Какая речь,Энши всё ещё смеялся, издевался, скалился, показывая желтые, но ровные и целые зубы.Я бы похлопал, да цепи мешают. Что же, я соглашусь. Твоё спокойствие в обмен на мою свободу: неплох товар, а?
Я жду известий из Арсэма и Перекрестья. Вернутся соколы, и мы тотчас же начнем ритуал.
А до этого мне торчать здесь?
Я дам тебе комнату.
И еду.
И еду,вздохнул император,одежду, цирюльника, горячую ванну и пару слуг. Они исполнят любой разумный приказ. Если хочешь, выделю тебе и повара: закажешь любое блюдо. Надеюсь, хоть еда улучшит твое настроение и укоротит язык. Я бы предпочел провести ритуал без лишних споров.
Тяжелая кованая дверь захлопнулась уже за спиной императора, отсекая от него безумный смех Энши. Несколько коротких приказов, и бессмертный на ближайшие часы перестал быть заботой. Слуги приведут его в порядок, помогут восстановить силы. Императору же стоит как можно быстрее отыскать нужные документы, помочь разобраться в бумагах Лионе. Ритуал сложный, он потребует долгой тщательной подготовки.
* * *
Еда была великолепна.
Даже та питательная похлебкалегкая и жидкая,которую Энши попросил первой, на вкус казалась лучше любого деликатеса. Тело понемногу просыпалось. Пища исчезала всё быстрее и быстрее, органы восстанавливали былую силу, требовали ещё, ещё и ещё. После порции, наверное, десятой, Энши наконец почувствовал ГОЛОД. К этому моменту он уже мог не только держать в руке ложку, но даже ходить без поддержки внимательных слуг. Однако за более серьезную пищу браться пока не спешил. Наоборот. Понимая, что избыток скорее во вред, он отложил ложку, заказал повару что-нибудь серьезней похлебки, обязательно с мясом, и направился в давно готовую ванную комнату.
За всё своё бессмертие Энши не испытывал подобных ощущений. Вода забирала с собой всё: и боль, и грязь. Успокаивала. Усыпляла. Пока вокруг суетились слуги, Энши действительно успел задремать. Только и отозвался, коротко ответив, что бороду брить полностью, а с волосами мастер может делать, что его душе угодно.
Проснувшись именно выспавшимся, а не переждавшим в вязком безмолвии очередное столетие, Энши узнал в зеркале себя. Слишком тонкое, не восстановившееся до конца тело выглядело просто болезненным, а не ссохшимся. Кожа больше не обтягивала череп: черты лица вернулись, потрескавшиеся губы перестали напоминать пересохшую землю. Грязный спутанный колтун исчезтеперь волосы снова рассыпались огненной волной, едва достигающей плеч.
Только глаза не изменились.
Но они уже не изменятся.
Грязные тряпки, бывшие некогда его единственной одеждой, куда-то исчезли. В комнате Энши ждал полностью готовый удобный костюм, который умело подшили прямо на месте. И ещё один обед. А потом ещё один. Утолив первый и второй голод и, наконец, почувствовав себя живым, Энши действительно начал заказывать разные блюда ради вкуса, а не пищи.
Император к нему не торопился.
А сам Энши вовсе не жаждал встречи. Он знал, видел, что сделкаобман. Император боялся. Он понимал, что один день хорошего отношения не сотрет ни предательства, ни веков заточения, ни следов от зачарованных браслетов. Их Энши ненавидел особенно. Отрезанный от собственной магии, от сил родной стихии, он не мог чувствовать мир так, как должен. Казался себе неполноценным, несуразным, слепым.
* * *
Император молчал и старался справиться с острым желанием протереть глаза. Два дня прошло после разговора с Энши. Два дня, которые потребовались соколам, чтобы доставить горькие вести. Застава на Перекрестье готовилась к осаде, Арсэм ждал подкрепленияв городе не хватало обученных жрецов, а те, что были, уже сутки поддерживали мощнейший барьер, не позволявший тёмным проникнуть за крепостные стены. Остальные жители бежали. У реки, четкой границей отделявшей северные земли, строились укрепления. Скоро там встанет армия, готовая задержать врага столько, сколько потребуется. Но, увы, единственной надеждой на спасение оставался Энши.
Энши, которого император сейчас видел будто впервые.
В малом зале, полностью готовом для ритуала, перед троном стоял рыжеволосый юнец. Ему едва можно было дать двадцать лет, если бы не глаза. Всё те же глаза, смотреть в которые император боялся ещё в допросной. Именно они заставляли поверить в то, что за каких-то два дня иссушенный временем слабый старик стал здоровым юношей.
Назови кхе,император прокашлялся, изгоняя из голоса внезапную хрипоту.Назови свое имя.
Энши белозубо усмехнулся, слишком ярко напомнив лиса.
Оно тебе не нужно, Величество. Ритуал привязан к оковам, не ко мне. Думаешь, я не знаю?
По залу пронесся шепоток. Лиона и верховные жрецы, силы которых должно было хватить для ритуала, переглянулись, пораженные наглостью щенка и безразличием к ней самого императора. Ганс, уже облаченный в сверкающий новизной доспех паладина, зарычал от ярости и шагнул вперед. Рука легла на рукоять отцовского меча:
Как смеешь ты говорить в таком тоне с Его Императорским Величеством?! Позвольте, я преподам юнцу урок!
Не стоит, Ганс,поднял руку император, подавив тяжелый вздох.Мы можем простить Энши его невежество. Ему предстоит трудный путь и тяжелое бремя. Помни, твоя задача в другом. Займите свои места! Мы начинаем.
Но Энши и не подумал подчиниться. Обошел вокруг тщательно нарисованного на мраморных плитах круга, проверил свечи, посмотрел в глаза Лионе, заставив её повести плечами и отшатнуться. Замер в шаге от своего места в центре.
Скажи им, в чём договор.
Что?брови императора взметнулись вверх.Мы всё обсудили, и теперь ты смеешь требовать повторить?
Смею, как видишь. Ты озвучишь договор здесь, прилюдно, Величество. Мы вроде как спасаем империю. Нет ничего зазорного в том, что вернейшие из верных услышат всю правду, верно? Ведь им ты полностью доверяешь?
Тут я не стану спорить,скрипнул зубами император. Проклятый бессмертный. Знает, что и как говорить. Тянет время? Ищет лазейку?Заключенный Энши, единственный, кто способен получить силу и победить врага, клянется избавить земли империи Нэш от тёмных и навеки запечатать Безликие Горы. Взамен он получит свободу от своих оков и привилегии, подтвержденные императорским указом. Здесь и сейчас будет проведён ритуал, который позволит Энши использовать эту силу, Гансу контролировать её, а мнеснять оковы, когда Энши исполнит свою часть клятвы.
Бессмертный хитро сверкнул глазами, без сомнений уловив, в каком свете его представили в этих словах. Но ничего не сказал. Лишь кивнул:
Клянусь.
Клянусь,эхом повторил император.
Услышано!откликнулись Ганс, Лиона и семеро жрецов.
Лишь после этого бессмертный сделал шаг в центр круга. Линии сложного рисунка загорелись, отвечая древнему заклятию, воплощенному в простых браслетах. Во второй круг, поменьше, встал император. Напротив в таком же замер Ганс. Запела Лиона. Со второй строфы запели жрецы, и залу затопило пронзительным белым светом.
* * *
Как и многие века назад, ритуал ударил по каждому, кого коснулся. Дар жрецов сильно ослаб, будто они день и ночь работали без отдыха. Ганс, Энши и сам император много часов провели в забытьи. Но толком восстановить силы не позволила спешка. Император, едва очнувшись, велел привести к себе Энши и Ганса, чтобы убедиться в успехе.
Увы, Ганс не понимал, как быть ключом. Всякое «представь, что открываешь невидимый замок» на него не работало. Энши подозревал, что у доблестного паладина попросту нет воображения. Да и откуда тот паладин вообще взялся? Новый нагрудник без единой царапины, плащ, никогда не видевший дороги, юнец, никогда не знавший войны. Руки во имя своего господина он точно не пачкал. Там, в подземелье, император говорил о человеке, которому верит. Что же, в этом было зерно правды: недавний ребенок с вбитыми в голову догмами подчинения и восхищения уж вряд ли посмеет сделать хоть один лишний шаг. Сам. Особенно, когда нестерпимой тяжестью давит ошейник высокого звания.
Энши невольно скривился.
Тем временем попытки Ганса что-то представить стали походить на потуги в уборной: он хмурился, дулся, краснел И всё без толку. За время устроенной императором проверки Энши успел размяться, поупражняться с мечомтщательно убедившись, что его за этим делом не застанут,ещё раз вкусно поесть, выспаться, подобрать себе коня и запасной комплект одежды в дорогу. Лишь после того, как к императору вбежал очередной загнанный посыльный с небольшой запиской в руке, Энши сжалился: