С головой ныряю под пуховое одеяло, заворачиваясь в него, как в кокон, в бесполезной попытке спрятаться.
Если тронете меня, я все ему расскажу! Плотная ткань заглушает мой крик. Не смейте прикасаться ко мне
У меня нет абсолютно никакого желания прикасаться к тебе, грязнокровка.
С трудом делаю вдох, страх смешался с шоком и облегчением.
Конечно же, это он. Я должна была догадаться, ведь только у него есть Рука Славы. И он единственный, кто может видеть меня в темноте.
Люмос!
Свет проникает сквозь щели в одеяле, но я не высовываюсь, потому что, чтобы он ни сказал, он, в конце концов, мужчина. И ничем не отличается от Долохова.
Я будто вернулась в прошлое, когда была совсем еще маленькой девочкой и боялась темноты. Тогда я с головой залезала под одеяло, боясь выглянуть наружу.
Но теперь мои страхи куда реальнее, глубже и ужаснее, и мне приходится каждый день встречаться с ними лицом к лицу.
Я бы все отдала, чтобы страх темноты был единственным моим страхом.
Ты не хочешь вылезти? Издевательски спрашивает он.
Уходи.
Он вздыхает.
Не знаю, почему ты прячешься от меня, он старательно пытается изобразить терпение в голосе. Я думал, мы достаточно хорошо знаем друг друга, чтобы ты могла видеть разницу между мной и Антонином Долоховым. И напоминаю, что именно я спас тебя вчера вечером, хоть этот факт и расстраивает меня.
Расстраивает? Ублюдок, сволочь! Вчера, когда ты оттолкнул его от меня, ты говорил совсем другое. И потом, затаскивая меня обратно с балкона, твои слова тоже отличались от тех, что ты говоришь сейчас.
Да, но, как он пояснил, он помог мне только потому, что печется и ратует за свои чистокровные предубеждения, а еще потому, что это его работа, а не проявление заботы обо мне.
Да я и сама не хочу, чтобы он заботился обо мне.
Я съеживаюсь под одеялом.
Вингардиум Левиоса!
Одеяло взмывает вверх, и я остаюсь лежать совершенно беззащитной под его холодным, надменным, насмешливым взглядом.
Поднимаюсь с кровати и встаю перед ним, судорожно одергивая вниз рубашку.
Ну, надо же! Твои плохие манеры никогда не перестанут удивлять меня, он хмыкает, криво улыбаясь. Я знал, что магглы ленивы, но не думал, что они даже не удосуживаются раздеться перед тем, как лечь спать, он вытаскивает маленькие карманные часы. Девять часов вечера.
Откуда мне знать, который час? Надувшись, бормочу я. Мне ведь никто не докладывает, и здесь нет часов.
Люциус направляет на меня волшебную палочку, и слабая волна боли пробегает по телу. Я задерживаю дыхание, но уже в следующий миг она отступает.
Он ухмыляется, а потом делает взмах палочкой в направлении двери, ведущей в ванную комнату. Она со скрипом открывается.
После вас.
Я прищуриваюсь и хмуро смотрю на него, медленно направляясь к двери. Он наблюдает за мной с усмешкой на лице.
Как только я переступаю порог ванной комнаты, дверь захлопывается. Обернувшись, я вижу, что Люциус преграждает мне выход.
С трудом сглатываю. Его ухмылка становится шире.
Направив палочку на краны ванной, он включает воду.
Я смотрю на него, как кролик на удава, и его ухмылка превращается в хищный оскал, когда он замечает страх в моих глазах.
Что вы делаете? Спрашиваю я, проклиная себя за надломленный голос.
Он заклинанием выключает воду. С волнением отмечаю, как быстро ванна наполнилась водой.
Тебе нужно помыться.
Вдох. Выдох. Сохраняй спокойствие.
Хорошо, стараюсь держать голос ровным, я выйду, как только закончу
Не смеши меня, обрывает он. Я должен убедиться, что ты все сделаешь надлежащим образом. Ты обязана сегодня выглядеть безукоризненно. К сожалению, я видел, что магглы подразумевают под словом «чистый».
Обнимаю себя руками и закрываю глаза, чувствуя, как слезы подступают к глазам, и пытаясь сдержать их.
Меня уже даже не волнует, зачем он приказывает мне вымыться. Знаю, он жаждет, чтобы я задала ему этот вопрос, но, если честно, мне по барабану.
Я не собираюсь мыться в его присутствии. Не буду! После вчерашнего у меня в голове не укладывается, как у него хватает наглости просить меня об этом?
Он уже видел тебя голой
Но это было давно! И у меня не было выбора. Тем более, сейчас все по-другому. Он и я наши отношения изменились настолько, что я даже не знаю, на что они стали походить, и когда все это началось
Отношения Это слово какое-то неподходящее. Оно неприменимо к нам и к тому, что между нами.
Я уже совсем не помню, какой была моя жизнь до похищения. И я уже не помню, когда он успел стать неотъемлемой частью моей жизни. Он стал центром моего существования, и мысль об этом невыносима.
Люциус окидывает меня высокомерным взглядом.
Хватит тянуть резину, бросает он. Ты ведь не можешь всерьез бояться моих намерений? Пора бы уже понять, что я не заинтересован в этом, беспощадная ухмылка. Жаль разочаровывать тебя, но так оно и есть.
Замолчите! Я срываюсь. Я ненавижу его. Я так ненавижу его! Зачем он так? Ведь еще прошлой ночью я думала, что он может я не знаю.
Думала, он пожалеет тебя? Что ж, в таком случае, ты полная идиотка!
Он скалится, и меня прошибает холодный пот.
Ну же, не глупи, лениво тянет он. И перестать впустую тратить мое время. Раздевайся.
Нет, мой голос дрожит. Пока вы не уйдете.
Он невесело усмехается и поднимает палочку.
Империо!
Это прекрасно. Я сделаю все, чтобы остаться здесь навечно, вы же знаете
Снимай рубашку.
Как скажете. Я сделаю это ради вас. Вы можете просить о чем угодно.
Расстегиваю пуговички: одна, вторая, третья
Но нет. Что-то здесь не так. Это неправильно!
Сними рубашку.
Делаю, как он говорит, как он хочет. Всё ради него, потому что только он может унять мою боль
Брось ее на пол.
С улыбкой на губах выпускаю ткань из рук. Так тепло, так спокойно
Холодно.
Нет, мне тепло. Я купаюсь в тепле. Оно везде, окутывает меня, убаюкивая в своих объятьях. Да кому вообще нужна одежда? Ничто больше не имеет значения, кроме ощущения безграничного счастья и его вкрадчивого низкого шепота
Поворачиваюсь. Он может смотреть на всё
Не задавай вопросов.
Как скажете.
Залезай в ванну.
Сажусь на борт ванны и опускаю ноги в воду, постепенно погружаясь глубже. Тепло. Пожалуйста, прошу, не оставляйте меня, не останавливайтесь
Ощущение тепла и счастья покидают меня.
Слишком поздно приходит осознание, что отныне я чувствую лишь тепло воды, сомкнувшейся у моей талии.
Вскидываю руки, прикрывая выставленную напоказ грудь, и благодарю Бога, что вода скрывает нижнюю часть моего тела. Едва удерживаю навернувшиеся слезы.
Со скучающим выражением лица он смотрит на меня так, как будто пытается проникнуть сквозь щит, что я воздвигла вокруг себя и вытащить наружу всю боль и унижение, скрывающиеся внутри.
Лицо заливает краска, потому чтоо, Боже! я голая, а он стоит и смотрит на меня!
И я не могу укрыться от его взгляда.
Это невыносимо!
Он ухмыляется.
Ну, это ведь было не сложно?
Чертов
Наконец, я нахожусь, что ответить
Скотина! Шепчу я. Как вы посмели заставить меня..? И это после того, что случилось вчера!
Поднадоевшая ухмылка вмиг слетает с его лица.
Ты же сказала, что ничего не было.
А ничего и не было, быстро говорю я. Ничего серьезного
Тогда прекрати жаловаться! Он в раздражении возводит глаза к потолку.
Перестать жаловаться? С недоверием переспрашиваю его, сильнее обхватывая себя руками. Вот козел! Да я от страха всю ночь глаз не сомкнула! Он домогался меня, а вы просто говорите, что я должна прекратить жаловаться?!
Его лицо потемнело от гнева, и когда он заговорил, то сделал вид, что не слышал моей тирады.
Ты собираешься мыться, или я вновь должен применить Империо?
Но как я могу сделать это под его пристальным взглядом?
Он опять ухмыляется.
Можешь отвернуться, если хочешь, произносит он. Меня это устроит.
Резко отворачиваюсь, чтобы не дать ему увидеть блестящие от слез глаза.
Не слушай. Это просто слова. Пустые, бессмысленные звуки.