Пока трудно что-то утверждать наверняка, сказал Филипп. . Еще не все жильцы дома опрошены, завтра продолжим эту работу. Возможно, при свете дня найдем еще какие-то улики. Потерпевший придет в сознаниес ним поработаем. Нападавшие знали про получкуне исключено, что кто-то из них работает на вашем заводе.
Почему-то выбрали именно Ионина, сказал Орлинков. И момент подгадали, как раз перед пуском цеха, ни раньше, ни позже.
У него на заводе есть недоброжелатели?
Орлинков усмехнулся.
Как без них? Но поди их распознай, они же не вешают на грудь таблички со словами: «Ионин и Орлинковмои заклятые враги». Разумеется, есть люди, которым не нравится то, что происходит на заводе, и они этого не скрывают.
А что происходит? спросил Филипп.
Завод имеет хоть небольшую, но прибыль, а рабочие аккуратно, без задержек, получают зарплату, причем по нашим временам весьма приличную.
Это известно, сказал Филипп. И кому же такое не по душе?
Указывать на конкретных лицзначит, их обвинять. Но у меня нет доказательств. Только предположения.
От этих людей исходит опасность? Вы ее чувствуете?
Да.
Опасность для вас лично?
Что значит, для меня лично? Или лично для Ионина. Пострадал Ионинпострадает и производство. У нас с Иониным много единомышленников, но есть и теневая оппозиция, которая вынашивает свои планы. Не так давно узнаю, что кто-то исподтишка начал скупать акции «Ориона». Причем, в неограниченных количествах и по хорошей цене. Вы представляете, чем это может грозить? Скупают у наших же работников. Ведь при акционировании каждый, включая пенсионеров, получил по десять акций Дивиденды не выплачивались, не было у нас таких возможностей, да люди особо не обижались, довольны были и тем, что хоть зарплату вовремя получали. Но представьте себя на месте владельца не приносящих вам ни копейки акций. Вы на меня, директора, не обижаетесьнапротив, искренне считаете меня хорошим директором. Но вот некто вам предложил за ваши бесполезные бумажки по двадцать пять доллароввы что, не продадите? Десять акцийэто двести пятьдесят долларов! Для пенсионера это сколько же месячных пенсий? Нет, я не в обиде на тех, кто решил продать акции, это их право. Однако нам пришлось принимать авральное решение Вам не нравится коньяк?
Филипп виновато улыбнулся:
Я на работе. Не обращайте внимания.
Ну хорошо, а мне не помешает полечиться, и Орлинков наполнил свой опустевший стопарик.
Вам удалось выйти из положения? спросил Филипп.
Пришлось принимать авральное решение, повторил Орлинков, держа в руке полный стопарик. Мы объявили о том, что начиная с этого года по акциям будут выплачиваться дивиденды. Ну, разумеется, не по двадцать пять долларов, а лишь по десять, но люди-то в большинстве своем сообразили, что теперь им нет никакого расчета продавать акции. В итоге у скупщиков возникли проблемы.
Где ж вы деньги взяли?
Попросили у банка. Думаю, нынче уже вернем. А как пустим новый цехтогда и без кредитов сможем обходиться.
Полагаете, скупщики откажутся от своих планов?
Поживемувидим, сказал Орлинков. Будем держать ухо востро. Сейчас у меня голова болит за кадры. Много на заводе специалистов, которые по старой привычке лишь отсиживают на работе свое время, хотя талантов вокругпруд пруди. Тоже где-то отсиживают свои часы, а могли бы горы сворачивать, если создать им условия. Будем таких приглашать. Будем создавать условия. Зарплатасоответственно способностям и практической отдаче.
Это ваши работы? Филипп прошелся взглядом по доскам с резьбой, висевшим на стенах.
Нет, куплены. Вот этот портрет приобрел на выставке, Орлинков развернулся в кресле и указал пальцем на Паганини, игравшего на скрипке. Потом познакомился с художником и стал выбирать, что нравилось, прямо у него дома Хороший коньяк, вы напрасно.
Филипп сделал глоток.
И правда.
Орлинков посмотрел ему в глаза:
Вы сможете хотя бы приблизительно выяснить, что это былоуличный грабеж или целенаправленное покушение? и тут же оговорился:Я понимаю, чтобы преступников арестовать и привлечь к суду, потребуются улики, весомые доказательства, которых может не оказаться в нужном объеме, но ведь какая-то оперативная информация так или иначе попадет вам в руки
Будем надеяться, сказал Филипп, прилагая усилие, чтобы выбраться из кресла, ему это удалось только со второй попытки Может, уже завтра что-то прояснится. Но до завтра дожить надо.
Однако ни дополнительный осмотр места происшествия, ни дополнительные опросы жильцов, ни подключение к делу тайных осведомителей ситуацию не прояснили. Ни завтра, ни через неделю, ни через месяц. На четырехгранном металлическом стержне, которым ударили Ионина, отпечатков пальцев не оказалось. По найденным окуркам установить в миллионном городе личности грабителей также было делом совершенно безнадежным.
После разговора с Орлинковым Филипп готов был допустить и такую версию: нападение на Ионина было заказным, лишь имитированным под уличный грабеж. Возможно, кому-то на «Орионе» главный технолог и впрямь сильно мешал. Если так, то заказчики скорее всего работают на «Орионе», а исполнители Исполнители могут находиться где угодно. Возможно, что их уже и в городе нет.
Время шло, а по делу Ионина не удавалось выявить даже подозреваемых. Такие дела нередко попадают в разряд нераскрытых. И не обязательно потому, что их в принципе невозможно раскрыть. Многое упирается в опыт оперативника и время, которое он в состоянии посвятить этому делу. Опыта Филиппу не занимать, а вот что касается времени Ведь помимо дела Ионина, у него в работе немало еще и других дел, одни удачно раскрываются, другие повисают на шее тяжелым грузом, но и те, и другие требуют времени, времени, времени. А сколько писанинынужной и ненужной, но всегда одинаково обязательной! По мере того как дело Ионина «остывало», времени для него оставалось все меньше.
Однако Филипп продолжал собирать крохи информации, имеющей к этому делу хоть какое-то отношение и терпеливо ждал, когда появится возможность поговорить с потерпевшим, который, не исключено, видел лица напавших на него преступников.
Между тем состояние Ионина оставалось стабильно тяжелым, в сознание он так и не приходил.
1. Дурное предчувствие
В последнюю ночь поезд, следовавший до сих пор точно по расписанию, неожиданно и по непонятным причинам выбился из графика. Прибыл он в Екатеринбург почти с трехчасовым опозданиемне в пять девятнадцать, а в восемь ноль семь вечера по местному времени. И хотя Валентин успевал по своим делам, все же сказалось нервное напряжение, которое не отпускало его в последние дни ни на минуту. Почему-то увиделся в этом опоздании недобрый знак, и до конца пути Валентин не мог отделаться от смутного предчувствия какой-то неотвратимой и непоправимой беды.
А на сердце и без того кошки скребли, уж слишком крутой вираж намечался в его судьбе. Нежданно-негаданно позвонил ему в сибирское захолустье из Екатеринбурга однокурсник Андрей Орлинков, теперь уже генеральный директор завода с красивым названием «Орион». Позвонил, чтобы предложить хорошую работу. Так и сказал: «хорошую», а на вопрос Валентина: «Что за работаконкретно?»ответил: «С вокзала заваливай прямо ко мне домойтам и потолкуем», и велел записать адрес. «А как насчет жилья?»осторожно поинтересовался Валентин. «Ключи от твоей квартиры у меня в кармане, ответил Андрей, Так что скорее выписывайся из общаги и садись на поезд».
Валентин обещал подумать. Они не были друзьями, хотя в студенческие годы прожили около двух лет в одной комнатеу каждого была своя компания. После института оба получили назначение в небольшой сибирский город Торск, на инструментальный завод, но там их дорожки и вовсе разбежались: Андрей, сделав блестящую карьеру в отделе главного технолога, года через три сменил отошедшего в мир иной шефа, а еще через пару лет приказом по министерству его перевели в Екатеринбург, главным инженером «почтового ящика», после чего Валентин потерял его из виду.
Лишь однаждыеще в студенческие годыих с Андреем пути пересеклись, да так, что вся жизнь Валентина после этого пошла наперекосяк. Был он тогда влюблен в красивую зеленоглазую бестию, студентку института народного хозяйства Иду Зараменскую, и уже собирался признаться ей в своих чувствах, да, видно, не судьба: Андрей увел девчонку у него из-под самого носа.