Это по людским понятиямкаторжники, а для Бога все равночто каторжник, что губернатор: у того-то на душе, может быть, столько грязи, что и лопатой не снимешь, а у нас поменьше Нас сковывали цепями, да вот расковались они, а по-правильному рассудить, то есть цепь одна для всех людей: кует ее дьявол в аду из злейших скорпионов самых черных грехов, и кого крепче оплетает еюгубернатора ли, или мужика, об этом не думаем. Ну, ладно, были острожниками, и конец: здесь мы вольные люди, и на этой вот горе я самый первый дворянин после Адама.
С последним словом он выставил ногу, подбоченился и со смеющимся лицом начал поглядывать вокруг себя гордыми глазами.
Все засмеялись.
Первые вы дворяне оба, заговорила жена Демьяна, весело посмеиваясь, а мы, значит, дворянки будем.
А мне хочется плясатьай-люли! воскликнула другая бабенка и, ударив в ладоши, завертелась на месте.
Стойте вы, бабы!
Женщины остановились.
Осип стоял с серьезным лицом, держась пальцами за кончик своей длинной бороды, и задумчиво проговорил:
Это ты правильно: посреди этого Божьего храма мысвободные люди, цари, как и эти вот птицы, что парят над нами Он указал на орлов. Только долго ли будет так? Это первая дума, от которой ум мутится А вторая вот какая: надо нам отыскать что ни на есть пустое место, где нога не ступала бы человека, и поселиться там. Бог поможетволк не съест и полицейский не прицепится, потому что его не будет там. Жить же мы будем в мире и любви не по человеческим правилам, а по правде Божией, и станем мы землю обрабатывать от зари до зари в поте лица, как и сказано в книгах святых: «Человек в поте лица ешь хлеб свой». Надеюсь я, Бог прострет над нами руку Свою и спасет нас и от гадины злой, и от лесного зверя, и, что опаснее всех лютых зверей, от человека недоброго, который прицепится: дайте паспорт, а у нас его нет. Поживем, и дети у нас будут, а потом
Он остановился с видом смущения, глядя на Демьяна, так как последний неожиданно захохотал.
Что смеешься-то? Разве я несуразное что сказал?
Расписал больно уже, вот мне и смешно стало, проговорил старший брат своим басистым голосом, весело смеющимися глазами глядя на Осипа. Вот и наши бабы смеются.
Действительно, обе женщины, взявшись за руки, подплясывая и ласковыми глазами поглядывая на Осипа, с неудержимой веселостью звонко хохотали. Ну, что гогочете вы, бабы! воскликнул Осип.
Да вот рожать много придется нам по твоему рецепту, ответила его жена, не переставая хохотать. Думаю, что ни год, то двойней или тройней придется рассыпываться, потому ты, чаю, целое царство хочешь основать.
Бабыдуры, не смотри на них, Осип. Что куры кудахтают, что бабы смеютсявсе одно. Я же вот что тебе отвечу на твои слова: бежать нам еще далее ни к чему, потому и тут пустыня, паспортов, значит, и не потребуют Селись, где хочешь, работай над землей, она Божья Будем хлеб есть от трудов своих, а бабы детей рождать, чего лучше
А если нас по загривку да плетьми, как беглых что тогда? воскликнул Осип дрогнувшим от волнения голосом, и слова, сказанные им, были так ужасны, что женщины, как бы сразу похолодев, неподвижно уставили на него свои испуганные глаза.
Плетьми! Ну, брат, шутки шутишь. Теперь я прямо ножом в самое сердце
Демьян грозно посмотрел на брата, черные глаза его сверкнули и в руках блеснул нож.
Оставь эту штуку, спрячь ее, с ней всегда плохо, и пока в руках она, от беды к другой будешь переходить
Говоря все это, Осип заставил брата спрятать его нож и продолжал:
Лучше уйти нам, где нет никого, окромя зверя, чем с человеком войну вести. Здесь не так уж пусто, как ты гадал, вон, смотри
Осип указал рукой на высокую отвесную скалу. Внизу зияла пропасть, а над нею по узенькой площадке, между скалой и пропастью, тянулись один за другим несколько всадников в папахах, бурках и с ружьями на спине.
Все стояли с устремленными на них одновременно с любопытством и испугом глазами, а Демьян даже с восторгом.
Ловкие, черти! Почти что висит над бездной, а смотри, сидит на коне царем каким.
Вот так и чудится, что стражники с нашего села Кулаки, и схватят нас, и к земскому отведут, и пропадай головушка моя, испуганно проговорила жена Демьяна.
Бабадура. Стражникхристопродавец, холоп и куриная душа, а этоорлы разбойники, это вот вернее будет.
Проговорив это, Демьян снова стал любоваться видом всадников, лошади которых спокойно ступали по краю отвеса.
Коли разбойники, то уже не так страшно начала было его жена, но Осип решительно проговорил:
Идем дальше искать места, где не ступала бы нога человеческая. В пустыню пойдем, и пустыня одна нам ответит, клейменым людям: мир вам.
С последним словом Осип двинулся вперед и за ним его брат и женщины.
Прошло несколько дней.
Солнце начало уже падать куда-то за горы, оставляя на небе огненно-красный круг, когда два каторжника и их жены подымались по крутой горе к вершине. Гигантские дубы, кипарисы, чинарывсе эти деревья возносились высоко кверху, образуя в вышине ярко-зеленые купола, а внизу было свободно, как среди зеленых коридоров. Было так тихо, что звуки от падающих желудей раздавались как удары свинцовых пуль. Изредка раздавался шум крыльев пролетающих фазанов, и потом снова все замирало, пока какой-нибудь зверь не нарушал его шумом ломаемых им ветвей.
Замаялась, сказала жена Осипа, приостанавливаясь на месте. Ишь, горища какая, словно к небу подымает нас
И хорошо, шутливо отозвался Осип, на небе паспорта не спросят. Думаю я, что это настоящая пустыня и есть, где до Бога близко, а до земных чертей далеко.
Демьян захохотал:
Да ты доберись сначала до вершины-то. Может, и там лес или вершина такая, что только орлам летать: так как же пахать землю-то будем
Осип молчал, но не прошло и нескольких минут, как все они внезапно остановились, пораженные открывшейся их глазам картиной.
Вершина горы, на которую они взошли, представляла ровную площадь, покрытую бархатисто-зеленым ковром. За этой площадкой гора шла пологими уступами книзу, наподобие гигантской вечнозеленой лестницы, созданной для восхождения вестников, воспевающих хвалу Богу. В самом низу, подползая одна за другой, с тихим ропотом ударяли о берег прозрачно-зеленоватые волны беспредельного Каспийского моря. Где-то в необозримой дали как бы падал в море огненно-красный шар солнца, набрасывающий на море золотисто-багряную ризу.
Каторжники и их жены неподвижно стояли на месте, пораженные открывшейся им картиной и испытывая какой-то молитвенный восторг. Вдруг Осип, опускаясь на колени, воскликнул с необыкновенной уверенностью:
Это место нам дал Богнам и нашим детям и внукам, ибо этот зеленый райпустыня, в которую еще не вступала нога человеческая. Станьте все на колени.
Голос Осипа звучал величественной силой, и потому женщины сейчас же упали на колени, а старший брат опустился медленно, борясь со своим самолюбием.
Обещайтесьв поте лица возделывать хлеб ваш, и все, что даст нам эта земля.
Обещаемся.
Обещайтесь жить в мире и согласии как меж собой, так и в будущем, когда будут у нас дети и внуки; искать одной правды, не обижать ни малого, ни большого, не подымать руки на бессильного или женщину, больше всего слушаться совести своей, и она одна будет для нас и наших внуков царицей в белом ангельском уборе.
Согласны.
Обещайтесь за себя и внуков ваших, что отрекаетесь от прежнего мира, где за деньги распинается истина и совесть, как когда-то Христос был распят, где бедняка щелкают кнутом за каждый неверный шаг, а перед богатым разбойником рассыпают, как бисер, льстивые слова
Обещаемся, воскликнули женщины.
Да будет он проклят этот мир! вскричал Демьян, и глаза его сверкнули.
Потише, брат мой. Мы в храме Бога не проклинать должны, а понимать и очищаться.
Проговорив все это тихо и кротко, Осип опять возвысил голос:
Обещайтесь Бога иметь, Который на небе, и другого в сердцечистую совесть. Только этих богов чтите больше, потому что, когда совесть чиста, то лик Бога отразится в ней, как ваше лицов ясной воде, и глас Его услышите в сердце. Не говорите никогда, что не видите Его: Он в глубине существа вашего, а когда не увидите Его в себе, знайте: Он отошел от вас, и тогда падите на лицо свое и смотрите в свою совестьчиста ли она? Вот все боги наши, а других, с бородами, и усами, и алмазами, нам не надобно, ибо среди многих богов потеряете себя и станете думать, как католики: святой Бонифаций, я вот сотню рублей выложил для тебя, а все нет мне радости видеть, чтобы Вакула разорился; так я вот выложу для Пахомия двести, и он сведет судорогой руки и ноги Вакулы. Великое кощунство это и великая глупостьрисовать на дереве богов. Аминь.