Тихий шорох, приятный жар сильных рук, успокаивающее биение демонического сердца. Легкое покачивание, на весу. Ощущение полета так приятно, что не хочется расставаться с этим чувством надолго. Шелест листвы, свежий лесной воздух, пение ночных птиц, шум текущей реки, ласкающий слух. Так спокойно, а скоро и боль уйдет, оставив о себе лишь шрамы на прощанье. Прохладная вода, немного обжигает воду, но через мгновение приносит облегчение и умиротворение. Магия. Одно резкое движение с моей стороны и тело полностью погружается в воду, оставляя на поверхности друзей на берегу. Гризли, кажется пытается меня словить, но я не позволяю, все равно они ничего не смогут сделать с полученными мною ранами, а так будет шанс выжить. А теперь спать.
Воспоминания. Земля
Утро в казарме выдается не менее «веселым», чем ночь и предыдущий вечер. На меня смотрят с пониманием, жалостью и подозрением. Что из этого коктейля хуже, так и не поняла. После грубого подъема, нас выпихивают на построение. Прохладный ветер проходится по коже, заставляя ёжиться от неприятных ощущений, но деваться некуда, приходится терпеть, как и всем остальным. Хорошо ещё, что холодной водой не окатили! Однако такой контраст, позволяет проснуться быстрее и осознать, что больше ты не дома и бездельничать тут не получится.
Первые двадцать минут, нас заставляют маршировать и выполнять команды: направо, налево, кругом, равняйсь, смирно и просто марш. Утомительно, через некоторое время начинаешь путаться в командах, хотя и слышишь все прекрасно. Командир на нас не кричит, понимает, что бесполезно и выполнять требуемое мы лучше не станем. Тут дело в сноровке и привычке. Однако это не мешает ему влепить нам пару лишних кругов, назидание, так сказать. А потом начинается тренировка, направленная на то, чтобы вымотать нас до предела. У них это получается, но те, кто в группе новичков, не сдаются, а я в особенности.
На обед меня тащат под руки, кое-как усадив на стул и всучив похлебку с ложкой. Народ молчит, посматривает на меня и переглядываются между собой. От незримого напряжения есть особо не хочется, но приходит понимание, что нужны силы. Я принимаюсь за обед. Завтрак мы по собственной глупости пропустили. Командование же смотрит заинтересованно, делая ставки, как долго я продержусь в выбранном темпе. Заводить разговоры со мной никто не торопится, оно и понятно, ячужая, к тому же, несколько дней следила за ними, как вражеская шпионка, что не прибавляет положительной репутации. Командир после обеда ходит за мной весь день коршуном, заставляя передергивать плечами от пристального взгляда. Впрочем, неудобства это доставляет мало, учитывая, что большую часть времени я провожу в библиотеке, читая учебники. День проносится быстро, и после отбоя, загруженная впечатлениями от прожитого дня, я просто вырубилась.
***
Дни летят, тренировки все такие же тяжелые, даже жестокие, но я не придавая этому большого значения, решив, что так и надо. Обратное до меня доходит только, когда я случайно подслушиваю разговор старших курсантов о том, что с моим появлением из бойцов вытрясывают все, буквально. Бойцы воют, рвут жилы и проклинают меня за то, что я пришла на их голову в гарнизон. А ещё шипят что-то о том, что я вовсе не человек, раз выдерживаю такие нагрузки. Только они не правы. Просто, если надо переступить через пот, боль, кровь, голод, я это делаю. Истощение, обмороки, растяжение мышц, синяки, вывихи стали моими спутниками. Но мне все равно на эти мелочи, я продолжаю идти вперед. Правда, один раз после тренировки с нашим командиром я грохнулась в обморок от перенапряжения. Сколько тогда шуму поднялось! Петр Геннадиевич орал на меня с чувством и расстановкой:
Какого черта ты не сказала, что тебе плохо от таких нагрузок?!свирепствует он, отчитывая меня за глупость, а я смотрю на него большими глазами и ничего не понимаю.
Что такого в том, что я стараюсь?похоже, этот вопрос поставил его в тупик, как и он меня своими нотациями.Все же выполняют эти нормативымою дальнейшую тираду прерывает тяжёлый вздох командира, который опускается на койку, устало потирая переносицу.
Видимо, он понял мою позицию и причину, по которой я так стараюсь выполнить все предписание командования. Тех, кто плохо тренируется, выпускают на поле боя в первых рядах. Мне ещё есть к кому возвращаться.
***
С товарищами я не подружилась в первый день, да и в последующие тоже, из-за моего чрезмерного упрямства. Если я стану сильнее, смогу защитить свою сестру, и мне не придется наблюдать за её смертью! Я не позволяю себе болеть, стонать от боли, жаловаться на тренировки или что-то еще. Домой я всегда возвращаюсь с улыбкой на лице, рассказывая о своих подвигах, попутно играю с сестрой. Лейла только качает головой, тяжело вздыхает и уговаривает оставить эту затею с военной карьерой. Я отмахиваюсь, говорю о том, что это важно, что хочу защитить их, а потом ухожу в казармы.
Что касается всего остального? Наш командир человек суровый, но справедливый. Он всегда в курсе дел отряда, строго наказывает за непослушание. И вдалбливает в нас знания, которые, несомненно, могут пригодиться на вражеской территории или вдали от штаба и товарищей. Некоторые ноют, падают посреди тренировок, пытаются уйти из армии, но кто ж им даст? Мне же все равно.
Онисироты, я тоже, но за моей спиной есть те, за которых я несу ответственность. Смотря на мои потуги, генерал потихоньку привыкает к моему присутствию в штабе, хмурится, что-то орёт в мою сторону, кажется, о моих мозгах и неуравновешенности, потом перестаёт, только бухтит, как старый дед, что в его двадцатник выглядит смешно.
Так незаметно жаркое лето сменяется прохладной сырой осенью, а затем и вовсе зимой. Тренировки переходят в спортивный зал и классы, в которых все больше дают теорию. Самую разную, не всегда интересную, порой даже занудную, но мы все слушаем, записываем и стараемся понять после, сидя в комнате и обсуждая пройденные темы.
Как-то неожиданно я становлюсь негласным лидером. Совершенно неожиданно для меня самой, учитывая тот бойкот, который держится всё это время. Вначале мальчишки противились, мол, девчонка, она долго не протянет, но, видя мою уверенность и стремление идти до конца, я стала для них примером. Так у меня появляется собственный отряд.
В конце зимы нас научат правильно держать огнестрелки в руках, чтобы не пораниться и не убить товарища. А ещё приводят в тир, где мы обязаны научиться стрелять по мишеням точно в цель. У кого-то получается, у кого-то нет, но мы стараемся, помогаем друг другу, показывая, кому как удобно. Командование смотрит на нашу шарашкину кантору странно, но не противится такой странной дружбе. Взаимовыручка ценится куда выше, особенно тутв самой горячей точке.
Как-то неожиданно в группе появляется пополнение из переведенных ребят с соседнего штаба, что находится в нескольких километрах от нашего к юго-западу. Напыщенные, слишком гордые, высокомерные, не признающие ничего и никого, кроме себя самих и своего лидера. Тогда, представившись нам, они сразу высказываются о том, что мы все плебеи и должны будем их слушаться, потому что все мы оборванцы, сироты и необразованное быдло. По крайней мере, я так поняла. Отвечать что-то на такой вот расклад дел не стала, пожав плечами, уйдя тренироваться. Некоторые наши ребята хотели начистить снобам их рыльца, с чем я была согласна, но не дала совершить такую глупость.
Будьте умнее, они тут никто, а мы правящая сила армии,тихо и чуть грозно произношу своим сокомандникам.Не забывайте, мы стали примером для всех, кто тут служит, если что, никто не станет молчать. Командование пойдет на поводу у всего послужного штаба и выставит их. Полезете первыми и по шее схлопочете. Да и какой змей станет слушать жалкие писки своей жертвы?поинтересовалась я у парней, которые через некоторое время все же осознали правильность моих слов и тут же успокоились. Да, я имела неосторожность стать мозговым центром нашей компании.Их отправили к нам, потому что мы самые благоразумные и, если убьем их, то тихо и так, что и комар носа не подточит,усмехнувшись, произнесла я, хотя и блефовала по полной, но к мальчишкам вернулась уверенность в своем положении в штабе, что уже хорошо. Глупости делать не будут.
Дни шли шумно и напряженно. Учителя стали сильнее нас гонять, доводя всех до состояния изнеможения, нагнетая обстановку в нашем малолетнем отряде, хотя и без них тут чуть ли не холодная война. Новенькие слишком разошлись, подставляя каждого из нас по несколько раз на дню, чтобы нас только наказали. Мы не реагировали, потому что мы и так делали свои дела на «отлично», а командованию было просто плевать. Нас никогда не наказывали, слишком хорошую репутацию наше «маленькое» подразделение заработало. Да и в подготовке мы были лучше, чем остальные, пусть и не сильно. Своей силой мы никогда не гордились, тренировались и учились на совесть. Все команды, порученные нам, выполняли безукоризненно. Ну, а то, что делаем всей толпой из тридцати человек, так это никого не волнует, к тому же, мы все знаем силу своих и никогда не берем задание на одного человека. Мы вообще не пишем имена выполняющих работу, просто «отряд дельта» и все, а там иди разбирайся, кто и что.