Снег с потревоженной ветки летит мне прямо в лицо. Перехватывает дыхание. Немец меня отряхивает. Он услужлив и очень испуган.
Фрич, говорю ему, вам надо было надеть резиновые сапоги.
А где их взять, герр гауптман? Нам спецодежду не выдают! кричит он сквозь ветер.
Мы останавливаемся у надгробия, изображающего якорь, верхняя часть которого переходит в крест, оплетенный цепью. Она настолько тесно обвивает камень, что кажется, именно ее железные объятия заставили его потрескаться.
Здесь похоронен капитан Харт, а дальше уже ничего нет.
Фрич тянет меня за рукав. Я делаю шаг назад, и нога упирается в каменную плиту, лежащую поперек тропинки. Тоненький слой снега покрывает камень. Фрич тянет меня, словно ему очень не терпится домой. Я отступаю к кустам можжевельника, туда, откуда мы сегодня вынули гроб с телом Арнима фон Кольбатца. Над развороченной землей торчит покосившийся сосновый крестик. Фрич бежит прямо к замку.
Стойте, Фрич, сначала поднимите эту плиту.
Я дважды кричу ему под баранью шапку, он разводит руками. Делает вид, что не понимает. Лигенза подталкивает его стволом револьвера-автомата. Это помогает. Но у старика не хватает сил даже сдвинуть плоский камень, и мы наваливаемся на него все вместе. Он подается не сразу. Под плитойсвежий снег. Домбал кричит что-то непонятное. Я отвечаю ему кивком головы. Это как раз и есть надгробие, которое недавно упало.
просто как спичка! кричит Домбал.
Я упираю плиту в пузатый камень на могиле Харта и свечу фонарем.
МАРГАРИТА ХАРТ, урожденная БАКУЛА
Скончалась в 1923 году
Гашу фонарь и закрываю глаза. Слышу, как Домбал говорит на плохом немецком языке, а Фрич в чем-то оправдывается. Ветер глушит звуки и искажает слова. Но я и не пытаюсь хоть что-либо услышать и понять. Повторяю про себя только одно слово, которое прочитал на надгробии: «Бакула Бакула» Надпись готическая, совсем отчетливая. Читаю ее уже в десятый раз, потом ногой разгребаю снег в изголовье могилы. Под его тонким слоем комья замерзшей глины. Как будто тут недавно копали. Домбал все еще препирается с немцем.
Фрич, кто здесь лежит?
Та полька.
Жена капитана Харта? кричу сквозь ветер.
Так точно, герр гауптман!
Я отдаю приказ возвращаться. Домбал о чем-то спрашивает, но мне не хочется ему отвечать. «Ба-ку-ла» Не какая-нибудь там непонятная «бакула», ноБакула. Обычная польская фамилия: «Бакула». Слово растет, гремит, бьется в мозгу. Портрет Анны Хартман, рыжеволосой купчихи с Паненской улицы, дом 34 вдруг оживает. И я уже вполне отчетливо чувствую, что именно эта женщина приведет меня к самым истокам колбацких загадочных убийств.
Оглядываюсь на кладбище. Сосны маячат в снежном мареве. Больше ничего не видно.
2
Домбал!
Поручик срывается с кресла. Вся его фигура выражает крайнюю степень усталости. Он жмурит глаза, пальцами пытается поднять непослушные веки.
Домбал, вы сейчас же поедете в Голчевицы и вызовете по телефону Краков
В это время? удивляется Домбал.
Через час они вам должны передать то, что разыщут в милицейском досье. Часа им вполне достаточно. Скажете дежурному, что прежде всего нужно выяснить, не менял ли когда-либо Марек Бакула фамилии. Они любят такие вещи фиксировать. Ага, еще одно. Разбудите в Голчевицах местного ксендза и спросите
В это время! Но инструкции запреща
Отстаньте, Домбал! Хорошо? Спросите священника, действительно ли в пятницу было заседание церковного комитета. Если через час вы привезете мне весь этот компот, клянусь вам, что в шесть утра мы уедем домой и всю дорогу будем спать, как дети. А сейчас пришлите мне Лигензу. По дороге проверьте посты. И чтобы никто не вылезал из своих комнат.
Домбал козыряет с унылым видом. Через пять минут слышу чихание автомобильного мотора. В окне мелькает и исчезает свет фар. Лигенза входит в расстегнутом мундире. Галстук висит на его шее, как петля удавленника. Падает в кресло. Словом, он держит себя так, как обычно, когда мы остаемся наедине. Мы работаем вместе шестой год и в неслужебной обстановке называем друг друга по имени. Брудершафти я вспоминаю об этом не без умилениязаменила нам операционная палата, где из нас извлекли пули. Мы их получили в один и тот же день, в одну и ту же минуту, Лигенза в бедро, а ястыдно сказатьв ягодицу.
Ужинал?
Какой там ужин, Лигенза машет рукой. Их кухарка тоже не в себе. Первоерастрепа. Второевсе время читает молитвы за спасение моей души. Третьепугает. Ты слышал об этой комнате? спрашивает он серьезно.
Слыхал. Ерунда.
Видел?
Ничего не видел.
А я видел.
Глупости. Не морочь мне голову всяким бредом.
Ну и пусть! А такой кухарке я бы дал отставку.
Что ты видел?
Лигенза встает с кресла, затягивает галстук и застегивает мундир. Ощупывает кобуру с пистолетом.
Всех типов проверил. Сидят по своим комнатам. Бакула слушает пластинки. Какие будут указания?
Лигенза! Что ты видел?
Ничего. Мне привиделось.
Лигенза! Хорошо. Не хочешьне говори, Но нужно, чтобы ты там посидел.
Где?
Там, я показываю на потолок.
Бред собачий
Приказ.
Лигенза трет лоб. Долго думает.
Может, это человек? спрашивает он очень тихо.
Ты веришь в привидения?
Нет.
Так, значит, человек. Можешь идти. Я не выйду из этой комнаты. Здесь все слышно, успокаиваю я сержанта, который стоит, наклонив голову, и словно прислушивается к шагам невидимого мне человека. Пришли сюда пани Ласак.
Послушай Если он начнет брыкаться, то Лигенза кладет руку на кобуру.
Да, отвечаю сухо. Мне уже все равно. Я должен его иметь. Должен. Не могу больше блуждать в темноте по остывшим следам.
Холера, а не дом! Лигенза громко хлопает дверью.
В последнем утверждении содержится вся житейская философия сержанта, который не выносит иррационализма. Я знаю, что он предпочел бы сидеть в засаде, ехать пятьсот километров на телеге, стрелять, арестовывать, делать обыск, надевать наручники, но не красться на цыпочках в подбитых железом ботинках. Слышу его осторожные шаги наверху и легкий шорох отодвинутого стула.
Вы меня звали?
Черная фигура пани Ласак появляется в дверях.
Прошу меня извинить за то, что вызвал вас так поздно. Вы уже спали? стараюсь быть вежливым.
Этой ночью никто не уснет, отвечает кухарка. А чего вы еще хотите? Ваш милиционер сказал, что меня уже больше не будут тягать.
Я вынужден вас тягать, как вы изволили выразиться, поскольку вы обманули милицию.
О! Обманула! Я верующая католичка.
Возможно, пани Ласак, возможно. Но вы мне сказали, что немца после смерти видели только мельком. Милиционеру, который делал у вас обыск, вы заявили совсем другое: что вы якобы видели только, как Бакула и Фрич несли гроб. Фрич же утверждает, что застал вас здесь, в салоне, когда вы наклонились над трупом.
Ну и что? Я их с гробом встретила на лестнице, а не в салоне.
Неправда. Ночью вы все собрались в салоне. Вы сами сказали милиционеру.
Не помню.
Так я вам напомню. Первый раз вы мне сказали, что видели покойника, даже довольно точно показали, как он лежал. Головой, дескать, у кресла, ногами к камину. Припоминаете?
Нет.
Напомню вам еще кое-что. Вы мне сказали, что не присутствовали здесь, когда тело клали в гроб. Пани Ласак, если вы верующая католичка, зачем вы лжете?
Вы же не ксендз.
Хорошо. Если вы не хотите признаться, что видели немца после смерти, я спрошу о другом. Куда делись часы покойного?
Не знаю.
Тогда я вам скажу. Вы украли часы. Видите? Я беру ее левую руку. На том месте я сейчас еще заметен след. Вы допустили небольшую ошибочку, пани Ласак. Немецкие браслеты к часам не обязательно бывают золотыми. Их делают и из фальшивого золота. А эта дешевка оставляет след, если рука чуть вспотеет. Теперь вы меня поняли? Давайте сюда часы.
Я протягиваю руку. Пальцы пани Ласак трясутся как в лихорадке.
У меня их нет.
Я прикажу арестовать вас по обвинению в краже.