Да знаю я. Чай, не первый год замужем
Это хорошо, что знаете. Но дочитаем до конца первоисточник, так сказать
Не стоит
Стоит, еще как стоит, оставил последнее слово за собой Паромов и зачитал: « а при отягчающих обстоятельствахсмертной казнью».
Баронов был высок и крепок телом. Две «ходки к хозяину» внешне никаким образом не сказались на его здоровье. Природа позаботилась. Не сломили его ни карцеры, ни «шизо», ни распространенный в тюрьмах туберкулез. Физическая сила и скорые на расправу руки сделали его заметным в криминальном мире. Как в зоне, так и на свободе.
«Не легко будет с этим буйволом, подумал Паромов, закрывая книгу. Это не Куко. Сидит уже совершенно трезвый. Даже не скажешь, что три часа тому назад был пьян. Не то, что некоторые его собутыльники».
Думаю, что о смертной казни речь не стоит вести, а вот, лет с десяток вам светит. Согласны?
Рисуй, что хочешь. Я ничего не признаю. Злость, но не ненависть, звучала в словах Барона. Ничего не признаю. И точка.
Хорошо. Не признавайте. Но давай порассуждаем, нужны ли ваши признания в суде, холодно, с долей безразличия и отчужденности стал объяснять Паромов перспективы будущей судьбы Барона. Бритва ваша изъята. И на ней отпечатки ваших пальцев. Этораз. Я был не один, а с внештатным сотрудником милиции. А дружинникам в суде, как сам понимаешь, незаметно включал в беседу участковый неразговорчивого «авторитета», еще как верят. Общественность, господин бандит, большая сила! Этодва. И в-третьих Твои-то дружки-собутыльники, спасая собственные шкуры, долго молчать не будут. Особенно, если с ними поработают опера. А как «работают» наши опера, сам знаешь
Знаю облизал пересохшие губы Барон. Еще бы не знать
Вот именно Потому «расколются», как миленькие. Соучастие или даже укрывательство ни кому из них не нужно. Верно?
Баранов молчал, обдумывая услышанное. От бывшей бравады не осталось и следа. Вместо злости в глазах все больше и больше набирала силу тоска.
Ну, что скажите? спросил участковый насмешливо. Доходчиво разъяснил ситуацию? Или опять не врубаетесь?
Лучше бы вы меня избили, чем в душу лезете. У вас это хорошо получается, начальник. Непроизвольно потрогал он рукой шишку на голове, скривив губы в подобии улыбки и не замечая, что перешел с «ты» на «вы».
А что же вы хотели? Чтобы я, как телок, шею под нож, то есть, бритву, подставил Шалишь, не быть такому никогда! Да и закон на моей стороне.
Делайте, что хотите, мне теперь все равно В голосе тоска и обреченность, и это радовало участкового, решившего одержать психологическую победу над Бароном, имевшим некоторый авторитет в своей среде. Потому он и «ломил» его, и возился с ним.
Паромов уже на горьком опыте, а не только по рассказам своих старших товарищей, знал об отношение прокуратуры к любым противоправным деяниям против сотрудников милиции. Совсем недавно с Минаевым пытались доставить ночью в опорный пункт от кафе «Бригантина» поднадзорного по прозвищу БамбулаЩедрина Валерия. Тому, в соответствии с установленными ограничениями, запрещалось после 18 часов покидать место жительства и, тем более, посещать увеселительные заведения. Щедрин стал упираться. На помощь к нему прибежали его дружки. Завязалась борьба, в ходе которой были оторваны пуговицы на шинели Минаева и на куртке Паромова. Кроме того, у Минаева были сорваны погоны.
Состав преступления, предусмотренного ст. 191-1 УК РСФСР, то есть оказание сопротивления работникам милиции при исполнении ими обязанностей, был на лицо.
Только, благодаря подоспевшим на место происшествия двум милицейским автопатрулям, удалось скрутить Бамбулу и его дружков и доставить их в отдел милиции.
Всю ночь писали рапорта и объяснения. И что? Смешки руководства отдела, гора исписанной бумаги, и постановление следователя прокуратуры об отказе в возбуждении уголовного дела на основании части 2 ст.5 УПК РСФСРза отсутствием состава преступления.
Разочарование. Злость. Обида. И вера только на себя, да на товарищей. А не на Закон и справедливость. Поэтому Паромов уже решил, что никаких рапортов с ходатайством о возбуждении уголовного дела в отношении Барона писать не будет.
Так, как будем решать с вами, гражданин Баронов? нажимал официальным голосом. По закону или по совести?
Не понимаю, к чему клонишь, начальник? Ответил вроде бы и безразлично тот, но на лице мелькнула заинтересованность. Если в «стукачи» хочешь вербонуть, то пустое дело. Сроду «ссученным» не был. Лучше к «хозяину» на нары баланду хлебать.
К чему высокопарные слова. Стукачей и без вас хватает. Вон, указал рукой участковый на стопку разных заявлений и жалоб, лежавшую на углу стола, друг на друга пишут. Дай, Бог, разобраться с этим
Тогда чего вам надо?
Да не многого Признаешь свою вину и приносишь извинения. Ничего, что я на «ты»?..
Вопрос повис в воздухе, однако на лице Барона отобразилось недоумение: участковый его мнением интересуется. А Паромов продолжал:
И не просто извинения, а чтоб твои друзья-товарищи слышали.
Какие они мне друзья. Так, шавки перебил Барон, с пренебрежением отзываясь о своих собутыльниках.
Теперь уже участковый никаким образом внешне не среагировал на последнюю фразу собеседника.
Я не злопамятный. Приносишь официальные извинения, и будем считать, что мы с тобой квиты без всякой такой следственно-судебной тягомотины.
И на сутки не отправите? стал торговаться Баронов.
Вот же человеческая натура: то полное безразличие к судьбе, то готовность во всеуслышанье принести извинения работнику милиции, то торг.
Ну, это уж чересчур. Нагадили хочешь сухим из воды выйти. Не пойдет! Я тогда перестану себя уважать. Да и ты вряд ли станешь уважать, подыграл участковый своему оппоненту. Да и время будет подумать над своей жизнью дальнейшей. Впрочем, сутки не участковый дает, а судья. Суд. Если бы участковые и опера сутки давали, да еще лучше, сами судили и рядили, то, брат, таких бы дел натворили, что и не расхлебать! Верно мыслю?!!
Да куда уж верней! не удержался от улыбки Баронов. Ни одного бы корешка уже в живых не было!
В зале меж тем с неподдельным интересом прислушивались к тому, что происходит в кабинете участкового. И когда услышали, что в отношении Барона участковый при определенных условиях не собирается возбуждать уголовное дело, и Барон может отделаться только несколькими сутками, на разные голоса стали советовать ему принести извинения. Мол, язык без костей, и чего не скажешь, ради свободы. Потом и позабыть можно.
Цыц, вы там!.. Без вашего тявканья знаю, что делать. Ямужик. И слово мое твердо, как камень. И если я извинюсь, то извинюсь. Без задних мыслей. А потомуне тявкать!
Барон подошел к дверному проему. Из зала на него с интересом смотрел десяток пар глаз.
Я извиняюсь перед участковым и признаю свою вину. Пьяным сильно былвот и дурь отмочил. И еще скажу. Участковый хоть и молодой, но молодец. Уважаю таких. Битьтак бить! И опять обращаясь к участковому, добавил:А здорово вы меня! Давно никто так не потчевал. Он почесал ушибленное место и попросил:А теперь попрошу не трогать меня своими разговорами. Дайте тихо посидеть, пока не отвезут в отдел.
Паромов молча пожал плесами, что должно было обозначать «не возражаю». Барон прошел через зал и сел на стул в дальнем углу. У Терещенко от таких метаморфоз даже челюсть отвисла.
Победа была полной. Паромов уже знал, что эти тринадцать человек уж вряд ли когда поднимут на него руку. Да и другим закажут. Все, как в волчьей стаи: стоит вожаку намять шею, как остальные сами хвост прижмут. Впрочем, доставленные из квартиры Речного и были волчьей стаей, так как жили не по человеческим, а по звериным законам.
Ну, ты даешь! сказал Подушкин, после того как всех задержанных отправили в отдел. Разыграл спектакль, как по нотам. А может, зря Может, стоило все официально: рапорти уголовное дело.
Палыч, ты лучше меня знаешь, как бывает «официально». Забыл, что ли про недавний случай с Бамбулой
Да помню Наверно, поступил ты правильно дал задний ход Подушкин.