Рождение Вселенной. Сможет ли в этот раз он угнаться, дадут ли ему побывать там. Конечно, у них есть строгая научная программа, которая не оставляет времени на свободные путешествия. И всё же. Так ли бессмысленно бесконечен Космос. Является ли он колыбелью их Вселенной. Или
ускоренная съёмка, так пытается вместить часы в минуты.
Влад очнулся.
А, понял, уловив последние слова, отмотав их назад: методом обратной инженерии, как бы высказался его научный руководительмолодой человек, программирующий Гагаринаодну из нейросетей Роскомсоса, он уловил суть того, что говорила ему Кристина.
И всё же его отсутствие было замечено.
Ты иногда пропадаешь куда-то. И это явно не та скучная яма, откуда обычно не возвращаются мои сокурсники, придавленные желанием знать всё, кроме девушек. Если только нас нельзя описать формулами.
Влад так же естественно, как Кристина смеётся, пожал плечами.
Я по твоему взгляду окончательно поняла, что ты соединитель. Проезжала мимо три раза, пристально смотрела, а ты даже не обратил внимание.
Три раза?
Да, открыто, задорно улыбнулась, туда-сюда, давила на педали, один раз чуть собачонку чью-то, размерами с мизинец, на развороте не переехала, но её так одёрнул поводок, что она бедная решила, будто это конец её жизни. Сейчас поди уже забыла всё, а я страху натерпелась! И ладно бы бульдог какойне так страшно испугаться!
Влад представил испуганные глаза Кристины, собачонки, хозяев. Почему-то это показалось ему смешным. Наверное, из-за тона рассказа. Всё в Кристине было легко.
Слушай..те, Крист
Кристина. Просто Кристина, без вы. Можно Крис.
Да. Эм, скажи, а хм, почему именно ты решила, что я соединитель? Почему не не знаю, писатель, задумавшийся над книгой, музыкант, учёный, в конце концов аутист? Мало ли кто тут может гулять с отрешённым взглядом?
Кристина по-детски нахмурилась.
В последнее время, из-за своей работы, я читаю только про освоение космоса, а там с музыкантами и писателями напряг, с просто учёными и учёными-аутистами чуть лучше, но они все одинаковые. Ну, или в книги их фотографирует один и тот же фотограф, который умеет всех делать неотличимыми.
Чем же мой взгляд так отличается?
Я, я не знаю! совершенно обезоруживающе воскликнула Кристина так, что на этот раз рассмеялся первым Влад, а она подхватила.
Хотя стой.
Влад остановился. Кристина стала внимательно рассматривать его лицо. Прищурилась, поднесла палец к губам, склонила голову на бок.
Вроде как, нашла. У учёного, а я это знаю точнякмой папа космологвзгляд погружен внутрь проблемы, внутрь себя, он принадлежит отцу, помогает решать задачу, отгораживая работу мысли от внешних раздражителейменя, например! У писателя, я думаю та же проблема: вышел в мир на разведку, для сбора образов, материала, как там это называетсяфактуры! и обратно в кусты, бросаться романами исподтишка. Такая же ерунда у всех мальчиков на потоке в универе. Короче, я с детства вижу забор перед внутренним миром человека, а не самого человека.
Так, а у меня что не так с забором?
Кристина медленно пожала плечами.
У тебя его нет. Точнее есть. Но но, вроде как и совсем нет. Не понятно. Как в кофейной чашке предсказывающей судьбу.
Кристина вдруг почти побежала вперёд, Влад едва поспешал за ней.
Знаешь, может это странно, но твой взгляд вообще не принадлежит тебе, он вообще вне тебя, когда ты задумываешься.
Одинокий, добавила чуть позже.
Влад не знал что придумать на это. Кристина говорила серьёзно, но тут же, не прошло и пяти секунд она рассмеялась мигом раскидав возникшую мистику, сбавила шаг.
Эка вы наивный молодой человек! Да, просто я запомнила твоё лицо, узнала. Видела твои фотографии, когда готовила главу про соединителей. Ты из последнего, восьмого отряда.
Один из четырёх.
Владислав Игин, писатель, вдруг ставший соединителем. Артём Щербинавоенный, ну, тут всё понятно. Екатерина Садовскаяпереводчица с китайского, испанского, португальского и латыни; всю жизнь мечтала о космосе и к сорока годам решилась, семья её поддержала. Сай Юмузыкант, страдающий синдромом Туретта, нашедший освобождение от тиков в музыке и во время погружения в Космос.
У него невероятная музыкальность и идеальный слух. Он научил меня понимать музыку, а не просто слышать. Когда Сай играет, то все его тики прекращаются совершенно. А в Космосе он становится собой. Как и я Он мой единственный друг.
Расскажи!
О чём?
Обо всём! О себе! глаза Кристины вспыхнули ярким взрывом.
Влад пожал плечами, моргнул, мотнул головой из стороны в сторону.
Раньше, я воспринимал Космос, как нечто внешнее, но чтобы попасть во Вселенную, нужно провалиться вовнутрь себя
Настала глубокая ночь. В две стороны набережной от Влада и Кристины, насколько хватало взгляда, больше никого не было. Светили деревья, а Влад, возможно впервые в жизни, был так многословен и откровенен с кем-то помимо Космоса.
***
Спустя три часа полёта почти через всю страну, Влад ехал в экомобиле. Белая Нива скользила по воздуху, разогнавшись до трёхсот километров в час. Уже больше двадцати лет экомобилив тот момент, когда они лишились колёсвсё больше и больше стремясь повысить аэродинамическую эффективность, не теряя в комфорте пассажиров, становились похожи на рыб. Вот и Нива, следуя этим естественным веяниям, была похожа на тигровую акулу. Даже плавникигибкие, меняющиеся от скорости и набегающих потоков воздухаимелись в наличии. Хотя, конечно, она не была сверхскоростной и проигрывала заточенным под скорость сигарам.
Мимо рассеянного взгляда Влада проносились поселковые пейзажи. Вся европейская Россия была аккуратно просчитана и ухожена. Здесь не было места дремучей тайге, дикой природе. Восстановленные леса, болота, реки, озёравсё было аккуратным, наполненным жизнью и математическими алгоритмами. Иначе нельзя. Как и сто лет назад, девять десятых населения страны жили именно тут, а это заставило, всё-таки заставило, научиться к рациональному использованию ресурсов.
Земля без людей не нонсенс.
Спрятанный в лесу, в паре сотен километрах от аэропорта на восток, располагался «Объект 1» Центр подготовки соединителей им. И. К. Ефремова. Названый так в честь Ивана Ефремова, но не известного классика фантастики, а академика, возглавлявшего группу учёных, с удивлением обнаруживших, что отправить разум человека в космос настоящий, а не околоземный, проще, чем космический корабль, чьей основной проблемой была тотальная немасштабируемость. Металл, будь он трижды современным, возможно гибким, оставался трёхмерной, максимально статичной структурой. Тут требовалось совершенно иное решение, сродни минус трём рыбкам Дирака у незадачливых рыбаков, явно пребывающих в недоумении ничуть не меньшем, чем профессора, услышавшие такой ответ от своего студента.
Поиски продолжались по всем этажам ТРИЗа. Пока же был разум соединителей.
Едва ли дома, встречающиеся на первом отрезке пути или исполинские кедры, обступившие дорогу с двух сторон, задержались в памяти у Влада. Он давно заметил, что что-то изменилось. Изменилось в нём. Он утратил что-то такое внутри себя, что заставляло раньше останавливаться и всматриваться вдаль перед собой: отсыревший скворечник на дереве, рваное облако в небе, отражение строительного крана в мокрой поверхности плитки, берёзу и ясень, невесть как растущие рядом в окружении метровой травы, на старые рельсы уже не используемые много десятилетней, но не разобранные и ввалившиеся в землю: ещё несколько лет и их не будет видно. Раньше всё это было не лишённым смысла, имело наполнение, обладало почерком, складывалось в историю. Теперь же, оставив прежней форму, неизменным наполнение, всё это перестало достигать Влада. Будто сменились импульсы чувств. У него.
Влад утратил восприятие красоты земной, человеческой природы. Он мог её анализировать, делать выводы о том, насколько она сложна, всё ещё, наверное, чувствовал нежность к ней, но не смог бы вывести разницу между кедром и океаном. Это стало так же бессмысленно, как сравнивать холодное с твёрдым, или острое с большим.
Сбавив скорость до шестидесяти, Нива проплыла открывшиеся ворота и начал взлетать на подъём. Центр располагался на высоте в шестьсот метров. Ещё спустя пять минут едва слышимый шелест водородного двигателя затих. Нива застыла ровно над металлической площадкой перед входом в Центр.