Сестры сейчас не хватало. После смерти отца Ганс был слишком мал, чтобы взять на себя заботу о семье, и многое легло на её плечи. Да, император поддерживал их как мог, но именно Лиона воспитала Ганса таким, каким он был сейчас. Именно она была рядом в минуты сомнений. Именно она помогала находить путь там, где он казался совсем потерянным. Воину не к лицу признавать подобное, но Ганс готов был отдать сейчас всё за совет сестры.
Арсэм покинули на рассвете.
Изможденные осадой люди не знали, бояться обладателя такой силы или благодарить, а сам Энши ничего объяснять не стал. Оставил разбираться Ганса. Врать.
Врать Ганс не умел, не стал даже пытаться. Неловко пробормотал оправдания и поспешил за бессмертным, перед которым люди расходились, но не бежали и не прятали взгляд. В дорогу собрали как должно: после ночлега и сытного завтрака путников ждали два оседланных коня с притороченными сумкамитяжеловес для паладина и легкий длинноногий скакун для Энши.
Мы еду почти поровну разделили,торопливо объяснял Гансу конюх, нет-нет да косясь на спасителя. Энши был уже в седле и с отрешенным видом смотрел куда-то вперед, молча дожидаясь, пока Ганс уладит все дела.Но посуда тут, у вас, значит. Для костра там, для лагеря тоже всё на вашем Ветре. У господина Энши вода есть, мясо и хлеб, чтоб не пропасть, значит, если в пути разойдетесь
Примите мою искреннюю благодарность. Уверен, в пути мы быстро поймём, что к чему,сдержанно ответил Ганс и тоже выпрямился в седле. Осталось попрощаться с главным из жрецов, имени которого Ганс к своему стыду не помнил. Жрец едва стоял на ногах, но всё же вышел проводить в дорогу:
Добрый путь. И спасибо. Без вашей помощи мы сдались бы ещё вчера. Я буду молиться о вашем успехе. Мой вопрос, я верю, не покажется для вас странным, ваша милость. Но что я должен сообщить Его Императорскому Величеству в своём докладе? Мы, жрецы, порой слишком оторваны от мирского и плохи в подобных делах.
Ганс слегка приподнял брови, катая на языке вопрос. Верховный жрец Арсэмакажется, всё-таки Кристоф?оказался наблюдателен и умён. Может быть, даже слишком. С другой стороны, наверняка все вокруг понимали, что ситуация вышла не из тех, о которых докладывают дословно. Самому Гансу отчитаться о прошедшей битве оказалось невыносимо сложно. И даже сейчас, когда сокол давно скрылся за горизонтом, на ум приходило множество разных фраз, перемешанных с мрачными мыслями. Впервые в жизни Ганс не желал докладывать прямо. Впервые в жизни Ганс задумался, как обойти приказ и не выдать этого. Но его, не терпящего раньше ни малейшего намека на недостойный паладина шаг, вовсе не мучила совесть. Наоборот, в душе теплилось знакомое чувство, упрямо шептавшее: Ганс сделал правильный выбор.
Он помолчал, подбирая слова. Вгляделся в глаза жреца, тёмные от усталости. Вокруг них залегли иссиня-черные тени, на бледном лице болезненно выступали скулы. Но взгляд всё равно был прямым, строгим. Такому хотелось верить.
Ещё на рассвете я отправил сокола в столицу. Но мы спешим, мой доклад был коротким. Я сообщил Его Императорскому Величеству благую весть о первой победе, но только о ней. Вам стоит рассказать больше о состоянии города, его жителей и окрестных земель после этого тяжелого боя. Ведь враг не щадил никого, оставил здесь пепелище. Его Императорское величество не оставит вас наедине с бедой, и столица окажет любую возможную поддержку.
Жрец молча кивнул, уступая дорогу. По камням мостовой зацокали подкованные копыта. Открылись высокие ворота, пропуская на широкий многоколейный тракт. До Грохха было совсем недалеко, и Ганс с потаённой радостью отказался ждать, когда жрецы восстановят силы достаточно, чтобы зачаровать коней.
Стоило покинуть стены Арсэма, как Энши пустил коня в галоп. Прочь, прочь от выжженного поля, служившего слишком ярким напоминанием о мгновении вернувшейся силы.
Ганс пришпорил своего Ветра, но больше не ругался и не пытался нагнать, как в первый день их пути. Теперь он знал: Энши всё равно остановится и всё равно дождется. Тем более здесь, в разоренных тёмным войском землях, защита нужна вовсе не бессмертному.
Спокойная мерная рысьпрекрасное время для мыслей, предназначенных уже самому себе, а не великому императору.
Нагнать Энши вышло только к обеду. Взмыленный после галопа конь покорно брел за новым хозяином, то и дело пытаясь дотянуться до пожелтевшей у обочины травы. Энши не спорил, даже толком не держал, но, видимо, пришелся по душе коню, и тот не пытался вырвать поводья из слабой хватки.
Чуть помедлив, Ганс тоже спешился. Пошел рядом. Искал слова, чтобы начать разговор, но сам вид некогда живого и общительного Энши рубил любую попытку на корню. Кто бы мог подумать, что желанная раньше тишина в обществе излишне языкатого «мальчишки» окажется такой невыносимой. Лиона бы наверняка знала, что делать. Лиона Её здесь не было, и Ганс силой воли задушил мысль о сестре. Слишком долго он за неё держался, раз так боялся быть собой здесь и сейчас.
Остановиться бы поесть,единственное, что получилось выдавить.Я устал и проголодался. Ты Вы, я думаю, тоже.
Энши лишь пожал плечами и остановился, как всегда предоставив Гансу самому выбирать подходящее место. На ставшее привычным панибратство паладин сейчас не осмелился, но это будто бы никто не заметил. А ведь когда-то, кажется, очень давно, сам же Энши и настоял на «нормальном общении». Тогда он был прав. Прав, наверное, и сейчас.
Привычно набрать веток в жиденьком леске неподалеку. Привычно поставить небольшой лагерь. Привычно развести костер и подвесить кипятиться воду. Привычно сесть напротив Энши, который столь же привычно не шевельнул и пальцем, чтобы помочь. Тишина только была непривычной. А поймав взгляд, которым бессмертный смотрел на огонь, Ганс понял, что иначе просто не может.
Не ждавшее свободы пламя взметнулось вверх, заставив Ганса шарахнуться в сторону, отразилось рыжим всполохом изумления в глазах Энши; обратило в пепел приспособленные вместо подвеса тяжелые мокрые ветки, разом вскипятило воду в рухнувшем на угли котелке и успокоилось. Ганс осторожно выдохнул. Унял дрожь, кое-как выкатил на траву выдержавшую жар посудину и усмехнулся. Ему не надо было оборачиваться, чтобы чувствовать настойчивый вопросительный взгляд пожалуй, всё-таки уже друга.
Я поступил так, как считаю должным.
Твой драгоценный император с тобой не согласится,язвительно откликнулся Энши, но его голос прозвучал для души чуть ли не музыкой.
Его ИмпГанс усмехнулся ещё шире и поднял взгляд, встречая так и не схлынувшее изумление.Пусть это прозвучит не подобающе паладину, но император не узнает.
Хм-м
Тем более я не в праве поступить иначе: ты уже дважды спас мою жизнь. И я
Один раз.
Прости?
Один раз я тебя спасал,на удивление терпеливо повторил Энши и вытянул руку над присмиревшим огнём. Пламя аккуратно высунуло язычок, лизнуло пальцы, забралось вверх, не оставляя ожогов и не портя одежды.Там в лесу я же тебя и оглушил. Я, конечно, сказал не забывать. Но на деле ты мне не должен.
Зачем?только и смог спросить ошарашенный новостью Ганс.Скажи, что же тогда разбойники?
Трое мертвы. С одним я заключил сделку, о которой ты ничего не узнаешь. Зря, что ли, по голове бил? Хочешь подержать?
Ганс хмуро потер затылок, глядя на протянутую к нему ладонь. Легко сказать «подержать»! Как взять в руки сгусток рыжего пушистого пламени, представлялось слабо.
Это ты так от вопросов уходишь?
Это я так принимаю твои извинения.
Ганс только фыркнул, но руку в ответ протянул. Пламя перетекло на неё лениво, как раскормленный кот. Устроилось, слегка покалывая пальцы и будто заснуло.
Я поражен оно едва греет.
Я не стану обжигать,Энши улыбнулся и сунул в огонь мгновенно занявшийся прутик.Можно придать пламени форму шара и кинуть во врага, будто камень. А можно принести домой и посадить в очаг, хоть пустой. За пару минут прогреет любую хату. Можно разжечь костер, даже если всё давно отсырело. Можно поджечь деревню, оставить от неё безликий пепел за пару мгновений. Маги пламени много всякого творили с огнём. Я редко спорил. Я не всегда мог.
Скажи, я теперь маг?
Нет. Без меня руки в костер не суй. Если ты хочешь им стать я могу об этом подумать.