Наверное, это самая жёсткая из наших схваток. Никто не щадит себя, не говоря о противниках. Окажись в руках мечпустил бы в ход, не думая.
Кончается всё как-то внезапно. Никто больше не пытается добраться до меня. Вокруг валяются корчащиеся и стонущие тела. И только Сервий, гадёныш, отбежав в сторону, тыкает откуда-то взятым ножом в тушку пса. Понял, что проиграл, и гадит напоследок
Обрушиваю ему на голову самый страшный удар. Паренёк пытается достать своей заточкой ещё и меня, но оружие выпадает из ослабевших пальцев. Может, я даже и убил его, кто знает?
Подхватив корявый и явно видавший лучшие времена нож, срезаю верёвку и аккуратно спускаю окровавленную тушку на землю. Пёс ещё дышит, видимо, душегуб спешила может, сил не хватило.
Оглядываю «поле боя». Вроде, трупов нет, все хоть немного, но шевелятся. Наклоняюсь и щупаю пульс «врага номер один»присутствует. Хоть не насмерть. Да, чувствую, деревенские так просто этого не оставят. Ведь когда били меня, то считалось нормальным. А сейчас, впервые, я поколотил всех этих засранцев И Гурт вряд ли погладит по голове. Он не раз просил быть осторожным.
Но это потом. Бережно беру раненого зверя на руки, сознательно откладывая решение всех остальных проблем на потом. Сейчас, по крайней мере, можно попытаться спасти одно несправедливо пострадавшее существо. И что-то подсказывает, что оно не будет плеваться и обзываться «варваром», как та неблагодарная девка.
Глава 8
«Дум!»с тупым стуком, топор пробует на зуб древесину. Для меня нынешнего удар довольно сильный. Но для очередного чурбака, который пытаюсь расколоть, этого недостаточно, и орудие застревает в нём. Пробую, ударяю ладонью по топорищу у самого конца. Ладонь отдаётся больювидимо, это действие, которое кажется таким привычным и естественным моему мозгу, для моего нынешнего тела таковым не является.
Топорище почти не поддаётсязасело крепко, не вытащишь. Ну и ладно, оно даже к лучшему! Подбрасываю чурку с торчащим из неё топором на плечо, и с молодецким хеканьем обрушиваю конструкцию вниз, обухом на посечённый предыдущими ударами пенёк. С радостным треском деревяшка раскалывается напополам. Ай да умница какая! И ай да умница я.
Поднимаю одну из половинок и пристраивая её, чтобы стояла и не падаланадо ещё располовинить. И параллельно этому процессу, конечно же, думаю. Думаю о том, как же всё забавно вышло. Спокойная жизнькак оказалось, её просто надо было заслужить. Кровью, болью, победой над страхами. Наглостью и напором, наконец. Но всё позади!
Да, вот уже где-то второй месяц, или вторые руки рук, как нас оставили в покое. Кто бы знал, чего это стоило И как стыдно перед кузнецом, за доставленные неприятности. Но всё получилось так, а не иначе. И, в каком-то смысле, это даже хорошо.
Рекса, здоровенную, подозрительно похожую на волка-переростка лохматую псинукак только унёс его тогда? получилось вытянуть буквально с того света. Зверь уже почти выздоровел. Не зря говорят, мол, заживает, как на собаке. И правда, быстро! Почти как на мне.
Гурт не стал ничего говорить, не стал порицать. Мне кажется, мы с ним нашли друг друга. Два «странных», вольноотпущенный и варвар-отщепенец. Чуждые, непонятные местным. Все деревенские, без исключения, смотрят на нас со смесью из высокомерного презрения и страха.
А нам всё равно. Пусть тявкают, шакалы. Даже в этой мерзкой деревеньке можно жить. И, представьте, мне это с каких-то пор даже начало нравится! Работа день за днём, разговоры по вечерам, прогулки по округе, с всё более резво двигающимся Рексом и порхающим вокруг Пострелом, упражнения с палкойведь надо уметь постоять за себя Да это почти мечта!
И вот так я думаю обо всём спокойно и лениво, с чувством сытого и победившего хищника, пристраиваю на пенёк очередное полено И даже не подозрваю, что этому всему вот-вот придёт конец.
Странный и совершенно непривычный шум из-за частокола, с улицы, заставляет прерваться. Сначала это просто стук многочисленных копыта лошадей у нас на всю деревню всего несколько, и ни разу не видел, чтобы эти заморенные клячи шли быстрее, чем шагом. Потом, к топоту добавляется странное бряцанье, крики Подойдя к щели в ограде, выглядываю наружу.
Там, в клубах оседающей пыли, с десяток всадников, довольно приличная такая кавалькада. Все в пыльных плащах, оружие на виду не держат, но почему-то сразу вызывают впечатление воинского отряда.
Кузнец! Есть кузнец? один из этих, подозрительных, спрашивает соседского мужичка. И спрашивает грубым, резким, привыкшим повелевать голосом. Мужичок, явно чрезвычайно перепуганный, что-то запинаясь мямлит, поспешно кивает на наш дом. И мне очень не нравится то, как он лебезит перед всадником, как сразу низко опускает голову, только закончив говорить.
Гурт ещё утром вышел по делам, в дальний конец деревни. Поэтому, когда конные подъезжают и начинают, не спешиваясь, стучать в ворота, открывать приходится мне. Отказать этим людям, наверное, можно, затаиться где и затихнуть. Мол, я не я, хата не моя. Ведь на самом деле не моя! Но как-то привык уже чувствовать себя здесь хозяином. Так что вместо того, чтобы затаиться, я шагаю к воротам. Крикнув Рексу идти «на место» и не отсвечивать, с трудом скидываю тяжеленную балку-засов, всеми своими не такими уж и большими силами налегаю на одну из створок, откидываю в сторону, и встаю напротив незваных гостей. Что делать и что говорить, как себя вести, не имею ни малейшего понятия.
Доброго Ока! просто произношу общепринятое приветствие.
В следующее мгновение лицо обжигает болью. Открыв инстинктивно зажмуренные глаза, удивлённо смотрю перед собой. Ровно чтобы успеть зажмуриться опять и попытаться прикрыться рукой. Ближайший всадник, черноволосый мужчина с хищными и очень неприятными чертами лица, свирепо скалится, в руке какая-то плётка, с которой срываются тяжёлые красные капли. Капли моей крови.
Кланяйся, червь! На колени! Как посмел только он разоряется всё больше и больше, и я считаю за лучшее всё же послушатьсяпадаю на землю прямо там, где стоял, и склоняю голову. Однако, от сыплющихся один за другим ударов это не спасает. Прощай одежда Шкура-то ладно, зарастёт, у меня с этим быстро.
Достопочтенные, я кузнец. Чем могу служить?.. тем временем, раздаётся глухой голос Гурта. С очень непривычными, заискивающими интонацияминикогда не слышал, чтобы гордый и уверенный в себе кузнец говорил с кем-либо так!
У тебя работники совсем безголовые! Научи хоть, когда и как кланяться надо!
Прошу извинить, не уследил. Будет наказан
Всыпь палок, штук двадцать!
Обязательно, будет исполнено
В следующий раз, зарублю к чертям! Тебе тоже достанется!
Как будет угодно
Да успокойся ты, Рём. У нас дело есть, не забывай, подаёт голос другой всадник, доселе молчавший. Кузнец, нам надо, чтобы ты рабыню в ошейник заковал. Печать сами поставим. И заклеймить надо по-быстрому, тавро дадим.