Руперт оттолкнулся от стола и проехал на офисном кресле назад, в сторону ксерокса.
Все ясно, усмехнулся он, значит, она подождала, пока ваша писательская шайка разойдется, чтобы спокойно позволить себя убить.
Петеру Гердесу не нравился тон, но он сохранял разумное спокойствие.
Нет, не думаю. Она собиралась пойти к другу или к мужу, точно не знаю. Он вроде как живет где-то неподалеку Может, она с ним поругалась и снова вернулась на променад или просто захотела прогуляться, чтобы осмыслить произошедшее.
Руперт встал, поднял бутерброд, взвесил аргументы за и против того, чтобы убрать верхний слой и съесть остальное, но все-таки решил выбросить в мусорную корзину все целиком.
Это всего лишь ваша писательская фантазия, а не наблюдения, зло возразил он.
Еще это называется «логика», отозвался Петер Гердес. Или «здравый смысл».
* * *
Когда Кирстин де Боек увидела сквозь дверной глазок Эске Таммены Веллера и Анну Катрину, то сразу поняла: случилось что-то плохое. Она отперла цепочку и засов и открыла дверь.
Она надеялась, что звонок не разбудил маленького Фоко.
Что с Эши? спросила она, уже стыдясь, что написала такое гневное письмо.
Меня зовут Анна Катрина Клаазен, я главный комиссар отдела по расследованию убийств Остфризии. Это мой коллега, Франк Веллер. Могу я узнать ваше имя?
Да, конечно. Вообще-то, я няня. И, собственно, подруга. Короче говоря Присматриваю за маленьким Фоко. А что с Эши?
Нам очень жаль, но вашу подругу убили.
Кирстин де Боек показалось, что дом рухнул. Мир взорвался, все разлетелось на кусочки. В животе что-то сжалось. Она перестала чувствовать ноги. А потом словно зависла на мгновение в воздухе, видя перед собой лишь потолок. И наконец, смогла увидеть сквозь потолок небо.
Она не знала, долго ли пролежала. Маленький Фоко был теперь рядом с ней и повторял:
Кирстин? Кирстин?
Веллер на кухне пытался дозвониться до службы психологической поддержки.
Что-то случилось с мамой? спросил Фоко у Анны Катрины. Она посмотрела на ребенка, и ей очень захотелось прижать мальчика к груди. Но она не имела права ему отвечать.
Малыш сразу почувствовал: случилось что-то плохое, и набросился на Анну Катрину с кулаками, словно она была виновницей всех бед.
Она попыталась остановить ребенка, не делая больно. Тогда он просто расплакался у нее на руках.
Кирстин де Боек задышала ровнее, подняла голову и приподнялась на локтях.
Вы знаете, где ваша подруга собиралась провести вечер? спросила Анна Катрина. Какие-нибудь имена? Адреса?
Да, знаю. Она пошла к Вольфи.
Вольфи?
Доктору Вольфгангу Штайнхаузену.
У них были отношения?
Кирстин де Боек кивнула, а Фоко принялся тянуть Анну Катрину за волосы и визжать.
* * *
Руперт не нуждался в доказательствах. Он и так прекрасно знал, что мужчины не созданы для домашней работы. Можно ли представить себе Хамфри Богарта с тряпкой? Джона Уэйна с пылесосом или Джеймса Бонда, вешающего занавески?
Но в жестоком мире, где мы живем всего один раз, злодейка-судьба не щадила Руперта: ему приходилось разгружать посудомоечную машину, что вовсе не шло на пользу спине.
В пояснице что-то хрустнуло, и Руперт утратил вертикальное положение.
Как назло, именно сейчас, когда он показал плохие результаты в дурацком тесте Баума. Он боялся, что коллеги начнут смеяться у него за спиной, потому что он недостаточно быстро выходит из машины или встает с кресла.
Из-за жуткой боли ему пришлось принять две таблетки ибупрофена, в результате чего заболел еще и желудок. Когда Руперт заглянул в наполовину разгруженную машину, она вдруг заработалакак ему показалось, нахально ухмыльнувшись. Он хотел ее закрыть, но никак не мог дотянуться. Наклониться достаточно низко просто не получалось. Чтобы показать проклятой машине, кто в доме хозяин, Руперт ее пнул. Посуда внутри зазвенела, словно смеясь.
Острая боль пронеслась по позвоночнику и побежала вниз, до самых подошв. Руперту показалось, что сейчас у него лопнут яйца. И что, в таком состоянии он должен принимать показания? И как назло, у этого писателя из Эзенса, у этого Точки.
Первым делом Руперт отправился в клинику Уббо-Эммиуса. Он попытался прорваться внутрь с помощью удостоверения и фразы: «Отдел по расследованию убийств Остфризии. Мне нужно поговорить с доктором». Возможно, ему бы даже удалось это сделать, если бы он не держался за спину с перекошенным от боли лицом. Но сотрудница на стойке регистрации спросила, кто его домашний врач и посещал ли он уже ортопеда.
Она поинтересовалась, как давно у него возникла боль, и Руперт, едва сдерживаясь, прорычал:
С тех пор, как я начал разгружать посудомоечную машину!
Доктор Нимейер нашел для него время. Руперту пришлось лечь и поднять правую ногу. Легче было бы осушить одним глотком сапог пива.
Доктор спросил, что случилось, и поскольку именно в этот момент в комнату вошла необыкновенно привлекательная медсестра, Руперт солгал:
Я преследовал опасного преступника. Он выпрыгнул из окна. Мне пришлось последовать за ним!
Девушка пристально на него посмотрела. Доктор Нимейер стукнул Руперта молоточком по нерву чуть ниже колена. Нога высоко отпружинила.
С моим другом, начала медсестра, наклоняясь за упавшей марлевой повязкой, однажды случилось подобное, когда он разгружал посудомоечную машину. Понадобилось несколько недель, чтобы прийти в норму.
Да, простонал Руперт, бывает
Доктор Нимейер уверенно объявил:
У вас смещение крестцово-подвздошного сустава.
Еще несколько секунд назад Руперт и не догадывался о его существовании в своем теле.
КПС, сократил доктор Нимейер и прописал лечебную гимнастику.
Руперт улыбнулся и покосился на медсестру.
Мне же не восемьдесят!
Ему пришлось перевернуться на живот, что потребовало немалых усилий.
Доктор Нимейер спросил, прочитал ли уже Руперт книгу своего коллеги Уббо Гейде. Доктор признался, что любит детективы, и Руперту не хотелось сознаваться, что последнюю книгу он прочитал еще в школе, и тоне по своей воле.
Доктор Нимейер надавил на какую-то точку и спросил, не больно ли.
Руперт взвыл. Но когда настало время вставать, сразу почувствовал себя гораздо подвижнее. Конечно, степ танцевать было еще рановато, но ходить прямо уже удавалось более-менее сносно.
Руперту сразу захотелось заключить врача в объятия. Но тот еще раз настоятельно посоветовал лечебную гимнастику и спросил, не Руперт ли работает над делом трупа, найденного в гавани Лера.
Да, гордо отозвался Руперт, оно уже, можно сказать, раскрыто, но он подмигнул медсестре, большего я, к сожалению, вам рассказать не могу. Служебная тайна!
* * *
Дверь открыла уборщица-вьетнамка. Когда Анна Катрина и Веллер показали ей удостоверения, она заверила, что работает у господина доктора Штайнхаузена совсем недавно, и он обещал, что скоро официально ее зарегистрирует, с ИНН и всем прочим необходимым.
Анна Катрина и не подозревала, что в Лере вообще есть такие квартиры. Потрясающий вид на гавань. Открытый камин. Двести пятьдесят, а то и триста квадратных метров жилой площади.
Ее изумила огромная картина. От потолка и почти до пола, добрых три метра длиной. На ней было изображено дикое бушующее Северное море, а посреди негорыболовный катер. Команде можно было только посочувствовать. Казалось, что они вот-вот сгинут в пучине.
Картина не понравилась Анне Катрине. Слишком драматично, а Северное море слишком враждебно. Она отвернулась.
В квартире была просторная сауна, посреди нее стоял кристалл для медитаций размером с футбольный мяч. В соседней комнатетренажерный зал с современными снарядами. Беговая дорожка. Велосипед. Верхняя тяга. Комплект гантелей.
Кто бы ни занимался тут последним, он вызвал у Веллера уважение. Этот человек жал штангу весом восемьдесят килограмм.
Похоже, здесь потрудился дизайнер интерьеров, которому выдали немало денег. Дорогая мебель. Толстые ковры.
Кто тут живет? спросил Веллер.
Анна Катрина напомнила:
Доктор Вольфганг Штайнхаузен.
И как он заработал такие деньжищи?