Все это время Иконников не отрывал глаз от экрана. Лишь когда женщина разложила еду по тарелкам, которые по-хозяйски извлекла из тумбочки вместе с чекушкой «Российской», он снял наушники, крякнул, потер руки и, перебравшись с кровати к столу, приступил к трапезе, краем глаза все же поглядывая в телевизор. Пока он пил-ел, женщина сидела сбоку, подперев голову рукой и молча смотрела на него преданными глазами.
Покончив с трапезой, Иконников набросил на туго натянутую под потолком веревочку две простыни, закрепил их прищепками, и Валентин оказался как бы в отдельной комнате, светлой и довольно просторной, так как простыни свисали по другую сторону стола. Иконников с Любашей притихли на своей кровати, до слуха Валентина доносился лишь их неразборчивый шепот, похожий на шелест листвы в безветренный летний день.
Валентин уж было задремал, как вдруг кровать за простынями тяжело заскрипела, словно Любаша с Иконниковым менялись местами, затем опять на некоторое время установилась шелестящая тишина. Затем на фоне тихого прозрачного шелеста возникли новые звуки: размеренное, постепенно убыстряющееся поскрипывание кроватных пружин. Сообразив, что за действо совершается за простынями и устыдившись, что не догадался раньше куда-нибудь уйти, Валентин вскочил со своей кровати, схватил со спинки стула пиджак и бросился вон из комнаты.
До позднего вечера, до того часа, когда, согласно правилам, гости обязаны покинуть общежитие, он бесцельно шатался по улицам города, а вернувшись в общежитие, застал Иконникова храпящим в одиночестве. Аккуратно сложенные простыни висели на спинке стула.
С того раза, если Любаша являлась в его присутствии, Валентин куда-нибудь поскорее уматывал, не дожидаясь, когда Иконников примется развешивать простыни.
Как-то придя вечером с завода, Иконников сообщил Валентину, с довольным видом потирая руки:
Достал нержавейку, которая поддается закалке! Коньки Анютке сделаю, получше английских будут!
Анютка, дочь Любаши, в пятнадцать лет была уже мастером спорта по фигурному катанию. Незадолго перед тем она вернулась с международных соревнованийкажется, из Болгарии, где заняла второе место. Иконников ревниво следил за ее успехами. Узнав, что тренер Анюткиной соперницы какими-то неисповедимыми путями достал для своей воспитанницы «Катьки» английские фирменные коньки, на каких катаются исключительно чемпионы мира и Европы, он не поленился съездить за город на спортивную базу, где тренировалась Анюткина соперница, поглядел на заморские коньки, повертел их в руках, и этого оказалось достаточно, чтобы в его уникальном мозгу запечатлелись их точные размеры и конфигурация.
Немного не так сделаю, поделился он своими соображениями с Валентином. У тех слабоват нижний толчковый зубец. Куцый какой-то, а он при толчке должен капитально врезаться в лед. Если просто удлинить, может вибрация быть. Значит, этот зубец надо крепким сделать, а для этого придется изменить конфигурацию лезвия
Тогда это уже другие коньки будут, не фирменные, заметил Валентин.
Иконников согласно покивал:
Другие, другие будут, я и говорю. Лучше тех.
Как-то Валентин спросил:
Паш, а ты блоху подковать сумел бы?
Иконников воткнул в него маленькие острые глазки, осуждающе поморгал и спросил:
А на кой хрен? Я вон медикам инструмент один делаюнигде в мире такого нет. Для операций на головном мозге. Ты понял?
Коньки Иконников сделал. Анютка, по его словам, была на седьмом небе, прыжки получались что надо, но превзошла ли она свою соперницу «Катьку», этого Валентин уже не узнал: вскоре Иконников, собравшись в одночасье, даже не попрощавшись с соседом, выбыл из общежития в неизвестном направлении.
* * *
«Ника» размещалась в полутораэтажном кирпичном здании с высоким, выходившим на улицу крыльцом, которым, судя по нетронутому снегу на его ступенях, давно никто не пользовался. Все следыи людей, и машинвели во двор, забранный со стороны улицы высокой металлической оградой с воротами и калиткой. Во дворе, по крайней мере на видимой его части, не было ни души.
Калитка оказалась запертой. Валентин поискал глазами кнопку звонка и, не найдя, хотел постучать по железной обшивке кулаком, но в этот момент из-за дальнего угла здания вышел высокий парень в черном полушубке. Приблизившись с той стороны к калитке, он уставился на Валентина тусклыми серыми глазами.
По какому делу?
По личному, сказал Валентин. У вас тут Иконников работает? Пал Степаныч. Надо повидаться.
Договаривались? лицо парня оставалось непроницаемым.
Нет. Скажи ему: Валька, мол, Карташов из Торска.
Парень извлек из кармана телефончик, раскрыл, набрал короткий номер и кому-то сказал:
Павла Степаныча какой-то Валька спрашивает. Говоритиз Торска Получив ответ, сказал неожиданно доброжелательным тоном:
Ты это Подходи сюда к пяти часам, ладно?
* * *
В пять часов ворота были широко раскрыты, и на выезде со двора стоял сверкающий светло-серый «Мерседес» с темными стеклами, а возле него трое амбалов, среди которых был и тот, уже знакомый. Он приветливо махнул Валентину рукой, приглашая в свою компанию. Но в этот момент все амбалы вдруг зашевелились, один обежал вокруг машины, открыл заднюю дверцу и застыл неподвижно.
К Валентину быстрой семенящей походкой приближался радушно улыбающийся бородач в длинной, до пят, коричневой дубленке и шапке из какого-то длинноворсового серебристого меха. Протянул руку, и тотчас пальцы Валентина оказались словно в стальных клещах.
Я уж думал, что ты и знаться со мной не хочешь! проговорил он насмешливо, приблизив свои глаза-буравчики в красных обводах к глазам Валентина и затем кивком указал на машину:Усаживайся, поедем водку пить. Утренний знакомец Валентина услужливо захлопнув за ними дверцу, уселся на переднее сиденье, другой амбал занял место за рулем, а третий остался во дворе.
По дороге Валентин спросил Иконникова про Анютку: оправдались ли надежды на коньки, которые тот ей сделал.
Хорошо пошла, кивнул тот, не поворачивая головы. Настроилась в чемпионате Европы кататься, и примолк.
И что? не дождавшись продолжения, спросил Валентин.
Какая-то сволочь во время отборочных сперла у нее коньки, те самые, не сразу, после долгой паузы ответил Иконников. Шестое место заняла. И все, сломалась. Ушла совсем из спорта.
И что теперь делает? спросил Валентин.
Ответить Иконников не успел«Мерседес» остановился у подъезда большого, выкрашенного в горчичный цвет дома.
В прихожей их встретила миловидная блондинка лет двадцати трехдвадцати пяти, в пушистой розовой кофточке и узких коротких брючках. Валентин решил, что это и есть Анютка собственной персоной (видеть ее прежде ему не приходилось), но Иконников сразу внес ясность:
Наташа, моя жена, и шутливо предупредил:Не вздумай приударить, а то на всю жизнь останешься холостым.
При этом Наташа, покраснев, бросила на мужа укоризненный взгляд.
Водка, закусь на столе? спросил у нее Иконников.
Проходите, все готово, сказала она.
Квартира была шикарная, начиная с просторной, облицованной деревом прихожей. А в комнате, куда они прошли, две стороны занимала высокая, под потолок, «стенка» черного матового дерева с таким же матово-черным навесом в половину потолка. Напротив «стенки» стоял кожаный диван, а перед диваномнизкий длинный черный стол, заставленный тарелками и вазочками со всевозможной «закусью»: солеными огурчиками, красной и черной икрой, балыком, бужениной, твердокопченой колбасой А в бутылкахводка «Абсолют».
За стол сели Иконников, Валентин и утренний знакомец Валентина Сашурик Наташа даже не зашла в комнату. Водитель «Мерседеса» тоже пропал из виду.
Прежде чем приступить к трапезе, Иконников включил с помощью дистанционного управления телевизор с огромным экраном.
Выпили за встречу.
А я все думал, куда ты запропал, сказал Валентин Иконникову, закусывая водку янтарным, тающим во рту балыком. Вон, оказывается, как живешь
Творческий труд теперь в цене, философски заметил тот, подхватив вилкой из вазочки комок красной икры, и добавил с усмешкой:Если сумеешь продать. А тебя опять в общагу воткнули?