Хорошие очки, дорогие. У меня самого такие.
Подарил? заинтересовался я.
Продал, за гринк. А таблетки, которые я хотел купить, подарил. Они еще дороже стоят.
Ты бы с таблетками завязывал, сказал я, хмурясь. Что от меня надо Продавцу? Такого срочного, чтобы посылать среди ночи гонца?
Таблетки не наркота! оскорбился Серега. У меня дед диабетик. Лекарство экспериментальное, восстанавливает поджелудочную, прикинь? Говорят, никакого инсулина больше не надо.
Молодец, одобрил я и похлопал Серегу по плечу. Хороший внук. Ладно, спасибо, я зайду в Комок.
Ты это ты сейчас иди! занервничал Серега. Он сказал пусть Максим сразу идет!
Это я и так понял, но надо же было держать марку.
Подумаю, сказал я.
Продавец велел передать: у него есть то, что тебе очень нужно! выпалил Серега и довольно ухмыльнулся.
Эй, гонец! Я не удержался и постучал парня по лбу пальцем. А что еще важное ты забыл передать?
Серега не обиделся, видать, понял, что перегнул.
Нет, всё.
Адрес мой Продавец сказал?
Нет, я в кафешку заглянул, где ваши сидят. Спросил у Виталия Антоновича.
Я вздохнул.
Мы, конечно, теперь с нашим старшим в особых отношениях. Но плохо, что он знает о неожиданном интересе ко мне со стороны Продавца. Лишнее это.
Ясно. Спасибо, Серега.
Нельзя с тобой в Комок? спросил серчер. Понятное дело, ему было до жути интересно.
Нет, ответил я. У меня с Продавцом свои терки!
Серега и не рассчитывал, конечно, что я его прихвачу с собой. Он и без того был счастлив перепавшим на халяву очкам, да и что рассказывать в компании ему теперь найдется.
Пойду, сказал он. Ты это, сходи сейчас. Продавец все-таки.
Я кивнул, закрыл за ним дверь.
Прислонился к косяку. Постоял. А потом сказал тихонько:
О, да!
От Продавца мне была «очень нужна» только одна вещь. У них, конечно, можно купить всё, что есть на свете, статую Венеры Милосской, шапку Мономаха или пригоршню изумрудов.
Но мне-то нужно другое.
Рубашку я надел яркую сине-желтую «гавайку» чуть больше размером, чем мне нужно. Подумав, набросил подаренный когда-то Продавцом плащ. Во-первых, ему будет приятно, во-вторых плащ хорошо спрячет кобуру.
Да, времена сейчас стали поспокойнее, но придурков ночами все-таки хватает.
Пару недель назад я на таких наткнулся у самого Комка. Но в тот момент, как я теперь понимаю, во мне проявился пришелец, Высший, разбиравшийся в происходящей на Земле заварушке. Если бы незадачливые грабители этого не почувствовали, им бы пришел конец.
Теперь Высшего не было.
Я сам по себе.
А мне нельзя умирать по-глупому. У меня очень большие планы на эту жизнь.
Ночь и впрямь стояла хорошая. Я дошел до памятника Тимирязеву, насчитав по пути десятка два одиноких прохожих и несколько больших компаний. Люди просто гуляли, шли из гостей и ресторанов. Доносился смех, взбудораженные алкоголем, но не агрессивные голоса. Прошла целая группа китайских туристов, фотографирующих ночные улицы. Гид что-то певуче им рассказывал. Центр, даже после полуночи народ гуляет
Над головой сияло лунное кольцо. Наш бедный спутник, разваленный Инсеком на фрагменты, вращался вокруг планеты в виде пояса астероидов. Среди мелких и крупных обломков плыл угловатый осколок Селена, самый большой кусок прежней Луны. Где-то на нем было место посадки «Аполлона-11», но американцы утверждали, что в процессе разрушения Луны историческое место было утрачено. Не знаю, как так вышло, если с Земли смотреть так все кратеры на месте, поверхность казалась не сильно поврежденной. Селена походит на широченный конус, вырезанный в Луне поворотом исполинского лезвия и навечно обращенный к Земле основанием.
Со спутников снимали обратную сторону Селены. Там неровным багровым шаром светится остывающее ядро, расползшееся, раскинувшее застывшие каменные острия. Красиво и жутко.
А еще где-то там космический корабль Инсека.
Я на нем был.
Жаль, что ничего не видел, кроме одного-единственного коридора и полудохлого пришельца
Шел я по Тверскому бульвару, идти тут всего ничего, и минут через десять собрался завернуть перед МХАТом в Шведский тупик.
Тут меня и окликнули с бульвара в очень знакомой манере:
Друг мой, друг мой юный, дорогой!
Я остановился и увидел спешащего ко мне от памятника Есенину человека, одновременно нелепого и трогательного. Андрей, литературный бомж, кочующий между памятниками поэтам, оделся по погоде и даже с некоторым шиком: почти чистые бермуды, яркая рубаха с закатанными рукавами, повязанный вокруг шеи пестрый платок. Немного портило впечатление то, что он был босиком и что ему стоило бы постричься с год назад.
Но поэтам и душевнобольным такие мелочи простительны.
В городе вялом и старом лица молодого лезвие! воскликнул бомж. Словно в дурмане пьяном слово услышать трезвое!
Здравствуйте, Андрей, сказал я. Как ваши дела?
Дела? Дела? забормотал бомж, озираясь. Говорить ты хочешь об этом? Какие дела могут быть у голоса мертвых поэтов?
С лутом хорошо? терпеливо спросил я.
Андрей потряс головой, будто выбрасывая из нее рифмы-паразиты. Сказал уже спокойнее:
С лутом хорошо, без лута плохо. А как у вас дела, добрый друг мой?
Всё в порядке, ответил я. Надо заглянуть в Комок.
Не люблю Продавцов, вздохнул Андрей.
Именно Продавцов, не Инсеков? полюбопытствовал я.
Всё это договор, договор зверей окраски разной, бомж хихикнул. Пойду я к Сереже, посижу до утра, почитаю ему А вы приходите на новоселье! Там, дальше по бульварам! К Володе я пойду, к Высоцкому. Пил он еще больше Есенина, но надрыв у него другой, деятельный. Да, деятельный у него надрыв! А Сережу я не выдерживаю, всего-то день с ним провел в глазах черная жуть! Но надо, надо и его навещать!
Он побрел обратно к памятнику, недовольно отмахнувшись от бибикнувшей и притормозившей машины.
А я покачал головой и двинулся дальше.
У Комка стояли две девушки, мрачновато-суровые, в джинсах и рубашках мужского кроя. На меня они глянули настороженно и оценивающе. Подергали дверь, пошептались, потом с явным недоумением отошли. Комок выглядел ну, как Комок. Бесформенная масса размером с двухэтажный дом, упавшая когда-то с неба и застывшая. Зато дверь была самая обычная деревянная, со старомодной ручкой-скобой.
Закрыто, сообщила мне одна девушка.
Похоже, они были свои, серчеры, хоть и незнакомые.
А вы с лутом? спросил я и заслужил презрительно-насмешливый взгляд.
Без лута в Комок можно войти лишь один раз. Продавец расскажет, что именно ему нужно, покажет разноцветные кристаллики, продемонстрирует разные ништяки, которые у него есть. А в следующий раз двери откроются, лишь если ты найдешь кристаллы.
Странно, согласился я. Но все-таки дернул ручку.
Дверь открылась.
Эй, мы раньше пришли! возмутилась девушка.
Я отпустил ручку и пропустил девчонок.
Дверь захлопнулась у них перед носом. И открываться не захотела, сколько они ее ни дергали.
Знаете, кажется, Продавец ждет меня, сообщил я.
Та девица, что пообщительнее, рассмеялась. Потом посерьезнела и замолчала. Спросила:
Так бывает?
Конечно, я не собирался рассказывать ей лишнее.
Говорят, если Продавцу нужен какой-нибудь особый кристалл, сказал я, то он первым впускает серчера, который его принес.
А что у тебя? поинтересовалась девица. Вопрос был не очень приличный, но я ответил:
У меня? Блюк в форме пирамиды.
Редкая штука, согласилась девица. Помялась, посмотрела на подругу. Ну попробуй снова.
Я дернул ручку, дверь открылась.
Без обид, сказал я и вошел в Комок. Добавил: Вряд ли вам стоит ждать, это может затянуться надолго.
Внутри помещение было разделено серым матерчатым занавесом, идущим от самого потолка. Потолок слабо светился, воздух стал ощутимо прохладнее Продавцам нравилась температура около пятнадцати градусов. Большую часть Комка отделял высокий прилавок, за которым колыхался занавес и стоял Продавец похожий на крупного человека, закутанного во множество накидок. Так мог бы выглядеть какой-нибудь пузатый арабский шейх, попавший в холодный климат, или солдат наполеоновской армии, намотавший на себя кучу тряпок при отступлении из России.